Волков спит с обеими своими ассистентками. До сих пор не понимаю, как ему это удается, и почему обе до сих пор живы и здоровы.

— Отлично. У меня завтра встреча с рекламными подрядчиками. Сразу сообщу эту деталь, — беру со столика тарелку с пирожным.

— У тебя с Аграфеной все серьезно? — внезапно интересуется генеральный.

— Странный какой-то вопрос, — нервно ерзаю в кресле.

— Не странный, Глебчик, — качает головой Волков, — очевидно, что ты поплыл. Давненько я тебя таким не видел.

— Она мне нравится, — уклончиво замечаю я.

— Ладно, Глебчик, не нервничай. Я просто так спросил, — Сергей откидывается в кресле, — кстати, что ты думаешь про всю эту хрень с иллюминатами? The Economist это же журнал Ротшильдов?

— Там еще Аньелли в собственниках, — припоминаю я, — но они с Ротшильдами связаны брачными связями.

— А помнишь, пару лет назад у них была обложка, где президент Египта Мубарак тонул в зыбучих песках. Потом в течении года случилась «арабская весна», и чувака свергли после тридцатилетнего правления.

— У них постоянно многозначительные обложки. Какие-то сбываются, а какие-то бьют в молоко.

— Я к чему вспомнил, — Волков проводит ладонью по волосам. — Как бы совершенно понятно, зачем свергать неугодных президентов и совершать цветные перевороты. Это власть, которую всегда можно конвертировать в деньги. Я смысл этого ролика совершенно не понимаю. Ты говоришь, что одна из причин арабо-израильского конфликта — это споры из-за храма. Но это же какая-то хрень, Глебчик. Мы живем в двадцать первом веке. А тут какая-то эзотерика и терки по вопросам веры.

— Ну, из России это трудно понять, — замечаю я. — Как правильно отметил твой папа, у нас атеистическая страна. Нашему светскому мышлению трудно осмыслить, что на западе у большинства граждан сохраняется религиозный взгляд на жизнь.

— Религия религии рознь. К чему там эти три шестерки? Они реально ждут антихриста?

— Ну, три шестерки являются криминалом исключительно в христианстве. Что-то там привиделось Иоанну про число зверя. В остальных культурах число отрицательной нагрузки не несет. В Вавилоне это сумма всех чисел квадрата солнца и символ бога солнца. В иудаизме связано с царем Соломона. Таков был его годовой доход в золоте. В каббале одно из значений — царь Иудейский. Вообще, в иудаизме шестерку уважают. Шесть дней творился мир, и много всего прочего с ней связано. Мне кажется, что иллюминаты эти три шестерки педалируют, чтобы христиан потроллить.

— В любом случае, ерунда. Как они под все это адептов набирают?

— Адептов они набирают не под идеологию, а обещание успеха. Иллюминаты способны обеспечить карьерный рост. Глаша говорит, что на низших ступенях вообще какую-то дичь новобранцам скармливают. Рассказывают про плоскую землю. Типа, в священных текстах космогония соответствовала действительности. А теперь у властей заговор, и они скрывают знание о плоской земле от граждан. А еще трут про существование рептилоидов, которые управляют этим миром и, видимо, стоят на верхних ступенях иллюминатской иерархии.

— А это еще зачем?

— Видимо, запугивают. Чтобы поменьше болтали. Рертилоиды — это страшно, — посмеиваюсь я.

— Фейспалм. Ладно, если так все запущено, то ролики про апокалипсис это еще не дно. Какая-то ядреная смесь фанатиков с идиотами. Все, я для себя закрыл этот вопрос.

— Высокопоставленных фанатиков, Серый. Я не знаю, относятся ли к иллюминатам сборища в Богемской роще. Но там собираются мировые шишки и зависают на пару недель. Как-то туда пробрался внесистемный журналист и заснял кинцо, как голые мужчины прыгают у статуи большой совы.

— Сова в мульте фигурировала, кстати.

— Не помню этот момент. Так вот, прыгают голые и сжигают маленький гробик. И что-то там орут про похороны сострадания. А теперь добавь сюда же монумент «Скрижали Джорджии», расположенный в тех же штатах. Каменные плиты а-ля Стоунхендж установили еще в 80-е годы. На них написаны заветы будущим поколениям на нескольких языках. Один из них гласит, что население земли не должно превышать пятьсот миллионов человек. Вопрос: а куда должны деться еще семь миллиардов или сколько там сейчас в наличии?

