- Господин ректор! Кларисса попросила меня отнести вам целебные мази, она побежала в лечебное…

Он медленно развернулся в мою сторону, и я растерянно закончила:

- … крыло.

Огонь затронул только левую сторону, поэтому кожа лица, шеи и плеча полыхала ярко-красным цветом. Мокрые горелые остатки рубашки свисали черными лохмотьями. Кажется, волосы тоже опалило, но не так сильно.

Должно быть, это ужасно больно. И выглядит не менее жутко.

Я спохватилась, что стою истуканом, разглядывая ректора, вместо того, чтобы чем-то помочь, и засуетилась:

- Давайте посмотрим, что Кларисса приготовила для вас.

Поставив корзинку на стол, я сдернула с нее салфетку и увидела все необходимое: обеззараживающий раствор, марлю и мазь от ожогов.

- Вам помочь или вы сами справитесь? – робко произнесла я, не зная куда деть руки от неловкости.

- Да уж, помоги, - издевательски проговорил ректор.

Вот что за человек? Я пришла с помощью, а он снова говорит со мной так, будто я ему что-то должна!

Хотя, я и должна. Вроде как. За приют, работу и прочее.

Я проглотила резкий ответ, который был готов сорваться с моих губ, и максимально миролюбиво сказала:

- Скажите, что от меня требуется, я все выполню.

- Так уж и все, крошка Лили? – он снова ответил тем же тоном.

Может, ему не так уж и больно, если сил хватает на то, чтобы язвить?

Он, видимо, по моему лицу понял, что перегибает палку, и продолжил:

- Помоги мне снять рубашку, только осторожней, кажется, кое-где она прилипла к коже.

Я посмотрела на него округлившимися глазами. Как-то я совсем не ожидала, что мне придется обрабатывать ему раны. Я же не целитель и совсем не умею этого делать!

- Давай, Лили, не томи, - подбодрил меня ректор. – Я бы и сам справился, но не дотянусь. Не укушу я тебя в конце концов!

Он встал с кресла и застыл в ожидании.

Глубоко вздохнув, я приблизилась к нему и дрожащими руками потянулась к уцелевшим пуговицам рубашки.

Ничего в жизни я не расстегивала так осторожно, боясь ненароком дернуть ткань и причинить боль.

Аккуратно вытягивая края рубашки из черных брюк, мне пришлось на секунду завести руки ему за спину, отчего получилось так, будто я его обняла.

От его тела исходил жар, будто огонь все еще полыхал где-то рядом, и я поспешно отпрянула, пытаясь скрыть свое смущение.

Правую руку ректора я быстро освободила от рукава, а вот с левой пришлось повозиться: ткань действительно прилипла к коже, пришлось размачивать обеззараживающим раствором и снимать горелые остатки рубашки по кусочкам.

Было очень неловко от того, что мне приходится прикасаться к его обнаженной коже и быть так близко, что я вновь почувствовала аромат его одеколона, перемешанный с запахом сгоревшей ткани.

Пока я возилась, ректор ничем не выдавал того, что ему было больно, хотя мышцы на его груди чуть подрагивали, когда я снимала очередной лоскут рубашки.

- Потерпите, - почти умоляюще прошептала я, - мне не нравится делать вам больно, но выбора нет. Я сейчас закончу и дам вам немного отдохнуть.

- Ты поэтому так краснеешь, что от тебя можно костер развести? – неожиданно спросил ректор.

- Я не краснею, - сказала я и почувствовала, как заливаюсь краской еще сильнее. – То есть краснею, но … мне просто жарко, вот и все.

Он усмехнулся:

- Или это от того, что ты впервые раздеваешь мужчину, крошка Лили?

- Я не раздеваю мужчину, - я возмутилась до глубины души. – Я помогаю пострадавшему обработать раны. К тому же, вы мой начальник.

- Значит ли это, что мужчину ты в начальнике не видишь? – чуть угрюмо спросил ректор.

- Никаких мужчин я ни в ком не вижу, повернитесь боком, - мне оставалось протереть заднюю сторону его плеча и можно будет накладывать мазь.

- Ах да, - язвительно ответил он. – Я совсем забыл, что у тебя Кевин – свет в окошке. А его ты раздевала?

