— Я принимаю ваши извинения и благодарю за них, — кивнула деверю и поёрзала на неудобной лавке. — И понимаю, почему вы были настроены против меня. Вы опасались за жизнь Ирвена. Я на вашем месте, возможно, повела бы себя также. Да и потом, у вас, судя по всему, есть личные причины недолюбливать Болларов. Ким, я… простите, если мой вопрос неуместен, но я всё же его задам. Что такого сделала Адель, что вы так сильно ненавидите её?

Лицо Кеммера мгновенно посуровело, а тепло, с которым он начал смотреть на меня, испарилось из глаз.

— Это не имеет отношения к делу.

— Ясно… — мы немного помолчали, а потом я нарушила тишину: — В воспоминаниях Гвендолины Адель — хороший человек.

Кеммер криво усмехнулся, и показалось, что он ответит колкостью или просто пресечёт попытки разговорить его, но нет.

— Не думаю, что хорошие люди способны на подобные манипуляции. А она поступила в духе вашего брата.

— Это странно. Адель и Брен — очень разные, — едва слышно прошептала я, словно боясь, что само здание может подслушать наш разговор. — Она навещала меня в поместье Ирвена, узнав, что случилось. По её поведению и лицу было понятно, что она стыдится того, как он поступил, и не желает мне зла, несмотря ни на что. Адель подарила мне свой блокнот с заклинаниями, чтобы я могла принести хоть какую-то пользу или защитить себя. Знаете, после появления Странника могу сказать, что мне бы не хватило великодушия на такой поступок. Очень больно видеть в теле любимого человека чужака. И последнее, что хочется сделать — это протянуть этому чужаку руку помощи.

Деверь стиснул челюсти и устремил взгляд на пустую противоположную стену, с повышенным вниманием изучая каменную кладку.

— То, что произошло между мной и Адель, останется между нами. И зачем вы вступаетесь за неё? Какой в этом смысл?

— Не знаю. Предположу, что это влияние воспоминаний Гвендолины или даже дань её памяти, но мне очень жаль сестёр Боллар, — я повернулась к Кеммеру и закончила едва слышно: — Вы даже не представляете, насколько сурово обошлась с ними жизнь.

— Это не повод превращать жизни окружающих в драконов хаос.

— Не повод, — согласилась я. — Просто любые поступки могут быть истолкованы по-разному, особенно когда ты не можешь защититься. Это я ощутила на своей шкуре.

Кеммер замолк, задумчиво глядя куда-то сквозь меня.

— Я вас услышал, Гвен. Возможно… возможно, мне стоит лучше разобраться в случившемся. Ещё раз посмотреть на ситуацию, на этот раз непредвзято. Отнестись к словам Адели так, будто она не Боллар.

Хотела ответить, но нас прервали громкие, чеканные звуки шагов, раздавшиеся в коридоре и эхом разлетевшихся по всему крылу.

— Нобларина Блайнер, ваша камера готова. Извольте проследовать за мной.

Я подхватила саквояжи с вещами, кивнула деверю на прощание и направилась вслед за служащим в строгом мундире.

Камера повышенной комфортности, в которую меня привели, заставила задуматься о том, как выглядели обычные камеры. И даже ужаснуться. Нет, я не ожидала того, что нас поселят в отельный номер, всё же тюремное заключение — это наказание, а не отпуск. Но реальность всё равно не порадовала.

Тесная комната, одна из стен которой почти целиком состоит из решётки, лишь в углу есть небольшое пространство, не просматриваемое снаружи. В нём стоит покосившийся от времени расписанный пошлостями и ругательствами стеллаж. В полуметре от него — умывальник и прикрученная к полу тумба, в той же стене находится дверь в убогую ванную комнату, все удобства которой ограничиваются торчащей из стены лейкой душа и дыркой в полу.

На противоположной от решётки стене — двое нар, одни над другими. У четвёртой стены — два стула и откидной столик, липкий и изгаженный даже на вид. Когда за мной с лязгом захлопнулась решётка, я вздрогнула всем телом и ещё раз огляделась.

К счастью, соседей видно не было, хотя из-за стены, к которой крепился стол, слышались приглушённые голоса и шуршание. Не позволяя себе ставить под сомнения свои решения, обернулась к конвоиру:

— Подскажите, пожалуйста, когда приведут мужа?

