Снова терзаю ярко-алые губы. Шарю языком глубоко внутри. Мозг плавится, яйца ноют. Видимо, я мазохист, если еще сижу в гостях у Волкова.

— Ваш заказ, — слышу голос официантки и нехотя выпускаю Грушу из своих лап.

— Какая вкуснятина, — комментирует мышка, пробуя блюдо, — хорошо, что ты напомнил мне про гриль.

— Можем и на десерт остаться, если хочешь, — нехотя предлагаю я, — подозреваю, что он будет ближе к концу вечеринки.

— А ты хочешь? — поворачивается ко мне Груша и смотрит своими небесными глазами.

— У меня теперь один десерт на завтрак, обед и ужин, — похотливо улыбаюсь и красноречиво разглядываю Ракитину. Она предсказуемо заливается краской, а я не могу скрыть ухмылки.

Звук музыки со стороны бассейна становится сильно громче. Кажется, пенную вечеринку можно считать открытой. Я протягиваю руку и еще подливаю Груше вина.

— Мне, кажется, хватит, — Груша обхватывает щеки ладонями, — я уже такая пьяная.

— На посошок, мышка, — выступаю я в роли искусителя, и девушка послушно берет в руки бокал.

— Нам нужно попрощаться с хозяевами, — встаю и отодвигаю стул Груше.

— Блин, еще эти шпильки, — экспрессивно ругается девушка вставая, опирается на мой локоть и падает ко мне на грудь.

— Надо же, правда пьяная, — посмеиваюсь я и целую недовольный рот.

— Это ты виноват, — тычет мне в грудь пальцем мышка.

— Конечно я, кто же еще. Давай-ка их пока снимем. Пройдись по травке, помассируй ножки, — встаю на колени перед девушкой и помогаю ей разуться. На миг зависаю на аккуратных пальчиках ног.

Беру туфли за задники в одну руку, второй приобнимаю пьяную Грушу. Ковыляем через газонное поле к бассейну. Здесь сбоку организовали какой-то глухой заборчик, куда и нагнетают пену. Дискотека в самом разгаре. Второй проектор выводит ролики прямо на белую стену дома.

Проходим по периметру бассейна, но никого из Волковых я не наблюдаю. Видимо, нужно искать на танцполе. По ушам бьют басы. Ругаюсь сквозь зубы от досады.

Подходим к заборчику, нахожу глазами Марину. Но ей весело и совсем не до меня. Уже готов плюнуть на формальности и уйти по-английски, как нас обдает мощным потоком пены. Поднимаю глаза и злобно смотрю на довольного Волкова, который направляет пенную пушку прямо на нас.

На танцполе замечается нездоровое оживление. Народ победно улюлюкает и прыгает в ажитации в пенной массе. Перевожу взгляд на Грушу и тоже не могу сдержать смех. Мышка вся в пене, такая растерянная и ошарашенная. В ужасе оглядывает свое новое платье. Ее внутренняя девочка искренне расстроена, и мой внутренний хулиган остро реагирует на эту картинку.

Бросаю туфли на плитку. Подхватываю Грушу на руки, через несколько шагов бросаю в бассейн. Сбрасываю пиджак и прыгаю за ней.

Выныривает и отплевывается. Глаза горят ненавистью. Подплываю и обнимаю одной рукой. Гребу на мелкий край к бортику. Как только Ракитина чувствует пол под ногами, бросается на меня с кулаками.

— Князев, ты совсем идиот, что ты делаешь? А если бы я плавать не умела?

— Я просто тебя вымыл, и я бы тебя спас, — затыкаю ей рот языком и не отпускаю, пока не отвечает на поцелуй.

— Платье теперь можно выкинуть, наверное, — громко вздыхает Груша.

— Я куплю тебе новое, — стягиваю с себя мокрую футболку и тщательно стираю с лица девушки поплывший грим. Ракитина темными глазами рассматривает мой торс, трогает пальчиками и прижимается всем телом. С ума схожу от столь близкого контакта. Снова за шею притягиваю к себе и впиваюсь в губы.

Сплетаемся друг с другом в каком-то новом безумии. Надо остановиться, пока это еще возможно.

— Пошли танцевать, — предлагаю я, отдирая Грушу от себя.

В следующем кадре мы уже в пене по пояс страстно танцуем под хит сезона Гангман Стайл. На экране отплясывает пассионарный упитанный кореец PSY. Груша смеется и смотрит на меня большими пьяными зрачками. Мы весёлые и раскованные.

