— Гвен… — прошептал он, нежно целуя мои скулы. — Нам лучше остановиться. Продолжить позже, через пару дней…

— Нет, — запротестовала я, впиваясь пальцами в его плечи. — Я хочу быть с тобой, даже если это больно.

Муж накрыл мои губы поцелуем, и с каждым шелковистым касанием его языка боль отступала, пока наконец не растворилась без следа. Я прижалась к нему теснее, побуждая продолжить, и Ирвен откликнулся на невысказанную потребность стать ещё ближе. Его плавные движения сводили с ума, вытесняя мысли и переплавляя переживания в ощущение близости. Близости настолько раскалённой, что она сплавила нас воедино.

Через печать я внезапно ощутила экстаз Ирвена — короткий и острый, сладким клинком вонзившийся в тело. Муж вжался в меня ещё теснее, почти пугая бешеным сердцебиением. Несколько мгновений спустя он лёг позади меня так, чтобы наши печати соприкоснулись, и обнял обеими руками, словно завернул в кокон из нежности. Его пальцы нежно поглаживали мой живот, пока дыхание становилось всё более размеренным.

— Ты даже представить себе не можешь, как я мечтал о близости с тобой, — хрипло проговорил он.

— За всё время, что мы знакомы, ты никогда этого не показывал. Почему?

— Я запутался. Поначалу притяжение было почти целиком физическим, и я бы дал ему волю, будь мы знакомы чуть лучше. Или если бы ты показала, что хочешь этого. А потом вмешались чувства, и я побоялся тебя оттолкнуть или оскорбить. Случайно отравить ядом кантрада. Оставить одну с ребёнком. Разбить тебе сердце. Не знаю, Гвен, всё стало настолько сложно, что я не захотел нарушать подобие гармонии и предпочёл сохранить то, что было между нами. Кроме того, я переживал, что противен тебе из-за раны и слабости. Я ведь даже не видел, что там, на спине…

— Ты никогда не был мне противен! — горячо заверила я, переплетая наши пальцы. — Но ты прав, всё было слишком сложно. А приказ Бреура всё равно не позволил бы мне пойти дальше поцелуев.

— Бреур — одна из причин, почему я сдерживался. Он пошёл мне на встречу, доверил безопасность сестры, и обесчестить её было бы плевком ему в лицо. Поэтому я вёл себя подобающе, но в мыслях раздевал и ласкал тебя постоянно.

Я утомлённо улыбнулась. Накатила такая безумная усталость, что веки закрылись сами собой.

— Теперь ты можешь делать всё, о чём мечтал. И столько, сколько хочешь. Никаких возражений с моей стороны, — промурлыкала я.

— Сначала я тебя покормлю, а потом мы поспим хотя бы несколько часов. И если ты думаешь, что я выпущу тебя из постели в ближайшие дни, то очень сильно ошибаешься. Гвен, я настолько сильно тебя люблю, что мне кажется, что для такого чувства должно быть какое-то особое слово. Ты для меня… как моя личная богиня, дарующая жизнь, счастье и тепло. И спать с тобой почти кощунственно, но в то же время невозможно не хотеть этого до исступления.

— А сказал, что не умеешь говорить красивые слова, — щекой потёрлась о его плечо. — И что ты там упоминал насчёт кормления? Я ужасно голодна…

Ирвен посадил меня на постели и действительно покормил. Сам. Не позволил взять приборы, давал еду руками, как настоящий дикарь, только ласковый. Жадно смотрел, как ем я, и не менее жадно ел сам. Мы настолько остро чувствовали себя живыми, что были пьяны этим ощущением.

Поев, мы снова прижались друг к другу и затихли, спрятавшись от всего мира под тонким покрывалом.

— Знаешь, меня всё-таки удивляет, что этот Странник сразу признал, что он — не ты. Это как-то… неправильно.

— Ну почему? — зевнул Ирвен. — Если он чувствовал себя достаточно могущественным, то почему бы и нет? Притворяясь мною, он бы лишь провоцировал тебя на поиск несоответствий. Ты бы наверняка попыталась снова поговорить об этом с другими. Вместо этого он наверняка задумал как-то договориться с тобой. Возможно, решил, что ты меня не любишь и обрадуешься другому мужу в моём обличии. В последний день все мои мысли вертелись вокруг того, что ты действительно не хочешь этого брака и ненавидишь меня… и что мне придётся долго завоёвывать твою любовь и доверие, если мы выживем. Я всегда с непониманием и даже презрением относился к мужчинам, которые не принимали отказов и продолжали настаивать и выбивать из женщин взаимность. Но когда сам оказался в таком положении, просто не смог отступиться и решил, что мне удастся завоевать тебя рано или поздно.

