Стало непонятно, почему команда Десара меня не раскусила. Хотя… я настолько натренировала волю, сопротивляясь заклинанию подчинения, что допрос не казался чем-то запредельным, а сыворотка наверняка действовала на меня слабее, чем на обычного мага. На целителях все зелья работают иначе. А ещё я успела адаптироваться в этом мире и принять свою новую жизнь. Попади я в руки безопасникам месяц назад, они бы сразу же обо всём догадались, но мне хватило времени, чтобы освоиться. А ритуал слияния вернул ещё и воспоминания Гвендолины, что тоже сильно помогло. Пусть сфера её интересов была крайне ограничена, но мне всё равно не пришлось начинать в этом мире с нуля. Да и поддержка мужа давала очень многое. Если бы только он сразу делился со мной значимой информацией, а не вводил в курс дела постфактум!

— Ирвен, мне не нравится, что ты снова и снова рассказываешь мне о чём-то важном уже после того, как всё случилось. Сегодня на допросе мне было бы проще, если бы я знала, что тебя самого уже допросили.

— Понимаю, Гвен. Но и ты пойми, что я просто не привык к тому, что в моей жизни есть человек, с которым я должен делиться всем. Кроме того, у тебя есть свои тайны, и я не требую, чтобы ты мне их открыла, — твёрдо сказал он, и пришлось с ним согласиться.

— Я знаю… Но это не только мои тайны…

— Именно поэтому я и не наседаю на тебя. Надеюсь, что ты поделишься, когда сочтёшь нужным. Однако и ты должна принять, что я не такой человек, чтобы после любого происшествия бежать к жене и сразу же всё ей выкладывать. Мне нужно время, чтобы привыкнуть к нашему браку, Гвен.

Да куда уж мне, если в своё время он даже не соизволил оповестить родственников, что смертельно ранен!

— Ты прав. Просто… мне бы очень хотелось, чтобы ты делился со мной.

— Я делюсь. И знаю, что ты умеешь хранить секреты. Потрясающе ценное качество.

Мы обнялись, но тюремную тишину разорвал недовольный рык надзирателя:

— Не увлекайтесь там!

Кажется, этому садисту просто нравилось нас третировать.

Поев, мы с Ирвом приготовились ко сну, он снова протянул мне руку, а я уже привычно переплела наши пальцы, мечтая, что скоро мы будем дневать дома, в своей постели, рядом.

Нужно лишь дождаться решения Бреура.

Вечером следующего дня я проснулась уже уставшей, с мыслью, что опять придётся выискивать момент, чтобы обнять или поцеловать мужа, ходить в воняющий туалет, да ещё и отдавать все силы артефакту.

Тюрьма — это действительно наказание, и какими бы приемлемыми ни выглядели условия, именно монотонность и гнетущая рутина, которую невозможно изменить — самое тяжёлое. Знание, что беспросветное завтра ничем не будет отличаться от тягостного сегодня, вчера или послезавтра — безумно угнетает.

Но я не разрешила себе хандрить. Поднялась с нар, улыбнулась Ирвену, освежилась, переоделась в чистое, и оказалось, что всё не так плохо.

Если бы не муж, не наши разговоры, не возможность просто смотреть друг на друга и держаться за руки, я бы скатилась в пучину тоски. Однако рядом с Ирвеном даже тюрьма не казалась настолько уж дрянным местом.

Вчера Бреур так и не дал о себе знать, следовательно, нас ждал судебный процесс. От одной только мысли о нём начинало ломить зубы. Получится ли утаить на суде, что я — чужемирянка? Вряд ли. А значит, Ирву нужно заранее рассказать об этом родным. В том числе и Десару, который вряд ли после этого сможет мне доверять. На допросе-то я промолчала…

Неужели пора смириться с тем, что никакой тайны уже нет? Боллары будут молчать, чтобы не подставлять Бреура, Блайнеры будут молчать, чтобы не подставлять Ирвена, но разве можно рассчитывать, что так продолжится вечно?

Голова гудела от роя мыслей, жалящих осами, и по всему получалось, что я зря промолчала на допросе. Но если бы открылась, то это негативно повлияло бы на мужа — ведь он-то ничего не сказал!