Аграфена

Просыпаюсь от настойчивого стука дятла по темечку. Кое-как продираю глаза. Видимо, я попала в сказку, потому что рядом спит мой желанный принц. Выбираюсь из его объятий и падаю рядом на спину.

Почему же так плохо? Как мы вообще сюда попали?

Я в футболке Глеба. Надеюсь, с моим новым платьем все в порядке?

Последний кадр, который помню, как мы танцевали в белой пене. Холодный шелк мокрого платья, приятно охлаждающий разгоряченное тело. Глеб с голым торсом, обнимающий меня со спины в танце. Руки, легко скользящие по телу в мыльных пузырьках. Страсть сублимируемая в рейв под открытым небом.

Почему только за каждый полет приходится расплачиваться?

— Мышка, как ты себя чувствуешь? — проснувшийся Князев накрывает меня собой и целует в губы.

— Прекрати, — громко протестую, — я не чистила зубы.

— Как-нибудь переживу, — Глеб снова меня целует, — так как ты?

— Голова болит и вообще мутит, — жалуюсь я, — хорошо, что на работу не надо.

— А здесь болит? — Князев накрывает ладонью мою промежность.

Меня пронзает холодной волной священного ужаса. Закрываю лицо ладонями и стону в голос.

— Что случилось, Груша? Какие-то проблемы? — в голосе Глеба сквозит тревога.

— Только не говори мне, что мы вчера это сделали, — перехожу я на фальцет.

— Что, мышка, совсем ничего не помнишь? — Князев отрывает мои ладони от лица. Смотрит на меня неверяще, — что, правда, совсем ничего?

— Это не смешно, — рычу я.

Глеб падает на спину, сгребает меня к себе на грудь и посмеивается.

— Не переживай, мышка. Не помнишь и хорошо. Зачем вообще такое помнить? Секс не должен быть болезненным. Даже в первый раз. Если бы я был женщиной, то сейчас бы завидывал тебе.

— Только ты не женщина, поэтому и не способен понять. Это же одно из ключевых воспоминаний. Поэтому девочки и любят все эти свечи и лепестки роз.

— Ха-ха. Я хотел вчера снять номер для молодоженов, чтобы были эти твои свечи и прочая ерундистика. Но ты устроила истерику, что не проститутка и не будешь заниматься этим в отеле. Спасибо тебе за это, мышка. Если бы я снял отель, а ты бы ничего не помнила, обломно было бы уже мне.

— Чувствую себя так, будто у меня что-то ампутировали, — жалуюсь я, — что-то очень важное.

— Не драматизируй, Груша. Ничего страшного не случилось. Просто второй раз будет у тебя как первый, только гораздо приятнее. И вообще, не зацикливайся на мнимой важности. В южноамериканских культурах девочек лишают девственности повитухи после рождения. Никто по этому поводу не парится. В средневековой Европе дефролацией подданных занимались местные феодалы. Тоже так себе воспоминания. У тебя же вообще все замечательно. Тебе, в общем, все понравилось. Это все, что тебе нужно знать.

Князев чмокает меня в лоб и снимает со своей груди. Изчезает в недрах квартиры. Кое-как сползаю с кровати и иду в туалет. Чищу зубы пальцем и размышляю, стоит ли мне принести сюда щетку, или это будет расценено, как покушение на личное пространство?

Снимаю футболку. Осматриваю свои бедра, которые слегка в крови. Забираюсь в душевую кабину и включаю массажный режим. Стою, ни о чем не думая. Просто наслаждаюсь напором воды. Когда становится немного легче, пытаюсь определиться, чувствую я себя женщиной или нет?

Говорят, что дамы, которым делали кесарево сечение, не сразу ощущают себя матерями, потому что им вводили наркоз. Следовательно, если я ничего не помню, то и не сразу должна почувствовать изменения?

Но на самом деле все не так. Я чувствую себя женщиной с того самого раза, когда Глеб отказался со мной спать. Для меня тогда был самый настоящий секс, даже если кто-то считает, что это не так. Может Князев и прав, зачем мне помнить вчерашнюю ночь, если первый раз у нас случился раньше?

Выхожу и сразу натыкаюсь на Глеба. Он держит в руках стакан с водой и таблетки.

— Что это? — интересуюсь я.

— Абсорбент и от головы. Выпей и поспи еще, — командует Князев.