Я подошёл к тачке и стал её осматривать. Покружил, стараясь запомнить детали, да по скатам постучал на всякий случай. Хорошо накачены. Значит, прежде тот, в чьё тело я угодил, машину хорошо, грамотно обслуживал. Смотрю дальше. Под лобовым стеклом красовался номер, внутри — рычаги, педали, всё это выглядело, как из музейной экспозиции.

Дверей тоже нет. Проёмы. Я сел за руль, надеясь, что навыки вождения хоть немного помогут. Стал осматриваться. Ёперный ж ты театр! Как всё непривычно! Хорошо, справа таблички. На английском, правда, но для меня не проблема, хоть и не слишком старался в универе, а крепкую «четвёрку» имел. На них видно, сколько передач, как включать.

Разберёмся!

Так, вот гнездо для ключа зажигания. А он сам где? Похлопал себя по карманам галифе. Звякнуло. Достал, сунул в гнездо, повернул и прислушался. Ждал, что мотор привычно заведётся. А вот хрен там не валялся. Ничего не произошло. Стал всматриваться. Контакт есть, вроде лампочка светится, хотя слишком солнечно вокруг, видно плохо. А дальше-то как? Три стандартные педали. Справа, в полу, круглая кнопка. Что за зверь? Если нажму… Стоило надавить, как закряхтел стартёр. Сначала неуверенно, потом вдруг завёлся движок. А, так вот как это работает. Уже лучше.

Ну что, можно ехать! Только… рано пока. Стоит бы понять начала, кто у меня командир. Тот капитан, что ли? Или теперь мне полковнику незнакомому подчиняться? Возить комполка… Всё-таки серьёзная ответственность.

Я выключил зажигание и быстро вернулся в блиндаж. Первым делом отыскал свой вещмешок. Вытряхнул его на лежанку, проверил. Мало ли, вдруг внутри что-то такое, поможет пролить свет на биографию? Не знаю. Письма-треугольники из дома. У меня как вообще с семейным положением? Может, жена и дети? Ничего не отыскал. Обычное барахло. Мыльно-пыльные принадлежности, пара смен нательного белья, полотенце. Никаких намёков на то, что человек я семейный. Даже обидно немного стало.

Хотя… да и ладно. В той жизни, что осталась в XXI веке, мне ничего хорошего вспомнить не придётся. Разведён, есть сын 15 лет, в 10-й класс перешёл. Но я с ними не живу уже лет десять. Сам ушёл. Достала баба своими претензиями. «Мало зарабатываешь, ты не мужик». Где она видела, чтобы хороший, — то есть честный, — журналист миллионами ворчал? Я писал искренне, за что ни по карьерной лестнице не двигался, ни денег больших не имел.

Но потом возникла проблема: сын решил поступать в МГИМО, у него талант к языкам. Шпарит по-английски, как по-русски. Немецкий тоже на «отлично». А откуда деньги взять? Я решил, что пора помочь наследнику. Ушёл добровольцем на спецоперацию. Всё-таки старлей ВДВ, не хухры-мухры. В своё время окончил Рязанское РВВДКУ, потом несколько лет честно защищал Родину, пока не перемкнуло. Захотел журналистом стать. Уволился из армии, пришёл в газету.

Воспоминания закончились, когда я вышел из блиндажа, закинув вещмешок за спину. Огляделся. Хотел было к машине потопать, но ко мне подошёл всё тот же капитан. Он выглядел суровым и собранным. Лицо, покрытое глубокими морщинами, не выражало эмоций, зато глаза внимательно следили за каждым моим движением.

— Оленин, — сказал он, — готовь машину. Товарищ полковник будет через пять минут.

— Есть готовить машину! — ответил я и рысцой побежал к тачке. Закинул вещмешок в небольшой (он напомнил мне металлический ящик) багажник. Уселся, завёл движок. «Ну всё, готов», — подумал, и вскоре рядом со мной уселся мужчина среднего роста и телосложения, с полковничьими погонами на полевой форме. Усы у него были, конечно, впечатляющие. «Видать, у самого товарища Будённого скопировал манеру», — подумал я и был слегка удивлён такой мысли. Откуда она у меня? Видать, личность Алексея Оленина, в чьём теле оказался, ушла не до конца? Интересно, а куда он сам-то подевался вообще?

— Старшина, нам нужно срочно попасть на передовую линию, — сухо произнёс полковник. Сомнений не было: это и есть наш комполка.

