Важно вытягивается к небу своими заостренными башенками и кровельными выступами городская ратуша. Оплот власти на этой земле. За тонкими колоннами, чередой украшающими здание до самого верха, затаился лицевой фасад ратуши с узкими окнами, витражами, украшенными богатой резьбой и полудрагоценным камнем. Как ни громоздки ворота, устроенные для въезда любой повозки, но они будто придавлены каменной массой здания. Исправно они выполняют свою миссию – привести в обширные помещения, где во время ярмарки выставляются товары, в погреба, в кладовые, в темницы.

Под высокой лестницей стоят Бургомистр, его свита и ратманы. На них длинные, подбитые и опушенные мехом одежды, черные, с меховыми воротниками и серебряными застежками, на головах – меховые шапки. Почти на всех важная одежда.

Перед ними положили четыре бездыханных тела, на широких покрывалах, в этом кровяном месиве, с огромным трудом, по кускам одежды, можно было угадать солдат.

Вот бургомистр приподнял свою трость, потряс ею, и с бешенством в глазах выговорил два слова:

– Дерзость неслыханная.

Отвисшие щеки его тряслись вместе с посохом. Окружение дружно, одобрительно замычало в ответ.

– Войско нужно послать, – продолжал Бургомистр. – Прочесать все места. Вычистить и повесить всех, кто там засел. Камерарий! Изыщем средства на подробное изучение этого дела.

– Кто ответственен за это перед законом? Наша первейшая обязанность установить… – ответствовал – канцлер.

Потом сочли своим долгом высказаться ратманы, потом еще кто-то… Все понимали одно – они бессильны перед той стихией, что появилась в этих краях, а бургомистр делает вид, что это шайка лесных разбойников.

Бургомистр что-то заметил – пошептался со свитой. На всякий случай бросил взгляд на набатный колокол, откуда башенный сторож смотрит за местностью, подлежащей его охране, и указал на один из трупов.

– Этого занесите в зал. Живее!

Ратманы зашушукались. Солдаты, что стояли в стороне, подошли исполнять приказание.

– Господин Бургомистр, можно через главный вход?

– Да.

– Тогда давайте встанем на одну ступень и понесем с четырех сторон держась за покрывало, – обратился начальник караула.

Заседатели Ратуши быстро преодолели высокую каменную лестницу и вошли в здание вслед за внесенным телом. Зал их встретил потемками. Дневной свет проникал через разноцветные стекла, вставленные в резные оконные рамы. Чуть больше света скопилось под сводчатым потолком с бронзовыми люстрами, из которых каждая изображает подобие большого древесного сука с разветвлениями и крупными листьями.

От увиденного подкашивались ноги наиболее старых господ, но они держались, с сожалением отвергая возможность присесть на резные скамьи ратманов, застывшие в глубине залы, на возвышении, за бронзовой перегородкой.

– Вот сюда, подальше от мощехранильницы.

Солдаты переглянулись. Им показали на огромный дубовый стол, на котором блестел позолотой ларец, размером с маленький сундучок.

Тело положили под картиной «Страшный суд». Канцлер, некоторое время изучающий сюжет, развернувшийся над бездыханным телом солдата, увидел в этом смысл для их ситуации. Короли и папы, князья и кардиналы – одним словом, все грешники терпят одну и ту же участь, демоны гонят их в ад, а последний представляет собой клокочущее огненное озеро, где чудовища разинули свои прожорливые пасти. Под картиной на латинском языке было написано обращение к судьям: «Juste judicate, filii hominum! Judicium quale facis, taliter Judicaberis…»[4]

– Господин канцлер, я прошу всех и Вас высказать свои мнения.

Участники тайного собрания высказали свои страхи, опасения и передали последние сплетни. Все сводилось к тому, что некто, скорее всего священник, связался с Нечистой силой. Посредника следует допросить и в случае надобности, казнить.

Бургомистр попросил оставить в тайне все высказанные доводы, но засомневался, что без доказательств и разрешения архиепископа, можно схватить викария. Лучше все выведать, священника приструнить и быть осторожными.