— Ну, нас этот вопрос не должен волновать. У нас ядерный зонтик…, хотя в девяностые было тревожно. Тогда круто повезло, что у Ельцина просветление случилось и ядерный арсенал он не сдал. — Волков задумчиво трет лоб, — Представляешь, Глебчик, как мы попадем, если что-то такое начнется. Осуществятся разом все страховые риски, и мы так нехило попадем. Может, для хеджирования стоит войти в похоронный бизнес?

Сергей дерзко вздергивает бровь и издает нервный смешок. Я тоже посмеиваюсь. Потом представляю реальный апокалипсис, во время которого Волков решил открыть страховую контору. В следующий миг мы уже истерично ржем.

Аграфена

Пока поднимаюсь на лифте, мне кажется, что тупо тратить время на сон. Лучше заняться чем-нибудь полезным. Например, самообразованием. Почитать мой любимый ресурс для маркетологов. Это кажется честной сделкой. Если я прогуливаю работу, то логично потратить время на профессиональный рост.

Все благие намерения летят в тартарары, когда я добираюсь до своей кровати. Как только голова касается подушки, моментально засыпаю сном младенца.

Во сне страдаю чувством вины за свой прогул, поэтому упорно работаю весь сон.

Просыпаюсь ближе к обеду. В голове составляю список вещей, которые возьму с собой в квартиру Глеба. Много брать не собираюсь. Пока на недельку. И обязательно всякие штучки для душа, а еще мой набор ароматических масел. Хочу пометить ванную Князева.

На белье зависаю. Я покупала пару комплектов, в которых не стыдно показаться перед Глебом. Один из которых надела в субботу. Чувствовала, что это решающий день.

Все остальное мое белье слишком целомудренно. Совершенно не подходит для соблазнения мужчины. Даже эти мои два комплекта смотрятся невинно рядом с тем, что он мне подарил.

Планы по самообразованию летят в топку. Вместо их воплощения еду в ближайший торговый центр. Не могу решиться купить что-то похожее на князевский выбор, поэтому просто покупаю красное белье разных оттенков. Глеб упоминал, что именно этот цвет жаждал на мне видеть.

После шопинга захожу в салон. Трачусь на уход за волосами и заказываю маникюр и педикюр, которые раньше делала самостоятельно.

Все эти ритуальные действия помогают успокоить внутреннюю тревогу. Теперь кажется, что я стала чуть привлекательнее, и Князев не сразу потеряет ко мне интерес.

Добираюсь домой и ловлю себя на том, что считаю минуты до конца рабочего дня. Я уже успела жутко соскучиться по Глебу. Не понимаю, как все это время с нашего знакомства я могла находиться вдали от него. Сейчас потребность быть с ним рядом достигает степени жизненной необходимости.

Слоняюсь по кваритре, смотрю на часы. Когда ждешь, время замирает.

Наконец-то раздается долгожданный звонок. Открываю дверь и падаю в объятия. Мне хочется кричать, что я его люблю. Но просто позволяю целовать себя страстно.

В машине поворачиваюсь к Глебу и смотрю на его профиль. В голове легкий туман.

— Что? — Князев косится в мою сторону.

— Ничего, — на моих губах замирает полуулыбка. Сколько еще я смогу молчать о своих чувствах?

Останавливаемся на светофоре. Князев поворачивается ко мне. Темными глазами обводит мое лицо. Физически ощущаю, как его взгляд колким теплом ласкает щеки и губы. Выжигает незримые татуировки на моей коже.

— Потерпи, мышка, скоро приедем, — многообещающе хрипит Глеб.

Князев опять думает о сексе и считает, что я тоже о нем думаю.

Моргает желтый, машина плавно трогается.

Закрываю глаза и чувствую, что я слегка пульсирую. Набухшие соски стали сверхчувствительными и требовательно ноют.

Кажется, я тоже хочу Глеба, и он это понял раньше меня.

Паркинг, лифт, квартира. Пульс стучит в ушах.