— А как ты узнал, что можешь приказывать мне? Ты же не вёл себя так раньше.
— Бреур проболтался в пылу ссоры. Вернее, он хотел меня задеть и поэтому сказал, что на самом деле ты меня ненавидишь, а он всего лишь приказал тебе произвести на меня впечатление. И добавил, что ты уйдёшь от меня, стоит ему только приказать, и что мои приказы всё равно слабее его. Я вспомнил, что ты сама говорила нечто подобное, и решил проверить. Велел тебе выпить зелье, и ты его выпила, хоть и не хотела.
— Неужели Бреур признал, что провёл ритуал? — удивилась я.
— Нет, конечно. Просто заявил, что ты его сестра и он волен приказывать тебе всё, что угодно. И это правда. А его слова о том, что ты старалась понравиться мне по команде, меня действительно задели. Я начал сомневаться в твоей искренности, спрашивал себя, почему ты не постаралась хотя бы намекнуть…
— Вообще-то я старалась! — возмутилась я. — Даже схему с этим мерзким ритуалом оставила на тумбочке, ты просто не смотрел! И все намёки игнорировал, а сказать прямо я не могла!
Ирвен вдруг расплылся в улыбке и обнял меня крепче.
— То есть ты всё же пыталась… — в его голосе звучало облегчение.
— Разумеется! Ты просто не воспринимал никакие намёки и подсказки.
Он задумался и сказал:
— Ясно. Ты лучше больше никогда не намекай, а говори прямо.
— Договорились, — я умиротворённо потёрлась щекой о его ключицу и забралась к нему на колени.
Теперь, когда всё наконец выяснилось, по телу разлилось блаженное спокойствие.
— После разговора с Бреуром я начал колебаться и думать, не совершаю ли ошибку. Пытался разглядеть в тебе чувства, но не мог. Ты меня боялась, отталкивала, не верила. Это заставило сомневаться в том, чувствовала ли ты ко мне хоть что-то или притворялась.
— Когда ты начал приказывать, то встал в один ряд с Бреуром. Я просто сопротивлялась твоим командам, потому что не понимала намерений и не знала всей правды. После того, что со мной сделал Бреур, каждый приказ вызывал глубочайшее, сильнейшее отторжение. И я реагировала на тебя, как на источник этих ощущений. Особенно когда видела синяки. Предположила, что ты меня истязал и бил.
— Это тоже было обидно. Я никогда не причинил бы тебе боли, всегда старался относиться так бережно, как только мог. А ты так легко выставила меня монстром.
— Ты мог всё мне объяснить…
— Я не хотел спровоцировать возвращение воспоминаний, это раз. И у тебя всегда было такое выражение лица, когда я назывался твоим женихом… такое искреннее неприятие и отвращение… говорить после этого хоть что-то было бы чистым самоунижением, это два. Мне стало тяжело разговаривать с тобой, слова звучали резче, чем хотелось, и это только ухудшало ситуацию. Так что я решил поменьше времени проводить рядом с тобой и действовать, как задумал. Кроме того, я рассчитывал, что ритуал слияния выжжет хотя бы часть яда в моей крови, так что в какой-то мере он был для меня даже полезен. Я решил не сворачивать с курса и не позволять словам Бреура влиять на мои поступки. Наверное, я просто очень хотел верить, что наши с тобой чувства взаимны.
— Они взаимны, — прошептала я, гладя его по плечу.
— Теперь я знаю, — эхом отозвался он.
Коснулась губами покрытой короткой щетиной щеки, провела пальцами по шее и слегка прикусила мочку его уха, наслаждаясь реакцией и мурашками, побежавшим по его руке.
— Ты потрясающе сильный, упрямый, умный и храбрый. И никакого другого мужа я бы никогда не хотела. Я отказывалась выходить за тебя только из-за проклятия и страха, что в твоё тело может вселиться другой дух. Нам безумно повезло, Ирвен. Всё могло закончиться очень плохо. Но теперь, зная, как всё сложилось, я бесконечно рада, что ты поступил так, как поступил.
Мои слова словно взорвали сдерживающую чувства плотину, и муж обнял меня крепче и принялся неистово целовать. Повалил на постель и вклинился между ног, его горячая ладонь скользнула по бедру вверх, а когда он понял, что на мне нет белья, усилил натиск. Вмял меня в постель, жадно целуя и лаская руками. От нахлынувших эмоций и ощущений закружилась голова. Поцелуи дурманили и пьянили, и когда он резко замер и отодвинулся, я протестующе застонала.
