— Хреново, — прокомментировал военкор.

— Очень, — согласился я. Впрочем, сам-то не был уверен в этом. Ведь помню историю: Квантунская армия хоть и была огромной, более миллиона человек, но практически в полном составе сдалась в плен. Беда в другом: именно на нашем пути могут повстречаться особенно упёртые вояки.

Мы продолжили путь, на каждом шагу чувствуя, как лес словно сжимается вокруг нас. В какой-то момент мне показалось, что мы заблудились, но затем я заметил знакомый ориентир — старая сосна с обломанной вершиной. Значит, мы на верном пути.

Внезапно лес наполнился звуками — впереди послышались приглушенные голоса, шорохи, и я остановился, подняв руку, чтобы остановить своего спутника. Мы затаились, стараясь понять, откуда исходит опасность. Сердце колотилось так, что казалось, будто японцы могут услышать его биение.

Из-за деревьев показались несколько фигур. Это были японские солдаты, — разведчики, судя по лёгкой экипировке. Они двигались осторожно, явно не ожидая встретить здесь противника. Я посмотрел на Миху. Он сжался, стараясь быть незаметным, весь напрягся, готовясь к бою.

Я понимал, что нельзя допустить, чтобы нас заметили. Но и выжидать было опасно — если эти враги пройдут мимо и поднимут тревогу, наша дорога назад будет отрезана, и мы окажемся между молотом и наковальней.

— Приготовься, — шепнул я и снял свой ППС. — Надо будет снять их тихо и быстро, иначе не уйдём. Вытащил нож — короткий, прямой с обоюдоострым лезвием и деревянной рукоятью. Когда был в мастерской Кузьмича, попросил тамошних мастеров наточить его как следует. Теперь клинком можно было даже бриться, — оказался один умелец, мне повезло.

— Сиди тут, будь тихо, — сказал я шёпотом Михе и двинулся в сторону трёх японцев, которые крадучись прошли мимо нас. Не заметили, поскольку мы с военкором успели нырнуть под низко свисающие тяжёлые хвойные лапы и затаились, стараясь не шуршать иголками и терпя, поскольку те нещадно впивались в тело.

Я прошёл стороной параллельно врагам и сжался в укрытии, прислушиваясь к звукам, которые доносились из-за деревьев. Сердце стучало в унисон с пульсом, как будто стремилось вырваться на свободу. Трое японских разведчиков, которых я выслеживал, не подозревали, что из охотников сами превратились в дичь. Мне повезло, что повели себя глупо: не рассредоточились, держа друг друга в пределах видимости, а собрались на небольшой поляне. Видимо, обсуждали, куда дальше. Они переминались с ноги на ногу, переговариваясь на своём языке, поглядывая по сторонам, словно искали чего-то.

Потом двинулись дальше, расходясь веером.

В руках я крепко сжал свой нож. Он был лёгким, но острым, и ощущался как продолжение моей руки. С этими мыслями я начал продвигаться ближе, стараясь оставаться бесшумным. Природа вокруг замерла в ожидании. Я знал, что должен действовать быстро, пока остаюсь незамеченным.

Когда первый японец оказался на расстоянии броска, сделал шаг вперёд из-за толстой сосны, быстро сблизившись с первой жертвой. Он шёл спиной ко мне, и я не медлил. Мгновение — и нож вонзился в его сердце. Он даже вскрикнуть не успел, но я на всякий случай закрыл ему рот рукой, чтобы не выдать себя. Острие лезвия вошло в плоть, и, когда враг начал падать, я ловко подхватил его, чтобы он не повалился с шумом на землю и не привлёк внимание остальных.

Второй японец успел обернуться, но было уже поздно. Я бросился к нему. Нож вновь блеснул в воздухе, и я вонзил его в грудь врага, чувствуя, как сопротивление ослабевает. Он упал без звука, как тень, растянувшись на земле.

Остался последний. Этот, почувствовав, что что-то пошло не так, стал озираться вокруг, но страх в его глазах был уже очевиден. Ясно, что его дружки не вернутся. Я знал, что должен завершить дело и постарался подкрасться сзади, да не вышло. Японец почуял меня, словно дикий зверь, и обернулся. Прищурил глаза и собирался вскинуть винтовку, чтобы прицелиться и выстрелить. Не успел.

