Этот гад забрал розу.

Киран горько ухмыльнулся. Бес бы с ней, с этой чертовой розой.

Но Никай посмел. Сделал это, не смотря на то, что твердо знал, что делать этого нельзя. Что это? Открытое неповиновение? Хитрый ход? Или просто глупая шутка? А может очередная попытка разозлить? Вывести на эмоции?

Король глухо застонал и прикрыл глаза, опираясь лбом о пальцы выставленной на локоть руки.

Эмоции… Будто их было мало. Злость, ярость отчаяние, граничащие с помешательством. Первые месяцы он метался между желанием разорвать на части голыми руками всех причастных к его теперяшнему положению и глубочайшей депрессией, в которую погружался еженощно, с трудом удерживая себя от края. Все было тщетно. И каждый новый прожитый им день все больше убеждал его в правильности этого вывода. Дни сливались в месяцы, месяцы в годы… Фактически заточенный в Нетленном, он однажды сумел признать очевидное: его сердце умолкло навеки.

А, следом, пришлось признать и другое: ему никогда не вернуть трон. Но Никай Второй Дернийский оказался куда лучшим правителем, нежели он сам.

Конечно, Дерния боготворила его, пока шла война. Но едва боевые марши остались позади, стране стал нужен кто-то другой. Стране был нужен Никай...

За недолгие десять лет, Дерния не просто расцвела, сбросив бремя военных походов и бесконечных оружейных налогов, столь необходимых перманентно воюющему королевству. Она раскрылась, подобно все той же чертовой розе. Явила миру щедрость торгового потенциала, внезапно став богатейшим купеческим центром Восточного континента. Завоевала титул государства, с самым высоким уровнем образования. Открыла тайны древнейшего лекарского искусства и магических школ. В королевство потек не ручей, мощный поток желающих постичь исконные науки Дернии, заключить с ней деловые контракты, вложить средства в разработку ее ресурсов… И всем этим искусно и тонко управлял его младший брат.

Пустой лишенец, как пренебрежительно называл его отец, в день его десятилетия получивший отчет придворных магов о полном отсутствии огня в крови младшего принца.

— Лишенный зверя никогда не станет править Дернией — холодно бросил Сатур Яростный — Трон королевства всегда принадлежал драконодержцам. Своим словом заявляю, что никогда этот трон не станет твоим, Никай.

— На все твоя воля, отец, — безразлично отозвался мальчик и изящно склонился в поклоне перед стремительно удаляющимся королем.

Полы алого плаща громко хлопнули на ветру и смазано скользнули по спешно припудренным перед аудиенцией щекам. Помнится, именно эти, скрытые фрейлинами слезы стали последними в жизни младшего брата. По крайней мере, Киран больше ни разу не слышал, чтобы Никай плакал. Хотя, после этого он в принципе не мог похвастаться тем, что часто видел на его лице хоть какие-то яркие эмоции.

С этого момента воспитанием Кирана отец занялся лично. В то время, как Никай оказался отдан в руки приглашенным заграничным профессорам.

Может быть поэтому, с грустью думал он, все что он умел делать — это воевать. А все, ради чего он жил — править Дернией, неустанно расширяя ее границы...

... Киран получил престол вместе с затянувшейся войной. Собственно, о том, что успел стать королем, он узнал в кратком перерыве между двумя сильными атаками, которые предприняли ополченцы Стасии. Кровопролитный бой, унесший сотни его лучших воинов, едва получил мимолетную передышку, в ходе которой обе стороны спешно уносили с поля боя своих раненных и убитых товарищей, когда ему в ноги бросился валящийся с ног гонец, принесшей грустные вести.

Киран помнил, как едва ли даже осознал донесение, недовольно отмахнувшись от вестника и, жадно осушив графин воды, снова покинул шатер, чтобы быть готовым к бою.

Лишь почти неделю спустя, когда столица Стасии обреченно распахнула ворота перед победителями, Киран нашел время вникнуть в полное отчаянной мольбы письмо, в котором канцлер коленопреклоненно умолял его вернуться в Дернию и по всем правилам принять престол, дабы не провоцировать волнений.