— Ты хочешь, чтобы я продолжил? — хрипло спросил он.
— Да, конечно, — обвила его руками и притянула к себе.
Ирвен неожиданно перевернулся на спину, и я оказалась сверху, в полной мере ощутив его возбуждение. Он ухватился за полы рубашки и резко рванул их в разные стороны. Пуговички с треском повыскакивали из петелек, и я осталась сидеть практически обнажённая — рубашка складками собралась на локтях. Стряхнула её с себя одним движением. Муж положил тяжёлые, чуть шершавые ладони на мою талию, а потом медленно повёл ими вверх. Я выгнулась навстречу этой ласке и зажмурилась от удовольствия, когда его руки накрыли тяжёлые полушария грудей.
— На мой вкус ты ещё слишком сильно одет. Ещё и обут. Настоящее хулиганство. Разве тебя не учили, что в постель нельзя залезать в сапогах? — поддразнила я, а потом легко перекинула ногу и отползла в сторону. — А пока ты вспоминаешь свои манеры, я искупаюсь.
Муж явно не ожидал моего побега, но я действительно хотела сначала смыть с себя прошлое. Мне требовалась поставить точку, а потом начать следующий этап жизни с чистого листа. С новой строки.
Я не стала закрывать дверь, однако Ирвен не пошёл следом за мной. Вместо этого он исчез за одной из других дверей, ведущих из спальни, и спустя несколько минут вернулся с мокрыми волосами и завязанным на бёдрах полотенцем.
Подошёл ко входу в ванную комнату и привалился плечом к косяку, наблюдая, как я намыливаюсь и смываю с кожи остатки мази. Тёплые струи воды уносили с собой всё, что хотелось оставить в прошлом — бессилие, безволие, отчаяние, опустошение, горечь.
Когда я выключила душ, Ирвен взял чистое полотенце и шагнул ко мне. Обернув пушистой тканью, неторопливо помог вытереться. Затем отбросил полотенце в сторону, подхватил меня и понёс к постели. Его полотенце потерялось где-то по дороге, но никому не пришло в голову его искать.
Муж положил меня на постель, и я протянула к нему руки, предвкушая то, что случится дальше.
Тридцать пятый день эбреля. Обед
Весь последний месяц я была сплошным комком оголённых нервов. Даже не предполагала, что ситуация может разрешиться благополучно, внутри меня всё сильнее скручивались тревога и ледяной страх, и теперь наступил откат. Ласки Ирвена отогревали меня, а печать на спине горела напоминанием: всё по-настоящему. Мне не кажется. Мы прошли по лезвию ножа и станцевали на его острие. А теперь могли забыться в объятиях друг друга.
Нервное напряжение отпускало неохотно и выходило с дрожью, а тело откликалось на самые лёгкие прикосновения. Ладони Ирвена скользили по коже, и меня трясло от счастья. Я гладила и целовала мужа в ответ, распаляя нас обоих всё сильнее.
Горячая патока предвкушения растекалась от низа живота по всему телу. Мы не торопились, ведь время утратило значение. Мы словно украли этот беспредельно желанный момент у вечности, и теперь наслаждались его пряным вкусом.
Ирвен двигался дразняще неторопливо, и с каждой секундой во мне нарастало желание большего. Когда его пальцы наконец спустились к точке удовольствия, хватило лишь нескольких скользящих касаний, чтобы я утонула в экстазе. Восхитительно сладкое онемение собралось на кончиках пальцев ног, а затем вскипело в теле. Дрожь перешла в пульсацию, в глазах потемнело от восторга, а когда муж наконец толкнулся внутрь моего тела, меня накрыло новой волной — боли.
Первое слияние оказалось неожиданно болезненным.
Никому, кроме Ирвена, я бы не позволила продолжить, но ему разрешила бы причинить себе любую боль. Он напряжённо замер, ловя её отголоски сквозь печать, и попытался отстраниться, но я не пустила. Оплела его ногами и руками, и часто задышала, привыкая к новым ощущениям.
Если бы у меня оставались хоть какие-то силы, магия помогла бы справиться с потерей невинности, но я была опустошена и даже не ожидала такого. Ирвен застыл, опираясь на локти, боясь сделать хуже. Пульсация в теле постепенно смешивалась с болью и рождала какое-то новое, запредельное ощущение и связывала меня с Ирвеном ещё теснее. И эта связь была мучительно прекрасна.