Останки снова оказались разбросанными, как там, на месте волчьей охоты. Сложив их в тряпичный кусок, он закрыл крышку и заколотил гвоздями. Предварительно еще он кинул монетку – вопреки христианскому учению, он верил в приметы. Но что поделать, если приметы сбываются. И сколько раз ему, образованному человеку, пришлось в этом убедиться.

Он копал всю ночь, создавая новые насыпи вокруг. Под одной из них он похоронил останки того растерзанного человека, которого никто бы не опознал. Вокруг той ямы он установил семь холмов с семью крестами. Чтобы никто не нашел и ни на кого не падала тень преступления. Он был уверен, что сумел нарушить план дьявола, по которому люди должны впадать в грехи не по своей воле, и подозревать, и уничтожать друг друга. Святую воду он вчера, когда начинал раскопки, опрокинул, но был у него припасен еще один флакон, и его хватило, чтобы освятить могилу и прочесть молитвы.

– Мир праху твоему! Мир праху твоему! Мир праху твоему! – так завершал он свой обряд, все больше возвышая голос и чувствуя запах крови.

… Он не помнил, шел по земле или летел. И уже летели с деревьев, летели на вечный покой, отшумевшие желтые августовские листья. Он глубоко нырнул в холодные воды озера и долго не хотел всплывать на поверхность.

Кристина в последние дни все чаще встречала ночь у окна своей миниатюрной комнаты в доме доброй хозяйки, что на время приютила ее. Девушка сидела допоздна, потом лежала с открытыми глазами на кровати – не могла уснуть – не могла и встать. Оцепенение продолжалось. Что с ней происходит – она не понимала. Бессонница властвовала над ней. И часто какой-то бред лез в голову. Но ранним утром она уже была на ногах. Она решилась выйти из дома в столь раннюю пору, и заставила себя подняться, умыться ледяной водой со двора, привести в порядок волосы, быстро погладить платье, благо – для утюга нашлись угольки, тлевшие с вечера в печи.

И едва помутнел на лунном диске серебряный налет, едва наполнилось синью предутреннее небо, как она поспешила к дому старухи.

Кристина подошла к разбитому окну, усыпанному стеклянными осколками. Оттуда повеяло зловонием. Первое, что ей бросилось в глаза, это цветок хризантемы, забрызганный кровью… Она позвала Янека – никто не откликнулся. А из внутренностей комнаты с улицы просматривался только потолок, слишком высоким было окно. В нескольких шагах от окна начиналось возвышение. Она все выше поднималась на холм, перебирая ногами назад, все попятилась, заглядывая в комнату. Но ноги зацепились за торчавшую корягу – Кристина рухнула в заросли, под холм и быстро перевернулась на живот. Ее голова оказалась зажата между ветками. Осторожно выбравшись, она открыла глаза – на нее в упор смотрел Янек, но смотрел чужими глазами…

Это был настолько чужой взгляд, что она сразу отвернулась от него, отползла и тогда только позволила себе еще раз посмотреть в ту сторону… Она еле узнала Янека в этом месиве крови, с вывернутой куда-то в сторону головой, будто отделившейся от тела, с торчащими клоками слипшихся от крови волос на голове, и кровяными полосками на теле. Глаза его были застывшими, будто стеклянными. Этот взгляд застывших глаз она не забудет никогда. На его обезображенном лице запечатлелось удивление, даже скорее восторг… Восторг на обезображенном лице… Хуже насмешки над человеком не придумать.

Все поплыло в глазах Кристины, она рухнула на колени. И уже казалось, что кто-то стоит перед ней…

Когда она еще раз открыла глаза – то почувствовала, как повисли в воздухе ее ноги. А над головой нависли звезды, но голову не удержать, она бессильно западает назад.