Эта чертова процедура отняла у него три недели драгоценного времени и едва не стала тогда причиной феерического разноса дернийских войск пред Мрачными горами. Благо он вернулся вовремя, успев — таки короноваться и спешно оставить Никая в качестве регента.

«На всякий случай» — как внушал ему канцлер, трепетно прислоняя королевскую печать к только что подписанному указу. И это было логично. Король, ведущий за собой войско конечно же мог быть в любой момент пленен, или убит. Де-факто, одно это стало бы символом поражения в войне. Разве можно было это допустить? Однако, ставя размашистую подпись под указом, Киран вряд ли даже мельком допускал мысль о своей смерти.

Что-ж, тем показательнее был удар судьбы по носу, пришедший в виде совершенно неучтенного фактора — этого крылатого сопляка с чертовым Кинжалом Семи Ветров…

Киран снова хмыкнул. Как же кстати оказался тот, весьма своевременно подписанный им указ о регентстве Никая!

Один удар — и принц, лишенный огня, надежды на обретение дракона и, как следствие, надежды на престол, обрел все, о чем не мог даже мечтать!

Время дает сердцу успокоиться, а разуму проснуться. И сейчас Киран был готов признать, что брат куда лучше него самого оказался подготовлен к управлению мирным государством. Что-ж… на то воля небес. Как хороший полководец, он умел побеждать так же хорошо, как и признавать поражение. В конце концов, важно лишь процветание королевства. И Дерния однозначно выиграла, потеряв его, как короля.

Но сегодня Никай забрал не только его трон, корону и единственный смысл его жизни.

Будто желая унизить его еще больше, он за каким-то чертом забрал эту идиотскую розу. Ломаный, увядший цветок, с демонстративным пренебрежением сплюнутый в его тарелку.

Никому не интересный символ неуважения…

Но отчего-то тому чужому, не знакомому пока зверю, крепко спящему в его немом, безмолвном сердце на цветок было вовсе не наплевать. Ему был нужен этот гребенный колючий стебель с уставшими лепестками. Странный, непонятный знак ее внимания. Единственное материальное подтверждение ее пусть негативного, но интереса. Доказательство взгляда, подаренного лишь ему одному.

— Далась тебе эта роза, — прохрипел Киран, с грустной усмешкой наблюдая, как капает на дубовый паркет кровь с пораненной руки.

«Моя…» — неожиданно, незнакомым сиплым басом пронеслось в голове и следом за этим в грудь, изнутри ударило ментальное горячее тело.

Мужчина ахнул от боли, резко прижимая испачканную кровью ладонь к распахнутому белоснежному камзолу, замирая в неловкой позе и не смея поверить собственным чувствам. Знакомым. Драгоценным. Забытым...

— Т… твоя… — очень медленно и аккуратно прошептал он, медленно выдыхая и ярко вспоминая первое обретение зверя, осторожное знакомство с выбравшем его сердце крылатым ящером — Твоя…

«Моя…» — уже спокойнее пробурчал огонь и завозился, перебивая дыхание человека и нещадно топчась мощными ментальными ногами по стонущему от боли безмолвному органу — «Дай…»

— Верну… — оглаживая спящего дракона голосом, пообещал Киран — Верну твое. Только просыпайся.

«Забери. Она наша. Ради нее можно… проснуться…» — недовольно, сквозь сон буркнул голос, вновь погружающегося в небытие зверя.

... Еще час спустя король уверенным шагом вышел из кабинета. Его лицо было совершенно спокойно. Плечи развернуты, а походка легкой и стремительной. И если бы не искрящиеся скрытым восторгом глаза, да испорченный камзол на литой груди, никто не заподозрил бы в нем никаких изменений.

Но глаза горели фанатичным блеском идущего к своей цели человека, а распахнутый, некогда белоснежный камзол был безвозвратно залит кровью, когда монарх резко и бесцеремонно распахнул двери в личные покои брата.