Осталось только дождаться встречи с дорогим братцем.

Ждать долго не пришлось. Мы протомились в заточении всего один день, когда надзиратель пришёл с новостью:

— У вас посетители.

Мы с мужем переглянулись и замерли в ожидании, оба наэлектризованные волнением, злостью и жаждой поквитаться.

— Ирвен, пожалуйста, позволь мне самой вести разговор с братом, — в который раз попросила я. — Поверь, я знаю, как на него надавить.

— Если знаешь, то просто расскажи мне, Гвен, — упрямился муж.

Этот диалог продолжался уже больше суток, и мы никак не могли прийти к общему знаменателю. Вернее, Ирвен не хотел уступать. Несмотря на то, что он очень сильно меня любил, доверял и ценил, глубоко укоренившиеся убеждения в том, что именно муж обязан говорить от имени семьи, особенно в подобных ситуациях, не позволяли ему передать мне это право хотя бы ненадолго.

Я изо всех сил старалась не беситься и ежеминутно напоминала себе, почему вышла замуж за этого упрямца, но нервы начали сдавать.

— Ирвен, если я не преуспею, то к делу подключишься ты, — уговаривала я.

— Зачем тогда вообще это нужно? — артачился он. — Лучше я сразу поведу с ним беседу сам.

Вот хоть лбом об нары бейся, всё равно толку ноль целых ноль десятых.

— Ирвен, — в очередной раз вздохнула я, а потом тихо-тихо зашептала ему на ухо: — Я хочу использовать как рычаг давления некоторые воспоминания, открывать которые было бы подло по отношению к Болларам. Как бы Бреур ни поступил, он не один. Шантажировать его таким образом — не очень-то этично, но поверь, он внемлет и не захочет нанести вред сёстрам. Если же о подобном заикнёшься ты, он решит, что я уже всё тебе рассказала, и ему станет нечего терять. А я не хочу загонять его в угол, Ирв, потому что он действительно на многое способен, и если сейчас есть хоть какие-то шансы на своеобразное перемирие, то они испарятся. Бреур страшен в гневе, изобретателен и достаточно терпелив, чтобы ударить если не по нам, то по нашим детям. Тем более что твоя тётя именно так и поступила.

— Поэтому я дам ему понять, что если он не отступится, то я его уничтожу, — сурово сдвинул брови Ирвен.

— И ты всерьёз считаешь, что его это испугает? — горько усмехнулась я. — Тогда ты слабо себе представляешь, что он думает и чувствует.

— Мне плевать, что он думает и чувствует, — пророкотал Ирвен чуть громче, чем следовало.

Я терпеливо взяла его лицо в ладони и продолжила убеждать:

— А зря. Ты не можешь обыграть врага, если не знаешь, как он мыслит и что будет делать дальше. Да, умирать Бреур, вероятно, не хочет. Но если ему удастся мощно ударить по Блайнерам перед смертью, он так и сделает. И умрёт с облегчением, потому что сейчас его жизнь состоит из бессилия, безденежья, работы на износ и враждебности остальных родов. Ты даже не представляешь, через что он прошёл, когда учился в академии. Да и я не представляю. Вещи, о которых он рассказывал… издевательства и травля, с которыми он столкнулся… просто ужасны. А ведь наверняка самое страшное и стыдное он утаил. Не всем можно поделиться с сестрой, пусть и любящей. И тем не менее он всё это вытерпел и доучился до конца, чтобы иметь диплом и передать знания остальным сёстрам.

— Зачем ты мне это рассказываешь? Чтобы меня смягчить? Этого не будет, — продолжал настаивать на своём Ирвен. — Мне станет спокойнее, если я решу проблему Бреура радикально.

— Это ты всегда успеешь сделать. Пожалуйста, дай мне возможность поговорить и договориться с ним. Ирвен, для меня это безумно важно. Пожалуйста, я прошу…

— Я не понимаю, почему ты так цепляешься за эту семью… — с вызовом посмотрел он. — Ты постоянно защищаешь их. Дед прав, ты должна выбрать сторону раз и навсегда и решить, где лежит твоя преданность, Гвен.

