Когда я оказался достаточно близко, то выбрал первую цель — Сигэру, сидящего ближе к краю с моей стороны. Задача была обезвредить его максимально быстро и тихо. Повезло, что японец низко склонился над ящиком, и мне удалось соскользнуть на него сверху. Быстро схватив его за плечо одной рукой, другой со всей силы нанёс удар ладонью в основание черепа. Солдат сразу же потерял сознание и медленно осел, не издав ни звука.

Хироши в это время выдавал длинную очередь, не подозревая, что его товарищ уже не в состоянии реагировать. Я быстро и бесшумно переместился ему за спину. Быстро придвинулся и плавно и точно ударил в шею, прямо под челюсть. Приём, направленный на быстрое отключение, сработал, как часы. Японец сразу же упал в лужу на дне окопа, не успев даже осознать, что произошло.

Всё произошло настолько быстро, что даже если бы кто-то из японцев заметил что-то необычное, им бы не хватило времени на реакцию. Я приподнялся, осторожно осматриваясь. Не окажется ли рядом ещё каких-нибудь любителей пострелять из засады? Но эти двое отщепенцев, кажется, были единственными. Спеленав обоих пленных, я быстро, но более коротким путём, спустился с холма и вернулся к своим.

— Товарищ лейтенант, — доложил Добролюбову официально, поскольку около него собралось несколько автоматчиков, готовых начать штурм, — силы противника в лице двух человек обезврежены. Есть возможность поговорить с ними.

— Как это? — удивился офицер.

— По душам, натурально, — ответил я.

— Ты знаешь японский?

— Ну, в пределах школьной программы, — ответил уклончиво. — Пошли скорее, пока они не придумали, как выбраться.

— Сержант, ко мне! — приказал Добролюбов. Коренастый быстро пришёл, поправляя помятую форму. Судя по всему, тоже пришлось в грязи поваляться. Впрочем, тут не до церемоний. Я так вообще выглядел, как главный нарушитель воинской дисциплины — гимнастёрку и штаны порвал, пока ползал, да ещё грязный по самую макушку. Свинтус, а не старшина Советской Армии!

— Доложите о потерях, — сказал лейтенант.

— В личном составе вверенного мне отделения потерь нет, — отчеканил сержант. — Трое легкораненых. Им оказана первая помощь.

— Займитесь с Пивченко проверкой транспорта. Мы со старшиной Олениным пойдём, побеседуем с этими… охотниками.

Вскоре мы с Добролюбовым, прихватив с собой ещё троих бойцов для прикрытия, поднялись на холм. Вот только пообщаться не получилось: оба пленных оказались мертвы. Причём убили их очень аккуратно — точным ударом в сердце. Мы тут же присели, заняв круговую оборону, стали напряжённо всматриваться в тайгу. Но что можно увидеть, когда этот чёртов ливень стал лишь сильнее?

Просидев так минут пять и не услышав и не увидев ничего, Добролюбов решил вернуться к колонне, пулемёт и две винтовки забрать с собой.

— Тот, кто расправился с рядовыми, даже не потрудился их унести или сломать, — задумчиво сказал лейтенант. Внимательно осмотрев смертельные раны, поцокал языком. — Действовал профи.

— Хочешь сказать, один человек?

— Судя по углу наклона клинка, да. А ещё видишь следы? Ботинки сорок четвёртого размера. Это не военная обувь. Гражданская, по специальная. Такую выпускают для туристов. Мощные протекторы, чтобы не скользила. Так вот, следы аккурат между телами. Значит, убийца спрыгнул сверху, оказался между солдатами, и за пару секунд убил обоих.

— Ловко, чёрт, — заметил я.

— Очень. И бил глубоко и точно, значит, удар у него хорошо поставленный.

— Но зачем своих-то крошить?

— Тут всё просто: свидетели. Видимо, знали про диверсантов и могли разболтать.

— Почему тогда на нас не напал? Пулемёт же вот он, а наши там на дороге копошатся.

— Видимо, мы для него слишком мелкая цель, — подвёл итог следак.

Мы со всеми мерами предосторожности вернулись к колонне.