— Сделаем, товарищ полковник, — послушно ответил я.

Позади уселись ещё двое бойцов с автоматами. «Охрана», — догадался и нажал педаль акселератора, двигатель глухо и мощно загудел. Вставив рычаг в первую передачу, медленно тронулся с места. Полковник бросил на меня быстрый взгляд, но ничего не сказал. Мы выехали из лагеря и направились к линии передовой.

По дороге я с интересом, насколько позволяла обстановка, рассматривал окрестности. Красиво здесь, величественно. Это хорошо, что Забайкалье, а не Монголия. Я никогда прежде таёжных лесов не видел. Только в кино, а степь… Хоть и люблю её, но не слишком сильно. Помнится, за время службы в армии пришлось мне три месяца провести на просторах Прикаспийской низменности вдали от населённых пунктов и Волго-Ахтубинской поймы. Летом жара там невыносимая. С полсотни градусов на солнце, а техника нагревается так, что порой даже автомат в руки взять нельзя — кажется, будто его только что из печи вытащили, разве не красный.

Здесь, наоборот, приятная прохлада. Вон, солнышко светит сквозь кроны деревьев, освещая дорогу. Да и сама она неплоха, в общем. Осенние дожди ещё не зарядили, и хотя пылит здорово, но всё-таки жить можно. Не Черноземье, где каждая лужа может стать большим приключением, особенно если с глубокими колеями, суглинок.

Полковник сидит рядом, и когда машина подпрыгивает, хоть и стараюсь не гнать, объезжая рытвины и кочки, морщится. Видать, на фронте крепко ему досталось. Меня так и подмывает спросить, куда мы направляемся. Интересно же! Но молчу, поскольку не надо простому старшине задавать такие вопросы. Тем более когда служишь в СМЕРШ. Видимо, придётся информацию самому добывать. Только делать это очень аккуратно, чтобы не приняли за японского шпиона.

Через какое-то время я сосредоточился на управлении машиной, стараясь не выдать свой интерес, а порой и замешательство. Мои мысли переключились на другую тему и теперь были заняты поиском ответа на вопрос, как я оказался в этой ситуации и есть ли способ вернуться домой. Но пока следовало выживать и не вызывать подозрений.

Спустя некоторое время мы добрались до передовой позиции, где комполка ждали другие офицеры. Я остановил внедорожник, и полковник вышел наружу, направляясь к ним. Бойцы охраны неотступно шли следом. Я остался в машине, пытаясь осмыслить происходящее. Отвлёк сержант в форме танкиста. Подошёл вразвалочку:

— Здоров, старшина!

— Привет, — ответил я.

— Комполка привёз? Как он? Слыхали мы, сюда сразу после госпиталя.

— Да навроде того, — уклончиво произнёс.

— Огоньку не найдётся? — сменил тему незнакомец.

Я привычно похлопал себя по карманам, но потом вспомнил, что бросил курить полгода назад. Жизнь заставила: вместе с частью своей штурмовой группы оказались в засаде. Трое суток нас пытались выбить с окраины небольшого посёлка. Порой казалось: всё, наш последний вздох. Сейчас гранатами закидают, и будет у меня последний залп на родной Волгоградской земле. Дал себе зарок: если выживу — ни одной затяжки.

— Прости, не курю.

— Эх, — махнул рукой танкист. — Ладно.

— Слышь, а какое сегодня число? Чего-то я запутался.

— Так это, — он почесал в затылке. — Пятое августа с утра было, — усмехнулся и пошёл прочь. Я проследил за ним взглядом и заметил хорошо замаскированный ИС-2. Рядом оказалось ещё несколько, но точно количество подсчитать не удалось: танкисты отлично подготовились к грядущему событию. А уж в том, что оно вот-вот начнётся, я не сомневался. Отлично помню историю: войска Забайкальского фронта начнут наступление 9 августа в 00 часов 10 минут.

Но самое важное случится буквально завтра: ровно в 8 утра американский бомбардировщик B-29, несущий на борту атомную бомбу «Малыш», сбросит её на город Хиросима. Это вместе с уничтожением Нагасаки через несколько дней станет переломным моментом второй мировой войны. Потом историки долго будут спорить: в самом ли деле японский император был так впечатлён случившимся, что его воинственный дух был сломлен, или всё-таки повлияло на его решение о капитуляции нечто иное?