- Пей, милая!
Непонятно, что там было в том "чае", да только срубило Нел с него почти так же, как с гномьего самогона. И, да. Слёзы пробились на половине кружки. Допивала "чай" она уже тонко поскуливая. А потом и вовсе завыла. И поплакала вовсе не чуток, а хорошо так плакала. До той степени, что стала напоминать не огурец вовсе, а самый настоящий помидор. Красный, распухший, глянцевый.
Несчастный такой, потерянный помидор. Который и на белый свет смотреть-то не мог. Не потому, что глаза резало от слёз, а потому, что гадко было от мира этого. И от самой себя...
Илеевей молчал больше, не выпытывал ничего. Только что поддакивал иногда, да потчевал её всеми этими "ласточками", "рыбоньками", "кисоньками". Аугусто, хмурый, молчаливый и снова седой молча притулился сбоку от хозяйки. Снова он опростоволосился. Не уберёг. Во всех смыслах... Нужно было за помощью бежать, а не подпитывать её... Боялся он!.. Так боялся, что не вытянет она! Потому и подпитывал, пока сам не свалился там же. Элвин нашёл и выхаживал...
В какой-то момент, Илеевей насторожился. Тронул Нел за руку:
- Ищут тебя, рыбонька. Ты же с занятий ушла. И только после ранения. Вот и волнуются. И ищут...
Понятно было обоим, кто этот "Ищут". Нел сверкнула зелёным глазом. Прошипела почти:
- Спрячь меня, добрый мой друг... Спрячь, от греха! Иначе я этого "Ищута" пристукну, наверное. Не удержусь. А прокляну чем-нибудь, так точно!
Домовой обнял Киру. Зашептал:
- Всё, всё! Спрятал. Никто не найдёт. Никто! Никакой "Ищут" не придёт сюда... А ты тоже... Того... Держись! Держись, Нел! Нельзя тебе проклятия сейчас. Дурная ты... Нажелаешь этому дурню и сама потом платить станешь, не только он... Да, и не снимет никто проклятие твоё, милая. Не только потому, что магия вразнос. А и потому, что странная ты. И резерв твой странный... Такие, как ты, только раньше и рождались...
Нел отвлеклась от своих страданий. Всхлипнула:
- Знала я! Были, значит?
- Ох и были, милая... Редко, но бывали... Лютые ведьмы были! Сильные, как дормерцы. Свободные и коварные, как эльфы. Умные и хитрые, как ведающие, которые готовы идти до конца... Но справедливые, потому и беды не делали. Хранили мир, как и должны...
Посмотрел домовой на заплаканную девушку, улыбнулся ласково:
- А, пойдём-ка, лебёдушка моя, покажу убежище для тебя. Раз уж просыпаешься ты... Да, не бойся. Никто не увидит нас.
Собрались и пошли они... К их с Ильгой комнате. Только повернули чуть в сторону. Ткнулись в старинную массивную дверь без замка. Без ручки даже.
- Руку приложи-то,- приказал Илевей.
Нел положила руку. Дверь скрипнула недовольно и открылась.
Илевей расплылся в улыбке:
- Признала, значит!.. Ну, пойдём, в башню-то!
Они, и правда, поднялись в башню. Ту самую, что была почему-то пустой и не использовалась. Студенты думали, что она ветхая или ещё что. Чего бы иначе стояла заколоченная и с окнами пыльными? А оно вот как... Хозяйку ждала...
Илевей хлопнул в ладоши и вся пыль пропала. Большая комната, разделённая на зоны. Уютно. И полки с книгами!.. Только окна тусклые, пыльные. Домовой усмехнулся:
- Это я не в силах, милая. Она сама, башня-то... И ты не лезь мыть. Не поможет. Она сама, когда готова будет... Признала же...
И добавил:
- Ильгу предупреди, что появилось у тебя место для одиночества. Нужно оно такой, как ты. Чтобы не мешали думать и чувствовать... И привести сюда ты никого не сможешь...
А и хорошо, что не сможет! Устала она... Понимала теперь, почему у Гарды была башня, куда мало кому ход был. Нужно оно. Уединение...
- Ложись и спи, милая. Еду я тебе доставлю. До завтра будь тут. И потом прячься, как понадобится. Элвина и Ильгу я предупрежу...
Нел спала и не знала... Ничего не знала и не помнила... Как можно помнить что-то после такого... Любви он выдумал учить её, развратник! Как можно научить любви? Или есть она, или нету... А все эти телодвижения... Зачем они, если сердце молчит?..
