– Но как ты могла читать молитвы, леча теленка или курицу?

– Всему виной мое невежество и недостаток понимания в подобных вопросах.

– Какая сила помогала тебе лечить или насылать порчу на людей и скотину?

– Если мне удалось кому-нибудь помочь, то только с помощью Божией; порчи я ни на кого не насылала.

– Знаешь ли ты кого-нибудь еще, в этих местах или дальше, кому известны эти заклинания?

– Никого не знаю.

– Ты проклинаешь Сатану?

– Я проклинаю Сатану.

Лерен доказывала, что поскольку ее заклинания – это слово Божие, то никакого вреда от них быть не может; все дело не в снадобьях, а в «молитвах», которые она читала и в Божеском благословении. Но непонятно было, могла ли она его получить? Это благословение? Не было ли это искушением Дьявола? Не ввела ли она Господа в заблуждение?

После третьего слушания, на допросе с пристрастием, все свидетели стали опровергать собственные обвинения. Но было поздно, Лерен, не выдержав пыток, призналась во всем, назвала еще нескольких женщин, с которыми летала по ночам на теленке, отчего теленок тот сдох. Лерен оговаривала себя и дальше. При лечении она не только вела непотребный неугодный господу заговор, но и сыпала мелкую соль в одежду лечившимся. Обернувшись вороном, она закапывала в саду городского бургомистра волосы, обрезки ногтей, кости и перья, чтобы его куры дохли.

Также Лерен попыталась убить своего отца, но не смогла, поскольку тот пламенно верил в Бога, придерживался всех божественных обрядов и исправно ходил в костел. Но все-таки довела этого благочестивого мирянина до смерти.

В обвинительном акте суда над Лерен значилось ведовство «с ночным летанием», «упоминание имени Господа всуе», а также «неподобающее кощунство по отношению к Слову Божьему», «использовании святотатственных молитв» и «незаконное целительство с помощью сатанинских приворотов, обезображивание, и порча, насланная на лечившихся людей», «воровство облаток для причастия, чтобы травить скот».

Бургомистр города Зронгхейм предложил судье (поскольку смертный приговор все равно неизбежен), под пыткой вырвать у Лерен, и названных ею, Олены и Люзбет, языки и груди, после чего всех обвиняемых сжечь на костре…

…Брат Рамон закрыл глаза, и застыл, как статуя, на каменной лестнице магистрата. Лицо обдало жаром огня от костра Лерен. Пламя согрело его заиндевевшее тело, он опустил дотоле напряженные плечи, расцепил руки, сложенные накрест на груди. Он уже избавился от навязчивого магистра, оставив брата Ронера выслушивать бредни старого болтуна, и теперь, повернул голову к северу, туда, где в заснеженных далях торчали хребты Герндаллена. Ему что-то подсказывало, что с той стороны нужно ждать очищения. Придет та неведомая сила, которая…, которая вычистит всю мразь, и эти грязные бесстыжие людишки узнают, что такое страх. Огонь его костров и их вопли призовут ту силу. Но не знал брат Рамон, что его пожелания уже сбылись. Все, кто искал зло – нашли его. И он был среди них.

В сентябрьском благоухании сада, укутавшись пледом, отец Марк невольно отвлекся от событий последних дней. Он уже не ждал никого, кроме инквизитора.

Инквизитор в городе – и участь священника предрешена. Только собаки не обвинят его в грехе. Он жадно смотрел на свои бесстыжие цветки, что раскрыли бутоны в саду. Он жадно смотрел, чтобы в последний раз… В последний раз насладиться этим легким полетом бабочки над цветком, увидеть прозрачную каплю росы на стебле… в последний раз…, в последний…. Хоть что-то прозрачное есть в этой жизни. Ему не хотелось думать ни о чем! А что тут думать? Он выйдет им навстречу, а ее спрячет. Вот итог его борьбы. Главное, она навсегда уйдет из этих проклятых мест. Инквизитору не достанется! Никогда! Пусть ищет мясо для костров в другом месте.

Еще он мысленно возвращался в свой храм, к тому визиту незнакомца. Встреча, которую он ждал и готовился, состоялась. ОН показал, где ЕГО логово. ОН выбрал Храм Божий. Что могло быть лицемернее и проще? ОН показал, что ничто не свято. Демон может порушить любую святыню, надругаться над чем угодно.

