— Догоняем своих! — потребовал я.

Мы поднялись и побежали к виднеющемуся неподалёку дзоту, который яростно огрызался от наших бойцов: у него амбразуры оказались на три стороны, из них и вели огонь. Стрелкам пришлось залечь, чтобы подумать, как быть дальше. Мы с военкором бухнулись в небольшую ямку. Вовремя: по её краю, едва головы прижали, прошлась очередь. Секундой бы спустя она сделала из нас фарш.

Рядом оказался боец. Он лежал, посматривая в сторону дзота.

Японцы патронов не жалели. Видать, решили держаться до последнего. Пули расходились широким веером, не давая приблизиться к их позиции. Лежащий рядом солдат снял с пояса гранату — лимонку. Деловито разогнул усики предохранительной чеки.

— Не надо, — сказал я ему.

— Это почему? — приподнял он грязную бровь.

— Внутрь не залетит, своих осколками посечёшь.

Солдат, — им оказался парнишка лет 18-ти, явно недавно призванный, — усмехнулся.

— Не боись, дядя, — сказал залихватски и смачно сплюнул. — Я меткий, — выдернул чеку. Приподнялся, завёл руку назад… японский пулемётчик, сука, оказался быстрее. Парнишке прилетело точно в грудь. Отбросило назад. Я метнулся к нему, схватил гранату, готовую выпасть из слабеющих пальцев. Глянул в глаза. Сказать боец ничего не успел: на губах появилась розовая пена.

Мне ничего не оставалось, как переползти обратно в ямку.

— Как он? — участливо спросил Миха.

— Погиб, — ответил я хмуро, держа гранату. Что-то надо с ней делать. Чеки у меня нет, так что буду импровизировать. Но повторять ошибку новобранца не стану. Поживу ещё. Я размахнулся, не вставая, и зашвырнул лимонку в сторону японцев. Куда попадёт, чёрт с ней. Гулко бухнуло. Когда повернул голову, заметил: Миха навёл на меня «Лейку» и сделал пару кадров.

— Меня-то на фига снимаешь? — спросил его недовольно.

— У меня приказ, — строго ответил военкор.

«Проникся, значит, моментом», — подумал я.

Вскоре на левом фланге, где японская стрельба была не такой интенсивной, началось движение. Несколько штурмовых групп обошли дзот с тыла и бросились к нему. Завязалась короткая перестрелка. Крики, пару раз хлопнули гранаты. Затем чей-то резкий вопль, и дальше только общий фон боя, который продолжался вокруг, поодаль от этого места.

Японские пулемёты замолчали.

— Вперёд! — послышался чей-то приказ. Пехотинцы поднялись и кинулись, обтекая преграду. Я заметил, что враги понатыкали тут всякого. Колючая проволока, надолбы, ходы сообщений. Почему это всё никто не обороняет? Любой японский фильм посмотришь, особенно военный: ну ёшь твою грош! Такие прям терминаторы! А здесь мы дзот, который оборонять можно несколько недель, меньше чем за час осилили.

Подбежали с военкором к захваченному укреплению. С нами осталось трое связистов, получивших приказ заняться линией, остальные побежали дальше. Миха с интересом начал фотографировать тела убитых врагов, дзот изнутри. Благо, там ещё работало электричество. Гарнизон дзота, на удивление, оказался крошечным. Внутри было трое — видать, пулемётчики, их поубивало брошенной внутрь гранатой. Да ещё примерно шесть или семь лежали снаружи в позах, в которых из застигла старуха с косой.

Аскетичная оказалась внутри обстановка. Вспомнились долговременные укрепления недругов за ленточкой. Обстоятельно всё, с удобствами. Кое-где микроволновки, телевизоры, мини-холодильники; в отхожих местах унитазы даже, заимствованные, видать, из домов местных жителей. А ещё одеяла, подушки, гражданская одежда, чтобы после службы переодеваться. Ну, а тут… как в лучших домах страны восходящего солнца: то есть ни хрена ничего. В углу коробки с патронами и гранатами, консервы, три бидона с водой и вся обстановка.

Миха пофоткал, да и вышел разочарованный. Пока всё, что ему удалось впечатляющего снять — это начало атаки. Остальное так, теперь уже просто эхо войны.

