– Теперь, злой дух, находящийся в этом ребенке, теперь ты подчиняешься мне. Я говорю тебе: Как твое имя? Во имя Господа Иисуса Христа я приказываю тебе ответить мне!

Из уст Инессы посыпались проклятия, а он продолжал вызывать Демона, прижав крест к ее лицу. Звуки, долетавшие до слуха Кристины, стали меняться на жалобные – Демон взывал к пощаде и сам глумился над своими призывами. Но среди них был ответ! Он просочился как одинокая капля воды, оставшаяся от ветров на траве.

Всего лишь одно слово, произнесенное с невероятным ядом, но так быстро и неразборчиво, что Кристина поняла, что это слово было, но что оно значило, она не смогла бы передать. Лицо Инессы скривилось от ужаса – оно выражало боль и ненависть. Никогда за всю свою жизнь Кристина не видела такой ненависти ни в чьих глазах.

– Во имя Господа Иисуса Христа, – приказал священник, – Ты, Дух ненависти, выходи из этого ребенка.

Глухой голос, раздавшийся из какой-то глубины, нечеловеческий голос ответил:

– Возвращусь в дом мой, откуда я вышел.

– Что? Что ты можешь? Глумливая тварь! Ты отвечаешь словами из Библии. Евангелие от Матфея! Но не для тебя. Выйди наружу! Выйди!

И снова в неизвестных муках скривилось лицо Инессы и в судорогах забились ее ноги, и снова пена выступила на ее посиневших губах.

– Во имя Господа Иисуса Христа, – продолжал священник. – Ты обязан выйти! Во имя Господа Иисуса Христа, ты обязан выйти! Во имя Господа…

Как в нескончаемом сне продолжалось это действо. Сколько нужно настаивать на своем и можно ли удержаться в своей вере и упорстве? Как это подействует на Демона, который изощренно совершает свои деяния. На узкой тропе священнику предстояло вести это сражение с Божьей воли и решимости. И он не сворачивал с пути. Чем больше цитировалось Писание и упоминалось имя Иисуса, тем сильнее укреплялся дух его поборника, получавшего доминирующее влияние над своим врагом. Он до последних сил готов был сеять божественные молитвы и ожидать свои добрые всходы.

– Выхожу, – наконец послышалось священнику. – Она уже дьяволица.

Легко, как крылья, Инесса подняла руки, и мгновенно скрестила их на своем горле – она принялась душить себя своими собственными руками. Ее лицо сделалось бордово-серым, и снова закатились глаза. И четыре руки, священника и его любовницы, наконец, оторвали руки Инессы от ее горла. Она затихла. Они упали рядом. Она попыталась пошевелить искривленными пальцами, что окаменели и торчали маленькими идолами из окровавленных ладоней.

Еще какое-то время исцеляемая издавала шипящие звуки и выла. Вдруг ее голова стала мягко подниматься, откинулась и тело расслабилось.

Демон вышел незримо, и завыли за стенами дома волки. Но этот вой быстро утонул в грохоте копыт бегущего стада животных, это были полчища проносившихся крыс. И бежали эти звериные стаи по крыше, по стокам воды, по стенам, по коридорам и лестницам, покрывая все неистовым шевелением дьявольской силы. Дом снаружи весь покрылся снующими стаями крыс.

Но ни священник, ни Кристина всего этого не видели. Он поднял голову тогда, когда наступила полная тишина, когда свистело в его ушах, как от урагана, который настигает тебя в горной пещере. Он оказался на коленях перед распятием, перед ним лежал уснувший ребенок с бледным ангельским лицом, с обгрызанными в кровь, пальцами, с разбросанными на голове прядями волос, которые побелели, стали седыми… Ребенок скорчился от наступившего холода и поджал под себя ноги, и на детской коже стали заметны ожоги от брызг святой воды. И сколько не всматривались глаза Кристины, исчез Дьявольский лик, начертанный на той дальней стене коридора.

Утренней зарей пирожник Мартин выносил на прилавок подносы с горячими булками. Он бы еще долго пыхтел, раскладывая свою выпечку, если бы где-то над ухом не раздался хрипатый голос:

– Утро доброе, Мартин. Люди еще седьмой сон не доглядели. Ты не спутал время?

– Утреннюю службу нынче отменили, – немедля пробурчал в ответ кондитер. – Что сидеть без дела? А с кем я разговариваю?! – Мартин выглянул из лавки, и вдруг над ним нависло чье-то широкое, как тыква, лицо.