— Будем считать, что всё так и вышло, только не рано и не поздно, а вовремя, — зевнула я, устраиваясь в объятиях Ирвена поудобнее, осоловевшая от сытости, измотанная тревогами и сморённая негой от первой близости. — Ты не представляешь, как я счастлива, что ты не отступился.

— Представляю и даже чувствую, — прошептал он мне на ухо и нежно поцеловал в шею. — А теперь спи. И не вздумай больше отдавать мне силы, дальше я справлюсь сам.

Кажется, он сказал что-то ещё, но я уже засыпала, тая в горячих объятиях мужа.

Даже в глубоком сне явственно ощущалось его присутствие и тепло печати. Сложно описать словами спокойствие и умиротворение, которые я испытывала. Но их разорвал нервный стук в дверь наших покоев:

— Ноблард Блайнер! Ноблард Блайнер! У нас в гостиной дознаватели Имперской Службы Правопорядка, и они требуют, чтобы вы немедленно к ним вышли.

Я приоткрыла глаза и сморщилась, ослеплённая бьющими в щели между гардинами лучами закатного солнца.

— Что? — отозвался Ирвен хриплым ото сна голосом.

— Дознаватели. Они говорят, что против вас действует третий протокол.

— Третий протокол? — потёрла я глаза. — Что это значит?

Ирвен подскочил с постели и начал одеваться.

— Арест, — коротко ответил он.

В вестибюле нас уже ожидали разъярённый до последнего предела Кеммер и трое незнакомцев, у одного из которых на виске не было родового узора, и я спросонья не сразу сообразила, что он просто не маг. Полуденник. Гвендолина сталкивалась с ними довольно редко и старалась их избегать. Они терпеть не могли магов, и последние отвечали взаимностью.

Полуденники жили с верой, что ночью, под покровом темноты, в мире царит зло, поэтому практически никогда не выходили из своих домов от заката до рассвета. Полуночников они считали скверной, опасались и презирали, но терпели как вынужденную меру для защиты от драконов и порождений их тёмной магии.

Именно поэтому смешанная компания дознавателей показалась странной.

— Ирвен Гвеллайн Блайнер, вы арестованы за нападение на члена Синклита, — зычно проговорил полуденник.

— О чём он? — встревоженно спросила я, переводя глаза с одного мужчины на другого. — Что происходит?

Кеммер сделал шаг вперёд, впился злым взглядом в лицо брата и прорычал:

— Ирв, ты совсем идиот? Только умственно отсталый мог выкинуть такой фортель!

— Мне было всё равно, — насмешливо отозвался Ирвен.

— Пожалуйте ваши запястья, — пробасил полуденник, делая шаг к мужу.

В руках дознавателя были кандалы. Я уставилась на них в ужасе, всё ещё не понимая, что происходит. На какого члена Синклита мог напасть Ирвен? И когда?

— Ким, свяжись с правозащитником, пожалуйста. Я откажусь давать показания без моего адвоката, — муж повернулся ко мне и успокаивающе проговорил: — Не паникуй, Гвен.

Не паниковать?! Да я едва не лопалась от страха, непонимания и возмущения!

— В чём его обвиняют? — повернулась я к одному из магов.

Он неторопливо изучил взглядом мой наспех надетый, рваный свадебный наряд и висок с отметиной о недееспособности, а потом лениво ответил:

— Всю информацию вы сможете получить у правозащитника.

Ирвена там временем заковали в кандалы. У выхода стояла ошарашенная, бледная Нони, а Кеммер практически дымился от гнева. На меня он посмотрел с такой яростью, что почти обжёг взглядом холодных глаз. Его ненависть была осязаемой, но я не отступила и не стушевалась под её гнётом.

— Кеммер, что случилось?

Он рявкнул:

— Позже!

Пока Ирвена выводили из дома, меня трясло от шока. Мужа усадили в большой чёрный экипаж с крошечными окошками, забранными решётками, и тот тронулся, увозя Ирвена прочь. Кеммер не сказал мне ни слова. Зло печатая шаг, направился к воротам, ведущим в цокольный этаж дома, и несколько минут спустя выехал на подъездную дорожку за рулём другого экипажа — современного двухместного магомобиля. Его колёса бешено крутились, из-под них фонтаном брызгали мелкие камушки.