Не сговариваясь, мы поспешили за уходящими линиями пехоты. Впереди снова гремело и грохотало. Очередной то ли дзот, то ли дот. Правда, добираться до него пришлось с приключениями, стараясь ноги не переломать. Я оглядывался вокруг, готовый в любую секунду открыть огонь на поражение, но пока ничего опасного не замечал. Основной удар приняли на себя наступающие батальоны, мы двигались чуть поодаль. Была правда, опасность угодить на мину. Но в этом месте наша арта так старательно всё перепахала, что шансов напороться на осколочный сюрприз почти не было.

Всё же я попросил Миху внимательно глядеть под ноги. Он с полуулыбкой кивнул. «Оттаял», — подумал я. Ну да, всегда так: первые минуты боя самые жуткие, и кажется, что каждая пуля или осколок обязательно в тебя летят. Потом привыкаешь понемногу. Вот и военкор, похоже, адаптироваться начал. Больше за кобуру не хватался, по крайней мере.

Мы быстро прошли этот участок, дальше снова пришлось ползком: впереди опять маячил японский бункер. На этот раз побольше, массивнее. Правда, ему крепко досталось — в нескольких местах виднелись глубокие, сантиметров по 10–20, выбоины в бетоне. Но укрепление выстояло даже после прямых попаданий нашей артиллерии.

«Эх, жаль, что нельзя поддержку с воздуха попросить», — подумал я. Тем более дронов здесь нет, а то можно было бы постараться забросить сверху несколько кумулятивных снарядов. Может, и пробили бы. Но у наступающих батальонов не было ничего особенно тяжёлого.

— Смотри, Лёха! — военкор дёрнул меня за рукав, показывая в сторону. — «Боги войны»!

Я глянул в нужном направлении: там быстро разворачивалась батарея 45-мм орудий. Всего три пушки, да что они смогут против бетонного дота? Разве только всё теми же кумулятивными долбить станут.

— Батарея, осколочно-фугасными, беглый, огонь! — скомандовал лейтенант, стоя на одном колене и глядя вперёд в бинокль.

«Отчаянные ребята», — подумал я. Артиллеристы вывели пушчонки свои на прямой огонь, а ну как японцы накроют их? Да и зачем осколочно-фугасные? Тут бронебойные нужны. Но у «богов войны», видать, был свой замысел. Я понял его вскоре, когда посмотрел, куда шлют снаряды: они своим огнём отсекли группу японской пехоты, которая быстро двигалась в сторону бункера. Видать, то был резерв, решили закрепиться понадёжнее.

Наши «сорокопятки» своим плотным, частым огнём сначала отсекли японцев от цели, потом рассеяли, когда несколько взрывов раздалось прямо в их густой толпе. И чего они так двигались? Могли бы короткими перебежками, а эти, как на параде. Разметало их знатно, больше к доту никто не спешил.

Закончив свои дела, батарея быстро свернулась — бойцы потащили её назад. Вовремя: спустя пару минут их старую позицию накрыло минами. Японцы мстили минут десять. Всё перерыли на том месте, а толку-то? Разве пустые гильзы да несколько ящиков раскидали на куски.

Но дот, даже лишившись подмоги, не сдавался.

Тишина после миномётного обстрела казалась неестественной. Что случилось с японскими пулемётчиками? Разом решили ленты заменить? Вряд ли. Скорее, просто выжидают, когда наши снова в атаку пойдут, чтобы нанести урон побольше.

Я посмотрел на Миху — его лицо побледнело, но в глазах горел огонёк. Военкору было страшно, но он оставался рядом, не отходил ни на шаг. Изредка делал снимки, замечая что-нибудь, на его взгляд, интересное. Мне тут было скучно. Насмотрелся подобного на войне.

— Лёха, кажется, мы тут застряли, — пробормотал он, переведя взгляд на дот.

Я кивнул, не находя, что сказать. Дот оставался неприступным, и наши «сорокопятки» сделали всё, что могли, но этого было явно недостаточно. Япония умела строить укрепления, и этот дот, казалось, был вырезан из скалы. Да и зачем кому-то понадобилось его пытаться расстрелять из пушек? Ну, хотя бы миномёты больше не долбили.

— Нужно пробиваться дальше, — сказал я. — Они скоро поймут, что мы здесь, и тогда нам не поздоровится.

— Чего это? — удивился Миха.

— Потому что ты крупный лось и постоянно маячишь на ровном месте, сверкая объективом, — усмехнулся я.