Парень собирался с толстяком Юханнесом и его зятем Стеном, потом передумал, ссылался на заболевшую козу. Но все же его удалось уговорить на участие в ночном прочесывании леса. Поначалу он отзывался, как договорились, на перекличку, и даже видели его, идущим в факелом, потом как будто кто-то слышал, что Суло направился домой. Когда зашли к нему днем – увидели, коза здорова, а его так и нет. И печь не топлена, и воздух чем-то смердит, и ни одного распятия – перекреститься негде. Жена его хворала и жила у своей матери. Может он отправился к людям погостить, да задержался? Но шли дни и люди все больше верили в недоброе.

Однажды вечером на улицу, где жил Суло вернулись лесорубы. По их тяжелой поступи, не иначе как у рыцарей, облаченных в железные доспехи, женщины сразу почувствовали: несут они страшную весть.

Они принесли одежду. Рваную и слипшуюся, будто опустили одеяние в реку крови. Жена Суло стояла белее снега, да еще побелели ее волосы, а из рук ее так и торчала метла. Молодая женщина на глазах превратилась в старуху. Остаться без мужа – это не слезы, не рыдания, не царапание ногтями земли – это просто высохшие глаза и душа; она быстро-быстро шевелила губами, посылая проклятья. Вокруг собрались женщины и дети – обнимали ее, дергали за подол, выли в один голос.

Среди лесорубов был сын Юханнеса-обдирщик коры, он – то потом и выдал людям тайну их находки.

На лесоповале еще в середине лета пропал один парень, он нанимался из какого-то села, а в ту ночь должен был поддерживать огонь. Рано утром все проснулись от холода – кострище погасло – кинулись – а ночного сторожа нигде нет. Думали, в город ушел… Прождали пару дней. Потом начали искать после факельного похода, искали – наткнулись в глубине леса со стороны Гундеборду на волчий след, который по размерам был заметно крупнее обычного. Пройдя по следу шагов сорок-сорок пять, у волчьего логова они обнаружили свою страшную находку. Но смутило их то, что волчий запах из ямы давно выветрился, лишь шерсть свидетельствовала о звере.

Они уже были готовы к этому, ведь смердящий дымок преследовал их с самого начала пути… Их встретил рой мух на кишках, развешанных по кругу, для устрашения. Это уже был не волчий знак. Они собрали обрывки одежды, нашли старый гвоздь, каким сбивают толстые сваи, и небольшой сверток, что скрывал в себе человеческое ухо с куском волосяного покрова кожи, и разбросанные кости какого-то зверя…

Вернувшись на свою стоянку, они решили все это утаить, чтобы никто не подумал на них. Человеческие останки закопали, установили могильный камень. Но узнав, что поиски Олины и Суло не прекращаются – решили предъявить свидетельства своей страшной находки. Вот и принесли все это на опознание родственникам Суло.

Потом родня погибшего парня перезахоронит его останки на кладбище, священник отслужит в костеле панихиду. Случатся первые похороны в гробовом молчании – как под запретом. Это не волки – поймут люди и замолчат. На кладбище никто не проронит ни слова, они обернутся, когда старуха, что следит за кладбищем, вернется с могилы ведьмы. На могиле лежат белые кости, – поведает она. Несколько смельчаков пойдут к той могиле. И по тонким костям, и черепу, скатившемуся с могильного бугра, хотя и с клоками шерсти, они опознают останки собаки. Толпа людей сожмется в кучку и будет стоять над ней устрашающий всех шепот. И развеется этот боязливый шум только от высокого голоса священника:

– …Вечный покой даруй усопшим, Господи, и да сияет им свет вечный. Да покоятся в мире. Аминь.

Никто не сможет поверить в покой души Суло, пока не будет искоренено зло, блуждающее как голодный пес вслед за каждым христианином…

Страх заставит людей в тот день быстрее покинуть кладбище – страх заставит людей прийти вновь, на третий день с похорон Суло. И обнаружат несчастные заложники дьявольских проделок два черепа на ведьмовской могиле – раскрошенные как от ударов молотом человеческий и лошадиный. В последующие дни еще не раз люди будут замечать кости животных. Такого раньше не было. Мщение ведьме? Черный ритуал? Запугивание благочестивых христиан? Вопросы стали сыпаться на головы людей и они позвали священника – требовали освятить все могилы, объяснить: кто может совершать богохульства и есть ли защита Бога.