Когда Кристина очнулась, она обнаружила себя в незнакомой комнате. Из-за окон пробивался странный шум, будто крики рыночных зазывал. Она не могла понять, где находится и чья это постель, и почему она вся голая – она не помнила, как разделась вчера. Значит, кто-то с нее снял эту одежду и уложил, пока она была без памяти. Она приподняла голову и обнаружила на себе старухино покрывало и в ногах свою накидку. Под окнами шумел дождь. Но уже пробивались в сознании кровавые эпизоды вчерашней ночи. Нет. Не могло этого случиться. Это привиделось или приснилось. И ничего с Янеком не случилось. Просто страшный сон. Их она видела множество. И вновь в ее сознании вспыхнули как угли, ужасы этой ночи. И она, не мешкая, всунула ноги в башмаки, а потом надела платье. Под ногами были разбросаны увядшие цветки полевых цветов и садовых хризантем. Цветки! Цветки! Завядшие, как на заброшенной могиле. Вчера один такой цветок ей подарил он, Янек, и она надкусила лепесток – это она помнила, потому нашла его среди прочих. Откуда столько цветов? Кто безжалостно бросил их на растерзанное тело? Кто облил его воском свечей? Значит, свечи горели на теле убитого.

Кристина выбежала из дома – вокруг стояли люди. Она поймала брошенные подозрительные взгляды, она уловила повисший в воздухе страх, и услышала шепот вокруг, она снова посмотрела на окружающую толпу – все прикрывали лица от нее, как от прокаженной. Она бросилась туда, где вчера нашла Янека.

Толпа давила на стражников и блюстители порядка едва сдерживали напор. Куда рвался этот народ – понять было трудно. Тело Янека лежало у стены, укутанное в белую парусину, а рядом находился еще какой-то комок, тоже накрытый куском грязной материи.

– Боже мой, боже мой, – шептала какая-то женщина, стоя на коленях.

Кристина вышла вперед.

– Кристина, закрой ему глаза! – закричал кто-то из толпы.

– Молчи! Молчи, дурак, – отвечали ему. – Голова же замотана. Тебе что, не видно?

Ошеломленный народ галдел во все голоса, и все явственнее слышались ругательства, проклятия и требования расправы над убийцей. Кристина слышала, как часто выкрикивали ее имя, имя Марты и имя священника. Ей привиделись снова те странные кровавые полосы на изуродованном теле Янека, и она пыталась вспомнить, что они ей напоминали.

Крики на разный лад еще продолжались, когда она опять потеряла сознание.

Возмущенный народ рвался в дом, расталкивая всех, вперед вышел высокий человек – тезка погибшего, работяга Яан. Он призвал народ утихомириться и обратился к людям с такими словами:

– Нашим властям дела нет до жизни простолюдинов! Мы сами должны постоять за себя! Мы отыщем убийцу, кто бы он ни был! Хоть священник, хоть заседатель Ратуши. Мы казним его!

– Правильно, правильно, – раздались одобрительные возгласы.

– Бургомистру надо не за людьми следить, а ловить волков! Все выгоны опустели.

– Да подожди ты с выгонами!

Толпа зашевелилась вновь, вызывая все большее неодобрение начальника стражи. Он коршуном смотрел на этих испуганных людей, которые готовы были разорвать убийцу и при этом страшились его жестокости и изощренности, и поэтому больше ворчали, втайне надеясь, что кто-нибудь справится со злодеем.

– Янек был бедным парнем, никому ничего худого не делал. Его заманили в этот сатанинский дом и замучили, надругавшись над его телом. Что они делали с ним?! У меня язык не поворачивается сказать. Пусть Мартин скажет!

Мартин откашлялся и уперев взгляд в землю, медленно произнес, чеканя каждую фразу: –Отсечь голову кинжалом! Такого еще не было! Они изрезали его как свинью. Вырезали буквы на нем. Слова. Хорошо еще черта не нарисовали.

– Вот-вот! Изрезали его в клочья. Я неграмотный, а буквы мог вырезать тот, кто знает грамоту. Я знаю кто это!

– Кто?! – кричали из толпы.

Им всем ответил догадливый Стен:

– А вы не знаете?! Чего прикидываетесь? Уже все знают – боятся сказать.

– Мы отыщем убийцу! Ему недолго бродить среди нас.

– Сожжем к черту этот дом! – выкрикнули из толпы.

– Постойте! Сжечь никогда не поздно. Да не пришлось бы кусать локти. Надо выяснить, зачем он убивает? Надо выловить его!

– Наверняка дочка Иоахима – это тоже его рук дело!

– И этот парень, которого разорвали на тряпки!