В итоге искусала губу в кровь и извела себя окончательно. Ирвен пытался меня успокоить и говорил, что следующий ход за Бреуром, от его решения мы и будем отталкиваться. Муж также утешал тем, что никто из безопасников не спрашивал о моём происхождении, так что они сами виноваты. Пусть следующий раз начинают с вопросов: «Вы чужемирянка? Случалось ли вашему духу занять чужое тело? Нет ли желания попрогрессорствовать и тяги изобрести пельмени и оливье?»

С другой стороны, быть чужемирянкой — не преступление. Преступление — скрывать этот факт от властей, следовательно, рассказав безопасникам, я бы только подставила мужа, а ему другое обвинение к уже имеющемуся сейчас точно не нужно.

Куда ни кинь — всюду клин. Или, как здесь говорят, куда ни ступи — везде шипы.

Мы с мужем ждали, что нас вызовут в суд, но этого всё не случалось и не случалось. Когда наконец за нами пришёл тюремщик, я уже настолько переволновалась, что устала переживать и ощущала себя до странного оцепеневшей и равнодушной.

— К вам посетитель, — пробормотал полуденник и открыл нашу камеру.

Извилистые коридоры тюрьмы ни капли не изменились за прошедший день, и наши шаги отдавались в них гулким эхом. Ирвен держал меня за руку, слегка поглаживая ладонь. Решение на этот раз довериться ему пришло само собой. Пусть расскажет или умолчит о моём происхождении, пусть его правозащитник сцепится с их стряпчим в суде, пусть муж хоть прибьёт Бреура прямо в зале заседания у всех на глазах, мне уже всё равно.

На удивление, нас привели не в суд, а ту же самую комнату для свиданий на шесть столов, где уже ожидали знакомые лица. Практически тот же состав, только вместо Кима с нашей стороны присутствовал Десар. Он с любопытством изучал Болларов, особенно много внимания уделяя Кайре, которая в ответ бросала на него уничтожающие взгляды, что, впрочем, его лишь забавляло.

После коротких — на грани грубости — приветствий с обеих сторон, Бреур сухо проговорил:

— Я решил принять твоё предложение, Гвен. Я заберу свои обвинения и откажусь от требования компенсации, взамен ты откажешься от намерений выдвинуть обвинения против меня и навредить тем самым семье. Ты письменно и клятвенно заверишь своё обязательство хранить две тайны. Уже полученные мною деньги останутся у меня, а ты расскажешь, как вам с Блайнером удалось обойти проклятие. Ты согласна?

— Да, — коротко ответила я, глядя в прозрачно-голубые глаза. — Да, именно этого бы я и хотела.

На оформление документов ушло неприлично много времени. Я наблюдала за Болларом, и чем больше смотрела на него, тем сильнее крепло ощущение, что он задумал нечто дурное, какую-то новую гадость. Он делал вид, что отступает, но лишь для того, чтобы перегруппироваться и атаковать снова, на этот раз исподтишка и, скорее всего, в спину.

Эти мысли отравляли вроде бы радостное окончание нашего противостояния.

Когда правозащитники подробно расписали, от каких обвинений и требований отказывается каждая из сторон, документы легли перед нами. Один экземпляр — перед нами с Ирвом, другой — перед Бреуром.

Однако я не верила, что на этом всё закончится. Возможно, просто привыкла получать от судьбы один пинок за другим, и гадкое предчувствие всё же ворочалось в груди комком из колючей проволоки.

Ирвен молча подписал протянутый нам документ, и я сделала то же самое, а затем посмотрела на Бреура. Да, он проиграл раунд, но в его голове партия ещё не закончена, и он надеется отыграться позже.

Мы передали подписанное с нашей стороны соглашение своему поверенному, и Боллар сделал то же самое. Адвокаты всё проверили и в полной тишине обменялись бумагами. Перепроверили документы в последний раз, а потом степенно кивнули своим клиентам. Убедившись, что всё сделано правильно, я принесла клятву хранить семейные тайны Болларов.

Вот и всё.

Дед Ирвена, делающий вид, что собирается умереть от старости прямо сейчас, даже слегка встрепенулся. Поднимаясь из-за стола, Бреур ядовито проговорил:

— Что ж, думаю, что это наша последняя встреча. Если желаешь, пришлю табличку — на память.