Следующая картинка встает перед глазами. Груша на носу теплохода. Уплывает от меня в неизвестное будущее. Воображение подсовывает другого мужчину, который стоит позади нее и обнимает мою женщину за талию. Хочется взвыть.

Если я не могу себе представить, что у мышки будет кто-то еще, она чувствует так же? Не захочет меня делить с кем-то еще? Откажется быть моей любовницей? Уйдет от меня в мир других мужчин?

Сознание подсовывает спасительную идею. Вспоминаю, как Груша уверяла, что будет хранить вечную верность любимому мужчине. Могу ли я надеяться на это? Может быть, у меня есть время, чтобы решить все проблемы. Дождется ли верная Пенелопа меня? Будет ли годами отвергать всех женихов? Или она разлюбит меня, как только я разобью ей сердце? Разве можно хранить верность после предательства? Вопросы, вопросы, вопросы.

Поднимаю ладошку девушки и прижимаю ее к губам. Хочу остановить этот миг. Мгновение повремени!

Вечером раздеваю Грушу и долго медленно целую каждый сантиметр ее тела. Наслаждаюсь бархатной кожей, жадно впитываю запах, обвожу пальцами изгибы. Люблю медленно и нежно, наслаждаясь ее оргазмами и оттягивая свои.

Когда обессиленная мышка вырубается на моем плече, я уже знаю, что не смогу ее отпустить.

С появлением Груши в моей жизни я все больше понимаю своего отца.

Если любишь, отпусти? Это придумал какой-то болван, который никогда не любил. Если любишь, сделай все зависящее от тебя, чтобы не отпускать.

Я лежу и лихорадочно просчитываю варианты, что я могу сделать, чтобы не отпускать. Отцу было гораздо проще. Закон был на его стороне. Да и денег у него больше. Мог организовать маленькую крепость, из которой не вылетит ни одна птичка. Но даже с его ресурсами, он не смог удержать мать.

Впрочем, он получил себе долгие годы рядом с любимой женщиной. Как ему это удалось?

Ответ приходит сам собой. Он сделал матери ребенка. Я стал тем самым якорем, который держал его третью жену в Саудовской Аравии.

Нам с Грушей нужен ребенок. Очень удачно, что она никак не доедет до теть Вали, чтобы сделать противозачаточный укол.

Предложить ей прямо я не решусь. Не после того, как еще недавно я утверждал, что не хочу детей. Не до того, как разобью ей сердце.

Осторожно перекладываю голову Груши на подушку и вытаскиваю из ящика тумбочки все упаковки с презервативами. Вооружившись иголкой, закрываюсь в ванной. Как какой-то маньяк, одержимо вскрываю фольгу и прокалываю все средства контрацепции.

Удовлетворенно эгоистично думаю, что даже если Груша не согласится остаться со мной, другие мужчины станут ей труднодоступны. Кому нужен чужой ребенок?

***

Утром сижу, пялясь в монитор, и пытаюсь обдумать ситуацию холодной головой.

Нет, я не пытаюсь сделать выбор. Свобода мамы в безусловном приоритете. Я пойду на этот брак, даже если не смогу удержать Грушу.

Я пытаюсь понять, есть ли другие пути решения проблемы. Обычно в случае опасности все предпочитают бежать из страны. Только это не наш вариант. У мамы фобия. До недавнего времени она чувствовала себя в безопасности только в стране. Именно по этой причине у нас нигде не припасен запасной аэродром. Все ее активы в России. Сбежать — потерять все. Поэтому она и не стала обращаться к своему бывшему мужу, видимо.

Эту проблему предстоит решать мне.

Если бы было что-то попроще, можно было бы завербоваться в Сирию. Спецслужбы решают семейные проблемы резидентов. Но у нас неприятность другого уровня — бодаться с бывшим премьером за рядового сотрудника никто не будет.

Какая-то патовая ситуация.

Но жениться на всю жизнь я не обязан. Мне нужно будет продержаться до окончания суда. Сколько это все может длиться? Год, два? Если получится оплодотворить Грушу, сколько будет моему ребенку, когда я разведусь?

От этих мыслей просто разрывает грудь. Хватаюсь за голову и закрываю глаза. А что будет, если Груша захочет уволиться, как только я женюсь. А если она откажется от моих денег? Как я могу делать ей ребенка, если есть вероятность, что она откажется от денег? От этих мыслей меня бомбит.

