— Риск — благородное дело, — подмигнул я оперативнику. Он кисло улыбнулся в ответ.

— Интересно, как мы отправимся искать сокровища, — задумчиво произнёс Добролюбов, не сводя с меня пристального взгляда. — Если мы даже не знаем, где они.

Он подумал немного, плюнул и усмехнулся:

— Блин, я рассуждаю, как капитан Смоллетт. «Остров сокровищ» Стивенсона читал?

— Ясное дело, — ответил я. — Какой же мальчишка не хотел в детстве отыскать сундук к золотом. Пиастры, пиастры!

Мы посмеялись коротенько, тут же снова став серьёзными.

— Ладно, — сказал я оперу, словно решив махнуть с крутого обрыва в ледяную воду. — Я знаю, где китайские ценности. — Произнёс спокойно, при этом не давая ни намёка на то, откуда именно информация. Понимал, что мой ответ только разозлит его, но тем не менее.

Добролюбов уставился на меня, и взгляд его стал колючим, почти враждебным. Глаза прищурились, и по тому, как он стиснул челюсти, я понял, что задел лейтенанта за живое.

— Зачем же ты мне всё это время врал? — резко бросил он.

— Я не врал, а дозировал информацию, — ответил я ровно, не собираясь оправдываться.

Добролюбов нахмурился ещё сильнее, склонив голову чуть вперёд, как волк, готовый броситься в атаку. Он долго смотрел на меня, будто пытаясь прочитать мысли по глазам, а потом мрачно произнёс:

— Интересно, откуда у простого водилы столько мозгов? — в его голосе снова почувствовалось недоверие. — Да ещё и японский знаешь, и карате, и фехтовать умеешь. Не старшина советской армии, а прямо какой-то ходячий арсенал. Вот скажи мне, Алексей, откуда у тебя вся эта спецподготовочка?

Я хмыкнул, чувствуя, как внутри закипает раздражение. Сколько раз уже приходилось сталкиваться с подобным недоверием? И не его вина в том, что интересуется. Как говорится, не мы такие — жизнь такая. Точнее, целая эпоха.

— Вы, товарищ лейтенант, если интересуетесь моей биографией, так можете в кадрах поинтересоваться. Личное дело старшины Оленина полистайте. Хотите, запросы отправьте по месту жительства и предыдущей службы, — ответил я с обидой в голосе.

Добролюбов посмотрел на меня.

— Ладно, Алексей. Чего ты, в самом деле. Так, к слову пришлось… я же бывший милиционер, а теперь вообще в СМЕРШ служу. Ладно, давай лучше о деле. — Слушай, — продолжил он после паузы, чуть расслабив плечи, но всё ещё настороженно. — Я не против, чтобы мы полезли в это дело, если толк будет. Но ты мне скажи, если знаешь, что там за место. Сокровища эти… они реальны вообще? Это, случаем, не придуманная китайцами байка?

— Нет, — ответил я и рассказал всё, что сообщил мне японский офицер.

Добролюбов внимательно выслушал.

— А ты, стало быть, неспроста интересуешься сокровищами. Верно? — спросил я.

— Да, — честно ответил опер. — Мне было приказано их найти. Сейчас как раз занимаюсь формированием следственной группы. Поступила кое-какая информация, в общем…

— Взял уже кого-нибудь в группу?

— Пока нет. А ты как, пойдёшь?

— Если комбат отпустит, — ответил я. — Только тебе придётся объяснить ему, зачем именно я понадобился.

— Да куда он денется. Приказ пришёл из Москвы. Мне даны широкие полномочия. Могу вообще никого ни о чём не спрашивать, — ответил Добролюбов.

— Но ты понимаешь, что нам придётся большую часть ценностей оставить для решения собственных задач? — спросил я. — В этом деле, Сергей, доверять нельзя никому. Особенно большим начальникам. Они могут запросто направить сокровища на решение задач, не имеющих ничего общего с теми, которые мы для себя определили. Например, отдать американцам.

— Это с какой такой радости? — изумился лейтенант.

— В счёт уплаты долга по ленд-лизу, — ответил я. — Или ты думал, что пиндосы…

— Кто?

Я замялся… Немцев в первую мировую германцами называли, в Великую Отечественную фрицами. Американцев же пиндосами стали величать только в 1990-х с лёгкой руки братьев-сербов. Но сейчас-то…

— Да это словечко такое… один югослав сказал. Они так американцев называют, — выкрутился я. — Короче, или ты думал, что они нам вместе с британцами так просто присылали технику, вооружение и прочее? Нет, в счёт долга. Теперь Вторая мировая идёт к завершению, и могут вскоре потребовать вернуть.