Обняла мужа, почувствовав, что он уже на пределе. Для него всё так просто — мир чёрный и белый. Тут друзья, там враги. Но я не могла взять и отвернуться от воспоминаний Гвендолины, а также действительно не хотела, чтобы он недооценивал Бреура. Но и сказать, что желала брату смерти, не могла.

Мне просто хотелось, чтобы он от нас отстал и чтобы мы смогли жить обычной жизнью. Если Ирв расправится с Бреуром, то это нанесёт удар по всем сёстрам, а Кайра наверняка этого так не оставит и будет мстить. И весь этот порочный цикл, вся эта вражда повторится, выйдет на новый виток. А пострадают в первую очередь самые беззащитные.

Я не хотела, чтобы наши с Ирвеном дети росли в ненависти или опасались поворачиваться спиной к родственникам с моей стороны. Именно поэтому я настаивала на том, чтобы договориться. Да, Бреур не добился желаемого, но его проигрыш пока нельзя назвать разгромным. В конце концов, он получил деньги по контракту, а тайна магов жизни пока остаётся таковой. Как и тайна ритуала, с помощью которого он сумел наложить на меня заклинание подчинения.

— Я всегда буду на твоей стороне, Ирв. Но это не означает, что я обязана смотреть тебе в рот и соглашаться с каждым твоим решением. Если я уважаю твоё мнение, это не значит, что у меня нет своего. Тебе нужно это принять. Можно любить человека и при этом не соглашаться с ним. Это не предательство. Предательство — действовать за его спиной. Кеммер тоже не согласился с тобой, но уступил и сделал то, что ты просил, а потом ему хватило достоинства признать ошибку. А сейчас ты ошибаешься в отношении Бреура. Пожалуйста, позволь мне попробовать решить эту проблему моим методом. Для меня это очень важно. Я знаю, что ты любишь меня и будешь всегда защищать, но мне также важно видеть, что ты способен не только приказывать, но также уважать моё мнение и доверять моему суждению. Мне может быть безумно хорошо с тобой в постели, но без уважения и доверия наш брак неизбежно развалится. Я этого не хочу. Но очень боюсь, потому что мы на самом деле почти не знаем друг друга.

Лицо Ирвена на мгновение окаменело, и мне стало страшно, что он всё равно не уступит. Не услышит, не примет, не поймёт, насколько сильно мои представления о браке отличаются от его.

Брови мужа сошлись у переносицы, глаза сощурились, а сердце забилось чаще.

Через печать до меня долетали отголоски эмоций. Возмущение моим упрямством, желание всё сделать по-своему, уверенность в своей правоте и обида на то, что я посмела выдвигать какие-то требования, вместо того чтобы молча улыбаться и быть покорной женой.

С другой стороны, он действительно меня любил и понимал, что сам принял решение жениться на мне, а я отличаюсь от других женщин этого мира.

Желание остаться главным в семье и с самого начала отношений дать мне понять, кто будет принимать решения, боролось с желанием не обижать меня и не раздувать возникшее разногласие до пожара полноценной ссоры.

И я не знала, в какую сторону качнётся маятник.

— Я доверяю тебе, — наконец проговорил Ирвен. — И уважаю тебя за внутреннюю силу, великодушие и упорство. Но считаю, что свои битвы должен выигрывать сам.

Слова прозвучали как приговор, он даже закрылся от меня, отодвинулся и воинственно скрестил руки на груди. Приготовился к скандалу. Вместо того чтобы устраивать сцену, я прильнула к его груди, вынуждая тем самым снова раскрыть объятия.

— В том-то и дело, Ирв, что это больше не твоя битва, а наша. И до тех пор, пока ты будешь биться один, не пуская союзников на поле боя, победа будет даваться большей кровью. Я всего лишь прошу возможности договориться с Бреуром до того, как ситуация окончательно выйдет из-под контроля, — ласково попросила я.

— Нет. Я предпочту разобраться с ним сам.

Меня окатило волной разочарования, но утонуть в нём я не успела: дверь в крыло с семейными камерами со скрипом отворилась, и на пороге появился тюремщик, а значит, настало время идти на встречу с братом. Скорее всего, Бреур согласился на неё, потому что понимал шаткость своей позиции и знал, что она может не выдержать полноценного судебного разбирательства. Наверняка надеялся, что мы предложим отступные. Но это было совсем не то, что я задумала. И не то, что хотел сказать и сделать Ирвен.