Я оказался быстрее. Применив технику, которую отрабатывал на тренировках, обошёл его с фланга и, размахнувшись, ударил в шею. Почувствовал, как нож пронзает мягкие ткани, и вскоре японец упал на землю, хватаясь за раненое место и булькая. Кровь хлынула у него изо рта, не давая произнести и звука.

Всё замерло. Сквозь густые кроны светило солнце, и птицы снова начали петь, как будто ничего и не произошло. Я стоял среди трёх тел, осознавая, что сделал это. Убил их, чтобы защитить себя и выполнить свою миссию. Это было не просто; но на войне приходится делать выбор. Воткнув нож в землю, вытер его об одного из убитых. Потом быстро вернулся к Михе.

Пора валить отсюда.

— Бежим! — негромко сказал я, подавая сигнал военкору.

Мы рванули в сторону от тропы, перепрыгивая через корни деревьев и падая, чтобы подняться и снова бежать. Конечно, расстояние от нас до японцев было небольшим. Потому они сразу почувствовали неладное. Их разведчики не вернулись, а тут вдруг кто-то по тайге несётся, как бешеный. Ясное же дело: враги. Потому противник решил нас перехватить. Я понял это, когда нам в спину загремели один за другим выстрелы.

Пули свистели вокруг осиным роем. Впивались в деревья, в землю, ломали кусты и вспахивали листву. Японцы не жалели патронов так, будто им было глубоко плевать на удалённость от своих запасов. А может, так оно и было. Я не собирался углубляться в логику вражеских солдат: мне главное было поскорее оказаться среди своих. В идеале — сесть за руль виллиса и рвануть от противника.

Одно нас с Михой спасало: хотя японцы и преследовали, но они явно не знали местности так, как мы. Привыкли, видать, двигаться по хорошим дорогам, а тут, в таёжной глуши, сам чёрт ногу сломит. Потому и двигались осторожно, выбирая верное направление и старательно обходя препятствия. Ну, а нам с военкором было всё равно: только бы подальше от японских пуль. В какой-то момент я посмотрел на Миху: он держался, хотя был на грани. Силы у толстяка явно заканчивались.

Впереди показалась небольшая полянка. Мы выбежали на неё, и я каким-то шестым чувством осознал, что здесь надо задержаться — это место нам на руку. Кусты и густая трава могли дать укрытие, а узкий проход между деревьями — шанс создать засаду.

— Прячемся здесь! — скомандовал я. — Займём позицию и дождёмся, пока они подойдут ближе.

Военкор бухнулся на землю, тяжело дыша. Спорить он по этой причине, конечно, не стал.

Мы укрылись в кустах, готовые к схватке. Сердце продолжало бешено колотиться, но я понимал, что укрыться в таком месте — это наш единственный шанс выбраться живыми. Миха лежал рядом, тяжело дыша. Он явно не знал, что дальше делать. Смотрел по сторонам и был напуган. Я понял это по его широким зрачкам и тому, как пот лился по лицу офицера.

— Слышь, военкор, у тебя гранаты есть? — спросил, но не потому, что меня реально интересовало наличие у него боеприпасов, а просто чтобы подбодрить напарника.

— Г-гранаты? — спросил Глухаревич, чуть заикаясь и продолжая буровить тайгу взглядом.

— Они самые, — подтвердил я.

Военкор ощупал себя. Ни одной не нашёл и ответил растерянно:

— Нету. Прости.

— Извиняться на том свете будешь, — сказал я с усмешкой.

— В смысле?

— В коромысле, — сбалагурил я. — Ладно, не парься. Пришла пора растяжки ставить, пока время ещё есть.

— Растяжки?

— Ты главное за ситуацией наблюдай внимательно, — сказал военкору. — Ничего не упускай, особенно граждан с узкими глазами. Коли увидишь, тут же сообщи. Как понял?

— Я тебя понял, — чуть более спокойно ответил Миха. Он догадался: у меня есть некая идея, как обезопасить наше пребывание в этом месте, и я собираюсь его воплотить в жизнь.

Откуда она взялась? Из прошлой биографии, наверное. В тех местах, где я побывал за последний год, растяжки встречались даже почаще, чем обыкновенные мины. Ведь мины — они что? Обнаруживаются посредством миноискателя, ну или опытного сапёра, который шарится по полю с щупом и умеет выискивать смертоносный «подарочек» только потому, что нюх у него будь здоров.