Труп унесли, пол вытерли, двери закрылись. Бургомистр Он подошел к одной из аллегорических картин, писанных на дереве, и попросил всех оставить его одного.

Суд. Перед судьями стоит подсудимый, а по сторонам его – дьявол и ангел: дьявол побуждает его принести ложную клятву, ангел же старается отвлечь его от такого греха.

– Добродетели и пороки. Все перемешано.

На высоком седалище сидит городской судья в красной мантии, опушенной белым мехом, с такой же меховой шапочкой на голове и с судейским жезлом в руке. Справа и слева от него сидят советники, которые оживленно беседуют друг с другом; их шестеро, по три с каждой стороны. Перед судьями стоит человек с мечом на боку, с жезлом в руке. Он приводит к присяге какую-то женщину. Последняя клянется, подняв правую руку с прижатыми к ладони пальцами, за исключением указательного и среднего. Позади судейских мест – перегородка, а за ней виднеются юноша и судебный сторож, предъявляющий судьям деловую бумагу. На заднем фоне изображено Воскресение Господне, а наверху – Христос как Судья Вселенной; около Него – Приснодева Мария, Иоанн Креститель и апостолы.

За бродячими утренними туманами в сырых долинах скрывалось тепло, над озером поднимался пар, и к восходу солнца спала ночная напряженность трав, наполнившись влагой, стебли склонялись под выпавшей росой, вокруг все прояснилось и потеплело. В воздухе запахло парным молоком. Марта утонула в тумане, наугад выбирая дорогу.

Две недели женщина не приходила к священнику и говорят, все это время туманы стелились по полянам задерживая работу косарей, дровосеков, травников. Ларс хворал. Отец Марк отказывался разговаривать, только исповедовал.

Марта спустилась на лесную тропу, первые лучи солнца пробили кроны деревьев. Она набрала полную корзину всякой снеди, но несла ее легко, вдыхая ароматы проснувшейся природы и чувствуя прохладу. До своего замужества она любила прибегать сюда, к старым вековым деревьям, что начинались сразу за косогором, слушать соловья. Но сегодня одиночные трели лесного певца уже потерялись в гомоне пробудившихся птах, собравших симфонические оркестры, в которых не участвовали только воробьи, что проворно атаковали старые дождевые лужи с застоявшейся водой, купались в них так, будто лужи были редкостью в этих краях.

Марта избрала дорогу в обход побережья озера, чтобы никто не мог догадаться, куда она идет. Над его ровной гладью легкой дымкой клубился пар. Казалось, озеро закипает как варево на огне. Послышался плеск воды и вот под старыми ивами, у берега показалась горстка людей. Марта узнала в них работников господина Райнталя. С зимы до летнего сезона нанимались они в кожевенные цеха. Марта никогда на озере не встречала этих парней. Ведь цеха находились на северной окраине города. Перед Мартой вдруг столбом вырос долговязый Эйен, ее давний ухажер.

– Добрый день, фру Марта! Частенько тебя стали здесь замечать.

– Здравствуй, Эйен. А вас что сюда занесло? Отлыниваете от хозяина?

– Может искупаешься с нами?

Марта слегка покраснела. Предложение можно было принять за унизительное, ведь оно было сделано замужней женщине, но чего взять от этого остолопа? Да! Чего ждать от батрака?

– Нет, не хочется, – она оценивающе посмотрела на Эйена, но удержалась от резких слов.

– Нет, не хочется, – повторил парень вслед за ней.

– Да и вам купаться не советую, – на ходу крикнула она.

– Не хочешь при мне раздеваться?! Или…

Марта вернулась к этому нахалу, и смачный шлепок по щеке произошел будто сам собой – а его голова развернулась в сторону озера.

– Нет. Просто утопленников многовато за последнее время, – добавила Марта.

– А… Слышала! Одного нашли мертвым на берегу? Он и в воду не заходил.