Этот разговор был настолько нелепым, что я молча закатила глаза и ничего не ответила на этот вопрос.

- Осталось наложить мазь, - я бросила использованный кусок марли в корзину для мусора и взяла баночку приятно пахнувшего средства.

Когда я подошла обратно к ректору, то заметила, что он смотрит на меня непривычно тяжелым взглядом, от которого мне стало не по себе.

- Почему вы на меня так смотрите? Вам больно?

- Очень больно, крошка Лили, но не от ожогов, - мрачно произнес он. – Почему ты не отвечаешь на мой вопрос?

- Зачем мне на него отвечать? – я пожала плечами. – Вы же только и делаете, что провоцируете меня своими двусмысленностями. Вам забавно, что я смущаюсь, вот вы и развлекаетесь.

Я зачерпнула двумя пальцами густую мазь и предупредила:

- Может быть больно от прикосновений, придется потерпеть. Я постараюсь быстро.

Ректор продолжал смотреть на меня так, будто я только что обчистила его карманы, и он размышлял, как меня вывести на чистую воду.

Подойдя к нему ближе, я осторожно дотронулась до покрасневшей кожи на лице.

Она была горячая, и мазь моментально впитывалась в нее, словно вода в иссохшую землю.

Я зачерпнула побольше, надеясь, что она поможет заживить кожу. Будет обидно, если на таком красивом лице останется шрам.

Ректор стоял, не двигаясь, закрыв глаза, а по его лицу расползалась… улыбка?

- Вам смешно? – сурово поинтересовалась я.

Вот так стараешься, заботишься, а он веселится!

- Нет, не смешно. Просто приятно, - мягким голосом ответил он. – Хоть что-то сегодня может быть приятным? Кстати, а Кевина ты раздевала?

- Нет! – я выпалила ответ прежде, чем успела подумать, и моментально разозлилась. – Почему вам это интересно? Это же моя личная жизнь! А даже если и раздевала, то что?

Последнюю фразу я бросила с вызовом в голосе, активно втирая мазь ему в кожу, не заботясь о том, больно ему или нет. Вот нахал!

Ректор засмеялся под моей рукой:

- Спасибо за ответ, я так и думал. Иначе бы ты не краснела тут, будто я на невинность твою покушаюсь.

Я промолчала, продолжая наносить мазь. Его кожа под моими руками смягчалась и мне нравилось к ней прикасаться.

Под пальцами словно забегали крохотные искры, проникая глубоко внутрь, будто бы наполняя живительной энергией каждую клетку.

Очень необычное ощущение.

Кажется, что-то подобное почувствовал и ректор, т.к. внезапно с силой прижал мою руку к себе и пробормотал:

- Подержи секунду. От твоей руки боль уходит.

Я замерла, не шевелясь. Под моей ладонью равномерно билось его сердце и перекатывались мускулы, и этот жест казался весьма интимным.

Но если ему от этого становится легче, то, наверное, ничего такого в этом нет.

В голове слегка зашумело, и я неловко спросила:

- Давайте я вам продолжу наносить мазь? Может, это вам от нее легче становится?

Ректор посмотрел на меня чуть затуманенным взглядом и отпустил мою руку.

- Нет, мне легче не от мази, - он заинтересованно посмотрел на меня. – У тебя ведь нет дара? Давай еще раз проверим?

- Мой дар пропал много лет назад, - я снова зачерпнула мазь из баночки. – Вам кажется, что дело во мне, это не так.

Я осторожно размазывала мазь по его широкой груди, стараясь едва касаться. Честно говоря, тут он и сам бы мог справиться, но я оправдывала себя тем, что делаю это в благодарность за спасение студентов.

Признаваться самой себе в том, что мне нравится касаться обнаженной груди ректора – было уже слишком.

- Почему вы не пошли в лечебное крыло? – тихо спросила я, надеясь ничего не значащим разговором отвлечь себя от странных эмоций.

- Там места все были заняты, и меня не так сильно задело, как остальных, - ровным голосом произнес ректор. – Да и ты куда приятней местного доктора.

Я смущенно подняла на него глаза. Его взгляд скользил по моей коже невесомым касанием, от чего по спине пробежали мурашки.