Но я не могу пересмотреть свой план. Это уже сильнее меня. Он врос в меня корнями. Я уже хочу этого ребенка всеми фибрами души. Тем более, что существует вероятность того, что уже все получилось. Мой утренний секс-марафон мог привести к требуемому результату.

Давно жизнь не подкидывала мне ситуации, в которой вообще не видно хорошего решения.

Самое паршивое, что я не могу рассказать мышке свою мотивацию. Я ей безусловно доверяю, но это тот случай, когда нельзя допустить малейшего риска утечки информации. Если до Сергеевой дойдет подоплека моих действий, все может сорваться. А женская ревность непредсказуема. Даже спокойную Грушу может порвать от всей этой ситуации, особенно если получится с беременностью. Сама не заметит, как выложит все заинтересованным лицам. Лучше ей ничего не знать.

Дверь открывается, в кабинет заглядывает мышка:

— Ты идешь обедать?

— Иди ко мне. Посиди со мной пять минут.

Щелкает замок. Груша забирается ко мне на колени. Кайфую, когда прижимаю ее к себе.

— Ты мне доверяешь? — тихо спрашиваю девушку.

— Да. Почему ты спрашиваешь? — поднимает на меня свои голубые глаза.

— Ты ведь знаешь, что бы ни случилось, ты всегда можешь обратиться ко мне за помощью? — сверлю ее взглядом.

— Глеб, ты пугаешь меня. Что ты пытаешься мне сказать?

— Прости, Груша. Пугать не хотел. Я просто хочу, чтобы ты мне пообещала, что обратишься ко мне за помощью, даже если у тебя будет муж и пятеро детей.

Фыркает и пытается спрыгнуть с коленей. Удерживаю в объятиях и требую:

— Просто пообещай мне!

— Князев, ты сегодня очень странный. Не будет у меня никакого мужа. Ты несешь какой-то бред. Пошли. Я хочу есть.

Пытается вырваться. Закрываю глаза. Уже пытается вырваться. Накрывает чувством безысходности.

Глеб Князев

После обеда захожу к Волкову. Обсуждаем рабочие вопросы. В какой-то момент Сергей пристально смотрит на меня и обеспокоенно спрашивает:

— Глебчик, у тебя все нормально? Ты какой-то расфокусированный.

— Просто не выспался сегодня, — отмахиваюсь я от приятеля.

— Понятно, — Волков еще несколько мгновений меня рассматривает, но решает не ковыряться в голове. — Кстати, слышал, как ливийцы одиннадцатое сентября отметили?

— Нет, — отрицательно качаю головой, — сейчас не сильно слежу за новостями.

— Каким-то образом выманили американского посла в слабоукрепленную дипломатическую миссию в Бенгази и устроили ему армагедон.

— Кажется, что-то припоминаю. Акции протеста против антиисламского фильма, — всплывает информация из глубин памяти.

— Ну да, ну да, — ржет Волков, — акции протеста со штурмом миссии с помощью автоматов и гранатометов. Американцы само собой скрыли информацию. Эпизод стал известен благодаря французскому блогеру.

— Неудивительно, что скрыли, — слегка передергиваю плечами, — такой удар по репутации. Так и бояться перестанут.

— Да, удар колоссальный, — подтверждает Сергей, — ребята повторили картинку из видеороликов, которые зафиксировали издевательства над телом Каддафи. Бедного Стивенса протащили через те же круги ада и точно так же проволокли его по земле. Кроме того, так как он был педерастом, его перед линчеванием пустили по кругу.

— Вообще-то мусульманам запрещены анальные утехи, — автоматически информирую я.

— Думаю, для этого случая выписали индульгенцию, — невозмутимо парирует Волков.

— Знаешь, Сергей, — говорю задумчиво, — после того, как запад завалил Советский Союз, Фрэнсис Фукуяма написал книгу «Конец истории». Провозгласил западный либерализм наивысшей точкой развития и ванговал, что больше борьбы цивилизаций не предвидится. Новый мировой порядок можно считать свершившимся. Тогда вообще западные элитки находились в эйфории, купались в деньгах от разорения социалистического лагеря. Так вот. Этот эпизод с послом Стивенсом — неприятный звоночек для западных товарищей от других цивилизаций. Беспредел больше никто не хочет терпеть. Что-то мне кажется, что апокалипсис будет совсем другим, не тем, что планируют особо одаренные личности. Сила противодействия равна силе действия. Игры в одни ворота больше не будет.