Я-то прекрасно знаю, что снова обманываю Добролюбова. Наши с возвращением долга по ленд-лизу будут тянуть до самого распада СССР, а в итоге от тех миллиардов, которые были на нас потрачены западными союзниками, вернут какие-то жалкие крохи (и правильно сделают!). Но мне важно было дать понять оперативнику, что сокровища могут вылететь в трубу.

— Понимаю, — подумав, твёрдо ответил он.

— Это не проступок, Сергей, — продолжил я. — Воинское преступление. Трибуналом и расстрелом пахнет.

— Победителей не судят, — снова сказал оперативник, блеснув глазами.

Чтобы не тянуть кота за хвост, Добролюбов сразу после нашего разговора пошёл к комбату, оставив меня в ожидании, и я, несмотря на усталость, всё равно чувствовал, как нервы напряглись. Когда он вернулся, выражение на его лице выдавало удовлетворение, будто всё прошло как по нотам. Оказалось, он добился своего — договорился с Суховым, чтобы меня включили в оперативно-следственную группу.

Судя по всему, комбат сначала удивился, когда услышал о планах забрать меня. Он наверняка был озадачен: с чего это его водителя — человека, в общем-то, самого обыкновенного –вдруг решили отправить на спецзадание. Но Добролюбов показал ему приказ, который пришёл прямиком из Москвы, и это поставило точку в любом возможном споре. Полномочия, как он и сказал, ему предоставлены широкие, и даже такой человек, как Сухов, не мог игнорировать важность задачи.

В конечном итоге комбат согласился, только спросил Добролюбова, чем ещё может помочь, прежде чем отпустить меня. Наглеть лейтенант, разумеется, не стал. Сказал, что всё необходимое выделит штаб фронта, на который возложена обязанность материально-технического обеспечения нашей группы.

— Арсентий Гаврилович просил тебе передать, чтобы ты непременно возвращался живым, — заметил Добролюбов, завершая рассказ. — Да, приказ о твоём временном назначении будет, не волнуйся. Твой отдельный батальон тебя не потеряет. Я обо всём договорюсь.

— А насчёт машины моей ты ему ничего не сказал? — спросил я на всякий случай.

— Машины? — переспросил опер.

— Эх, ты… — махнул я рукой. Что ж, придётся на время расстаться с виллисом. Ладно, его всё равно пока не отремонтировали. А по сути, не восстановили. Работы у механиков выше крыши — после недавней контратаки японцев и нападения смертников много танков повреждены. Они сейчас главнее всего.

— Чем она для тебя так важна? — спросил Добролюбов.

— Мы с ней давно вместе. Сроднились вроде, — отшутился я. Потом попросил у опера полчаса, чтобы попрощаться. Первым делом навестил Зиночку. Коротко, но жарко поцеловал и сказал, что некоторое время с ней не увидимся. Мол, у меня важное задание. Секретное. Нагнал тумана, в общем. Предупредил, чтобы, пока я отсутствую, не вздумала никому глазки строить. Она вспыхнула обиженно, я притянул её к себе и впился губами в сочный рот. Успокоил. Потом погладил по голове, сказал тихо, что вернусь к ней и вышел из палатки.

Потом навестил Серёгу Лопухина. Сказал, что отбываю по важному делу и просил передать, если случай представился, Гогадзе, чтобы не скучал без меня. Шутливо это сказал, конечно. Потом пожал товарищу руку и побежал, — Добролюбов издалека уже махал рукой, сидя в кузове грузовика.

Я быстро забрался в старый, потрёпанный студер, на котором сюда и приехал Добролюбов, и покатили мы в сторону тыла. Машина с рёвом преодолевала ухабы, выбоины, так что нас прилично трясло, но мы молчали — каждый погрузился в свои мысли.

По дороге, изредка поглядывая на сосредоточенный профиль оперативника, я невольно начал задумываться: Сергей-то, похоже, далеко не так прост, как казалось на первый взгляд. Не может же быть, чтобы столь важное задание доверили простому лейтенанту, пусть даже с опытом работы в МУРе. Его молчаливое упорство, холодная решимость и способность выбивать нужные решения у командирования подтверждали это. Плюс приказ из центрального командования СМЕРШ.