— Как только закончат оформление его перевода в другое крыло. Может, через пару часов, а может — завтра.

— Благодарю, — кивнула я, поставила тяжёлые саквояжи на пол и ещё раз осмотрелась, мысленно отмечая, что нужно сделать в первую очередь, а потом принялась за работу.

Конвоир с усмешкой наблюдал за тем, как я раскрываю саквояжи в поисках мыла и чего-то, что не жаль пустить на тряпки. К счастью, Нони оказалась куда прозорливее и опытнее меня — положила в саквояж Ирвена не только одежду и несессер с гигиеническими принадлежностями, но также набор деревянной посуды, щётку, губку и несколько кусков хозяйственного мыла.

Заколов волосы, я сначала до блеска вычистила умывальник, потом заткнула слив, набрала воды и вымыла все остальные предметы мебели в камере, включая стеллаж. Тюремщик не сводил с меня глумливого взгляда, видимо, наслаждался тем, что аристократка вынуждена работать руками. Почему-то его ехидная усмешка не обижала, а лишь придавала сил и задора. Знал бы он, какая из меня аристократка, наверняка разочаровался бы.

Несмотря на стылую прохладу камеры, я даже вспотела, зато время пролетело незаметно. Оттерев кособокий стеллаж, передвинула его поближе к умывальнику, чтобы было удобнее. А опустевший угол оставила как есть — туда можно будет позже задвинуть саквояжи или поставить один из стульев.

Закончив с уборкой в камере, огляделась. Теперь здесь пахло не затхлостью, а хозяйственным мылом. Поверхности выглядели чистыми, старые матрасы я обернула в казённые засаленные одеяла — для мягкости, а сверху надела подготовленные Нони плотные чехлы. На подушки — толстые наволочки. Заправила постели и накрыла сверху лёгкими пуховыми пледами. Один саквояж практически опустел, а во втором остались только книги и одежда. Вынимать последнюю не стала, на стеллаже всё равно не оставалось места, да и не хотелось бы, чтобы наше нижнее бельё лежало на виду у тюремщиков.

Разобрав вещи, пообещала себе выписать Нони огромную премию за предусмотрительность. Составила небольшой список того, чего не хватает: ещё два комплекта постельного белья, новые подушки вместо этих измочаленных жизнью мешков с соломенной трухой, кожаные перчатки — в первую очередь для уборки, новые тряпки и щётки, потому что эти точно придётся выкинуть.

Оставшись довольной результатом уборки в камере, закусила губу, тяжело вздохнула и отправилась в «ванную». Из хорошего в ней был только размер. Крошечное помещение убирать быстрее. На этом положительные моменты заканчивались.

Подоткнув подол, я сначала залила помещение водой, чтобы смыть самую поверхностную грязь и размочить застарелую. Затем накрошила мыла и засыпала всё помещение, оставив отмокать на полчаса. Чуть не завизжала, наткнувшись на тараканье гнездо в углу. И чуть не разревелась, когда осознала, что проведу в этой тюрьме если не годы, то месяцы жизни.

Но всё же взяла себя в руки, пожертвовала небольшое полотенце, соскребла им всю самую мерзкую грязь, а потом засыпала помещение мыльной стружкой снова. Хорошо, что деревянная ложка оказалась достаточно крепкой и не сломалась, пока я яростно скребла ею по бруску хозяйственного мыла.

Пришлось повторить операцию пять раз, но в итоге там стало чисто. Не приятно, не уютно, не приемлемо, однако достаточно чисто для того, чтобы встать на пол даже босыми ногами. Каменные плитки оказались серого, а не коричневого цвета, а стены посветлели на два тона. Медная лейка душа теперь тускло блестела, а я наконец смогла находиться в этом помещении, не зажимая от отвращения нос.

С остервенением вымыв руки, я достала из саквояжа чистое платье с открытой спиной, сполоснулась и переоделась, а пропитанное потом платье простирнула, отжала и подвесила под потолок — стекать и сушиться.

Судя по всему, близился рассвет. За крошечным узким окошком под потолком серело небо, а на меня накатили усталость и голод.