– Да это я, Маанус.

– У! Чертяка! Напугал!

Довольный Маанус развернулся к своей тележке, и пошел собирать рассыпанный мелкий гравий, ловко нагибаясь, несмотря на выпирающий живот. В своем доме суетной Маанус постоянно что-нибудь строил, для такого занятия он много перетаскал к себе всякого хлама. Двор его был завален камнями, корягами, ошметками погибших кораблей, черепами и щитами, которые перекочевали в его владения с морского берега и с известных лишь ему полей былых сражений за дальним лесом Гундеборду. Поэтому немудрено было увидеть ранним утром на улицах города, скрягу Маануса, собирающего разбросанные камни.

– Рассыпал? – участливо спросил пирожник.

– Да наехал колесом на выступ – оно и отвалилось. Черт бы его побрал.

– Не чертыхайся. Хватит чертей на нашу голову.

– Вот наехал. А!

– У тебя все на соплях, дружище. Пора к этому привыкнуть.

– Ну хватит шутки шутить. Лучше бы помог.

– Дак у тебя этих тачек сколько! А ты скулишь!

– Сколько? А?

– Ну хватит и на внуков!

– На внуков…

– Ох ты – ы-ы! Гляди, Марта!

– Что я Марты не видал?

– Нарядная какая! Волосы распустила, туника во все стороны…

– Рановато наряжаться после похорон-то…

– Да! Чепец хоть бы надела… Куда ж она? Костел закрыт.

– Похоже к нам.

Кондитер сощурил глаза, чтобы приглядеться к женщине – он до сих пор не мог смириться с ее сумасшествием и отвечал злопыхателям: «Мы не знаем, что она пережила и что еще ждет нас. Подождите, как бы вам не пришлось такими же стать».

Вот и теперь, видя злобный взгляд старого каменщика, Мартин вздыхал и причитал:

– Жалко мне ее. Мужика потеряла, да еще умом двинулась. Дам ей ватрушек с творогом. Она любит ватрушки. Раньше Ларс за ними приходил…

– А священник за ватрушками не приходит? Теперь его очередь…

– Ты зря так, Маанус. Собираешь мусор – вот и собирай! Не нам судить!

– Да уж!

– Со священником у них видно разлад. А у него девка так и живет, ее бабка Агнесса воспитывала.

– А-а, слыхал. Не лезет мне в голову, зачем нам священник, который с бабами нашими гуляет?

– Ну сказал же тебе! Ты почему такой бетолковый? Приход его всегда был в порядке. Вон кто совал нос – так уже на том свете!

– Ишь ты как все рассудил!

– А так вот! Сдается мне, нельзя его трогать! Защита у него есть. Богова или еще чья – это я не знаю. Вон бедняга Ларс! Катил бочку на священника… И чем закончилось? А?

– Прихожане обратились в епархию с просьбой, чтобы отца Марка заменили другим священником. Магистр тоже недоволен. Слыхал? Про покойного канцлера?

– Чего? Канцлер по сей день играет в карты с дьяволом. Жена его увидела – вызвала слуг. Играли вроде в несуществующей комнате. Снаружи комнату хорошо видно в окна, а вот двери в нее внутри нет. Она даже говорила, слышала голоса играющих, когда подошла к стене…

– И что ей верят? Может привиделось ей… после похорон.

– Сейчас лежит, говорят, в горячке. Доктор каждый день к ним бегает.

– Уже говорят, ждут инквизитора, но пока тишина. Ты ничего не слыхал об этом?

– Нет!

– Понимаешь, Мартин, я тоже не падкий слухам верить. Но когда я увидел его покарябанную рожу – сомнений поубавилось. Не зря судачат, что священник и в смертях повинен, и в картежной игре.

– В разврате он повинен. О-о – о, да ты Мартин посмурнел. Не бойся. Тебе не грозит. К твоей Фредерике и на хромой кобыле не подъедешь.

– Ты знаешь, я от этого держусь подальше. Старухи любят приврать.

– Ладно-ладно. О! Доброе утро, Марта!

Марта безразлично отнеслась к приветствию Маануса, и с усердием отщипнула кусок булки. Тот не проронил больше ни слова и наблюдал, разинув рот, как нервно перебирает Марта выложенный хлеб.