Ей точно не нужны такие. И любовницей высокородного декана ей быть тоже не с руки. Пустой он. Одинокий. И одиночество своё хранит, как зеницу ока. Пусть хранит...
Домовой предупредил Ильгу. И ректора. Поэтому, когда бледный и взмыленный Лавиль прибежал к нему, чтобы он помог в поисках Нелли Тал, старый маг только развёл руками:
- Устала, девушка. Чего уж!.. Есть от чего устать!.. Домой отправилась. Но завтра к занятиям будет.
Смотрел на встрёпанного Дамиана, подняв брови. Пока до того не дошло, что его послали с его расспросами... Скажем так... вон. Дошло. Лавиль побледнел ещё сильнее, выскочил из кабинета ректора. Ещё и дверью грохнул напоследок. Такое себе "наше вам" получилось. А старик и не обиделся. Усмехался только...
Нел, и правда, обрела в академии тот самый "дом". Только своё место, любимое уже сейчас. Где так спокойно и хорошо спится...
***
Декана Лавиля подруги Нел и не называли терерь иначе, чем Ищут. Ильге кличка эта напоминала о ящерицах, которых она, признаться, боялась. У Алики и Айсы были ещё более жуткие ассоциации. Ящур - страшная, гибельная болезнь. Такая же, как и мерзкий маг.
Нел рассказала им. Без подробностей, не вдаваясь в собственные чувства. И не сразу. Неделю она пряталась. Бывала только на занятиях. В столовую не ходила. Подкармливал её Илевей. Дастон, через своих, пытался навести справки о том, что приключилось с Бешеной Нел. Первокурсники универсов с чистой совестью пожимали плечами. Не знают они.
Лавиль действовал прямолинейно. По вечерам таскался в общежитие. Во вторник и в среду девушки были в Гарнаре. В четверг Нел отправилась к ректору. В обход, чтобы не ходить мимо того самого дома. Лавиль явился в общежитие снова и наткнулся... Не на Нел, а на троих её подружек.
Девушки с любопытством и каким-то злорадством смотрели на него. Хоть и здоровались вежливо. Ведьмы и есть! Заразились от рыжей заразы, хоть ни капли той крови не имеют, наверное! Лавилю стало так невыносимо стыдно, что он очнулся вдруг и увидел, что творил в эту безумную неделю...
Он не приходил больше. А подруги вытряхнули из Нел правду. Пусть частичную, но всё же. Она плакала. Они тоже. Жалели её. Пугались. Нет, даже не угроз Дастона, а самого факта, что этот Ледяной Сухарь, как окрестила его Алика, оказывается, способен, если не чувства, так хоть на страсть. Готовились к проблемам...
Лавиль не удивил. Разве что вызвал раздражение. Большинство преподавателей заканчивали тем, что начинали волочиться за студентками... Их можно понять. Юные, прекрасные девушки, полные радости жизни и задора. Взять того же Графтона. Некоторые его шутки, в отношении студенток, бывали крайне странными. И наводили на мысли...
Дома Нел липла к Мэй как-то особенно. Девочка привыкла, что мама скучает и "обнимашки" для неё жизненно необходимы, когда она дома. Но вот это вот, невозможно! Она же не младенец, чтобы сидеть рядом или, ещё лучше, на коленях у мамы, постоянно! У неё лаборатория и книги, тренировки и друзья!..
Йли терпела. А потом взорвалась:
- А хочешь мы изобретём что-нибудь особенное для того, кто обидел тебя?.. Выпил - и, оп!.. Рога! Или хвост!
Нел рассмеялась. Они с дочкой, оказывается мыслят в одном ключе. Вздохнула украдкой. Не помогают рога и хвост. Ни от чего не помогают...
Как бы там ни было, а Нел стало полегче. Ведь принятое решение и данное себе обещание можно назвать этим "полегче"?.. А потому в следующий понедельник она пошла в столовую с ребятами. И на физподготовку. Стала жить прежней жизнью.
Изменилась она сама. Дастон со странной тревогой смотрел на её бледное, ожесточённое какое-то лицо. Неужели он сломал её? Так легко?.. Это пугало и беспокоило его настолько, что избиения Ниса почти прекратились. Почему "почти"? Да потому, что ненормальный нарывался сам. Терять такого "учителя", как Дастон, Ленис был не намерен.