Когда подошли, я рекомендовал лейтенанту, — он же в этих делах неопытный ещё, — выставить боевое охранение. Но оказалось, командир отделения сержант Антон Жилин, — тот самый, коренастый, с которым не успели мы как следует познакомиться, — уже всё сделал. Следак поблагодарил его. Потом Пивченко доложил о состоянии техники. Виллис, как оказалось, получил не так много, но после беглого осмотра выяснилось, что лобовое стекло пришлось снять и выбросить — пули японского пулемёта изрядно его попортили. Металлическая рама держалась крепко, но для движения это было уже не важно. Кто-то из бойцов предложил замотать половину проёма брезентом, чтобы командиру было ехать удобнее — не так лупит ветер в лицо.

«Прогиб засчитан», — подумал я с улыбкой, но вслух этого не сказал.

В общем, решили оставить как есть. Теперь хотя бы ничего не мешает обзору. Правда, и всё, что будет лететь спереди, — всё моё и следака. Ничего, придётся привыкнуть.

Студебекеру досталось сильнее. Пробитый радиатор сразу стал причиной проблем — вода вытекла, и проехать в таком состоянии машина далеко не могла. Перегреется движок, заклинит, и всё, считай, нет у нас грузовика. Ему в таком состоянии только капиталка поможет. А кто наше задание выполнять станет? Или же придётся нам полсотни километров пешком мотать. За двое суток не управимся.

Решили ремонтировать на месте. Вытащили инструмент, который умница Никифор, как оказалось, приволок с собой в небольшом потрёпанном чемодане. Радиатор нужно было снять, а это значило открутить болты, которые, как назло, заржавели и подклинили. Кое-как справились с помощью гаечного ключа, замотав тряпку вокруг рукоятки для лучшего сцепления. Один из солдат залез под капот, помогая удерживать радиатор, пока двое других откручивали крепления.

Когда его наконец сняли, стало видно, где образовалась пробоина. Пуля пробила несколько сот радиаторных сот, и нормальный ремонт тут был бы невозможен без замены, но такой роскоши в полевых условиях нет. Решили заколхозить. Для начала промыли пробитую часть водой, чтобы удалить грязь. Затем взяли жестяную пластину, которую на скорую руку вырезали из старого бидона, — нашёлся он, как ни странно, в японском окопе, — и подогнали её по размеру отверстия. Чтобы заплатка крепче держалась, применили пайку, используя горелку и куски припоя, которые нашлись у хозяйственного и запасливого Пивченко.

После этого тщательно обмотали повреждённое место проволокой, затянув её как можно туже, и сверху для надёжности залепили всё изолентой. Выглядело кустарно, но в этих условиях это был единственный способ хоть как-то поддержать машину на ходу. Осталось долить воды в радиатор, проверили шланги и крепления.

Закончив с этим, завели двигатель. Первое время все стояли, напряжённо глядя на радиатор, ожидая, что вода снова начнёт сочиться, но всё оказалось на удивление надёжным. Студер был готов продолжать путь, хотя никто не сомневался, что такой ремонт надолго не продержится.

Мы закончили ремонт наспех, понимая, что надёжность машин теперь под большим вопросом, но выбора не было. Сразу после того, как студебекер удалось запустить, мы с лейтенантом переглянулись — пора двигаться дальше. Я забрался за руль, предварительно проверив ручные тормоза и сцепление. Тачка выглядела, как после боевого крещения — без лобового стекла, вся в грязи, с потрёпанными крыльями. Ранения машин мне всегда напоминали ранения людей — видишь, как техника теряет силы, но продолжаешь надеяться, что до конца боя доживёт.

— Всё, поехали, — сказал я и добавил мысленно: «С Богом!» Не знаю, как тут насчёт религии, да и сам я вроде бы не слишком привержен всем этим верованиям. Но всё-таки хочется иногда, чтобы твои действия имели смысл в общем течении времени, а не просто ограничивались рамками жизни, за которыми всё: был человек, и нет. Разложился на молекулы, никто и не вспомнит через полста лет.

Мы тронулись с места, сначала медленно, опасаясь новых повреждений и наблюдая, как тяжело перегруженный студебекер покачивается на неровной мокрой дороге, потом понемногу набирали скорость. Капли дождя, словно иглы, били в лицо, пока я старался сосредоточиться на том, что впереди. Нас, судя по карте, ждала китайская деревня, но сейчас важнее было не нарваться на засаду.