Священник завершил чертеж, который он передаст Кристине. Это был план ее побега вместе с Инессой. Болезнь лишила его возможности проводить в эти дни службы, но он провел их в своей душе, вставая перед распятием каждый день, и вымаливая у Господа прощение для всех. Но почему так ярко вспыхивают в памяти фрагменты детства. Уж не к скорому ли концу земного пути? Подобное происходило с ним несколько раз в жизни, именно тогда, когда он боролся с тяжкими недугами.

Голоса, звонкие голоса в большом каменном доме, врывались в его сознание сегодня! Голоса, летевшие из разных комнат! Голоса из тех далеких времен… Голоса ребенка. Ему слышались голоса того ребенка, которым он стал.

Почему он тогда, в шестилетнем возрасте, вихрем носился по дому, останавливался и кричал как ошалелый? Он звал мать! Но чем он был напуган? Ну конечно, приходом незнакомца! Как давно ОН посещал их дом! И как мог из того ребенка выйти священник?

Еще одно воспоминание приоткрыло ему занавесу над скопищем причин, которые стали роковыми для жителей Кодена. Одно угадывалось – его жизнь сопровождал кто-то еще. Почему он об этом так поздно подумал?

Приход Гостя в храм и голоса из детства. Так сознание хочет соединить еще какую-то невидимую нить. Вот причина, подтолкнувшая к воспоминаниям! Вот то, что он теперь не хотел признавать, и незаметно для себя старательно обходил эту тему. Еще разгадка, так своевременно пришедшая к нему. Они уже встречались и лишь теперь он это понял! Это было тогда, когда маленький человечек почувствовал свое одиночество, и искал ответа.

Круг замкнулся. Дьявол преследовал его всегда, всю жизнь. Во всяком случае, ОН незримо присутствовал рядом во всех его помыслах, вершил дела от его имени… И ОН дождался своего часа – и вселялся в него теми страстными ночами встреч с Мартой и Кристиной. Завеса тайны необратимо приоткрывалась? Когда он искал мать – он находил не ее, а Демона. Значит, мать его не оставляла никогда, но только с одной целью. Она знала, кто займется ее сыном.

«Моя жизнь протекала в присутствии Дьявола. И я не знал об этом, будучи глухим и ослепленным. Как я заблуждался! Теперь поздно думать о спасении…».

Из-за яблони подкралась Кристина и стебельком, тонким, как его обладательница, стала щекотать ему шею. Он вздрогнул, и ручейком зазвенел ее голос. Она вырвала его из забытья. И защебетали на ветках птицы, и вокруг заиграла под солнцем трава. Он неохотно повернулся к ней.

– Ну тебе, то есть, Вам совсем не щекотно, – обиделась Кристина.

– Ты заходила к Инессе? Может ей чего нужно?

– Я только от нее. Мы играли в лягушек, она так смешно надувала щеки и крутила глазами. Вот так! Нет, у меня не получается.

– В лягушек? А кто предложил?

– Поиграть? Сама не знаю…

– Кристинка, присядь рядышком.

– А Вы разве в детстве не играли в лягушек?

– Ты спрашиваешь о моем детстве?

– Угу.

Священник стянул с себя плед и наклонился к Кристине.

– Вы думаете о чем-то другом и переспрашиваете меня постоянно, – заметила Кристина.

– Да-да… В детстве… я припоминаю… весной, теплой-претеплой, в застоявшейся озерной заводи мы стоим по колено в талой воде, вытаскиваем клейкую лягушачью икру и бросаемся ею. Пока догонишь кого-нибудь – измаешься – а в руках уже нет ничего…

– Ой! Я ужасно боюсь брать в руки эту гадость. Особенно боюсь жаб. Они холодные и противные. И у них страшные глаза, как у некоторых людей.

– Людей?

– Ну да. А вы не замечали? …Как подумаю про них – дрожь пробирает. Б-р – р-р!

– И тебе захотелось играть в лягушек?

– Что?…А! Да это Инесса сама начала корчить рожи, – быстро проговорила Кристина. И уже было заметно, что мысли ее унеслись далеко от этой темы. – Ей очень нравится играть в такое. Она сильно изменилась после того случая, когда вы ее спасли. Стала такой забавной…