В Ратушу к бургомистру привели Каяра, молодого парня. Оказывается это Каяр, с виду щуплый и невысокий, шел в ту ночь рядом с Суло – они дружили. Каяр вновь повторил свою историю.

– Мы несколько раз расходились в разные стороны. Но… но всегда мы видели факелы друг друга и окликами обменивались. По его факелу я видел где он.

– Как ты его потерял? – спросил бургомистр.

– Я не терял. Вот Вам крест! – Каяр перекрестился. – Я услышал его слова: «Отец Марк».

– Отец Марк? Его же там не было?

– Вот и я говорю, его там не было, но Каяр его позвал, значит увидел. Это последние слова, что я услышал от Суло.

– А ты видел священника?

– Говорю же нет…

– Что было дальше?

– Все!

– Как все? Ты его потерял или факел его погас?

– Нет! Не знаю. Но факел я видел всегда, только когда я подошел – с факелом шел Техво. Да это был Техво.

– Ты искал Суло?

– Да, я спросил Техво, но он его не видел.

– А чего трясешься? Ладно! Проваливай!

Посты стражи на въездах в город увеличили численностью. На площади городской Ратуши стали жечь ночные костры (первый признак ожидания беды); ежедневно звучали одни и те же слова.

Город полнился слухами.

– По лесу бродят мертвецы!

– Из Гундеборду явился дьявол!

– Черепа и скелеты на могиле старухи Агнессы требуют жертв!

– Священник заражен ведьмовским заклинанием!

– Ведьма ходит по кладбищу!

– Олина ходит по болоту!

– Вместо священника в исповедальне сидит дьявол!

Лесные тропы и даже дорога на кладбище стали зарастать сорняками… Поредела и толпа прихожан в местной церкви, и не тянулась тонкой струйкой с вытянутыми шеями очередь в исповедальню и на святое причастие.

…Но были дом и сад, укрытые в густых зарослях леса, где молитва никогда не прекращалась, вслух или про себя читал молитвы приходской священник…

Бывает в жизни время, когда наслаждаешься обычным летним вечером, теплым закатом солнца, бормотанием спящей листвы, и не знаешь почему. Таким выдался один из вечеров у отца Марка. Священник совершал омовения в саду, молился, и прислушивался к своему тихому голосу:

– Милосердный Боже! Всем сердцем благодарю Тебя за все благодеяния сегодняшнего дня и дарованную мне благодать. Приди, о Дух Святой, освети ум мой, дабы мне открылись все соделанные сегодня мною грехи, а особенно – мой главный порок. Сокруши моё сердце, чтобы я искренне скорбел о грехах моих.

Верую, Господи, что Ты – Бог и Отец милосердия. Потому со смиренным упованием я приношу Тебе мои грехи, дабы Ты воззрел на моё сокрушение и даровал мне прощение. Ибо Ты Бог Всемогущий, убеляющий души паче снега и света солнца. Аминь.

И повторялась молитва многократно, ведь нескончаем вечер, где потоки воздуха тебя уносят к потокам духовных исканий. Многим желанным радостям он предпочел радость беспредельного служения Господу.

И казалось, бочка с дождевой водой, куда голышом он окунался, раздувается, как тыква на грядке. На поверхности воды дрожало и переливалось отражение звезд. Ледяная вода мгновенно снимала усталость, а вместе с ней и суету, и страх, и все, что за день накопилось и томило. Окуная голову, он, дитя Господа, возбужденно фыркал и плескался, потом долго обтирался льняным полотенцем, до легкого жжения кожи.

Тело полегчало, и стремительно наполнялось новыми силами. Волосы превратились в непослушную львиную гриву, и окружающий мир лесов, полей манил его куда-то бежать, раскинув руки. В такие моменты приходило ощущение силы, таящейся в нем, о которой он не подозревает и не знает ее происхождение. Что-то подсказывало: с ним и в окружающем бренном мире происходит то, о чем он не догадывается, когда наступает такое состояние, которое потом невозможно осознать. Иначе чем объяснить настежь распахнутые двери с раннего утра, сутану, испачканную грязью, ноги, облепленные земельным сором и травинками? И странный запах женщины в постели – откуда он мог появиться?