— Почему меня это должно смущать? — ухмыляется Князев, — я вообще-то вырос в гареме. В исламе можно иметь несколько жен только на условии, что всем уделяется равное внимание. Все дни и ночи должны быть поделены в равной пропорции. Отец руководствовался этим правилом.

— Бедная твоя мать. Я думаю, что Заира была просто последней каплей, — хмурюсь я, — да и отец твой бедный. Как можно спать с многими, когда любишь одну? Рабство какое-то.

— Женский взгляд на проблему. У мужчин эмоции и секс разделены. Мы можем трахнуть кого угодно, кого считаем более-менее привлекательной. Секс просто биологическая потребность, не имеющая никакого отношения к чувствам, — Глеб похабно улыбается, — к тому же отец никогда не сублимировал энергию в спорт, поэтому не факт, что одна женщина способна удовлетворить его сексуальные аппетиты.

— То есть тебе все равно спать со мной или с кем-нибудь еще? — подбиваю логический итог.

— Нет, мне не все равно, Груша, — резко отвечает Князев, — я хочу именно тебя, но это не значит, что я не способен трахнуть кого-нибудь еще.

Еле сдерживаю себя, чтобы не вспылить. Но если пошел откровенный разговор, хочу выяснить все до конца.

— Ладно, допустим. Ваша ненормальная религия требует делить ночи среди жен. Но если твой отец любил твою маму, зачем ему еще нужен был гарем?

Князев тяжело вздыхает и сверлит меня взглядом.

— Я скажу один раз, и больше мы не возвращаемся к этой теме.

Покорно киваю и непроизвольно наклоняюсь ближе к Глебу.

— Во время родов влагалище женщины превращается в родовые пути и расширяется. Качество секса после этого ухудшается. И у мужчины, и у женщины. Часто родившие женщины перестают любить близость. Снижается чувствительность из-за менее тесного контакта органов. Именно поэтому в гаремах преимущественно нерожавшие женщины.

Слушаю открыв рот и не верю, что Князев сейчас говорит серьезно.

— Ты хочешь сказать, что родившие женщины — отработанный материал?

— Нет. Я всего лишь сказал, что ощущения мужчины снижаются.

— То есть, рассуждая логически, ты не против ребенка, но меня потом не захочешь?

— Мне не нравится твоя логика, — хмурится Глеб, — я уже говорил, что хочу тебя, а не ребенка, — бросает быстрый взгляд на часы, — ладно, мне пора работать.

Провожаю взглядом спину Князева и пытаюсь переварить услышанное. Это же просто какой-то потребительский подход. Не могут все мужчины думать так же. Вспоминаю женатика Вики. Интересно, у него тоже есть дети? А в любовницы он выбирает нерожавших? Кидаю взгляд на часы, прикидываю, можно ли уже звонить Вике. Наверное, не стоит, но мне не терпится узнать, что было вчера. Все-таки набираю номер.

— Привет! У тебя все нормально? — обеспокоенно интересуюсь, когда на другом конце принимают вызов.

— Прекрасно, — Гончарова зевает и потягивается. Кажется, я ее разбудила.

— Михаил вчера отвез тебя домой? — осторожно уточняю я.

— Отвез и остался. Ушел сегодня с утра в офис, — довольно мурлычет Вика.

— Он ночевал у тебя? — искренне удивляюсь я, с трудом удерживаюсь от вопроса про жену, — вы планируете встречаться?

— Грушенька, он скучал, я скучала, нам хорошо вместе. Не знаю, что будет после смены, но, если Михаил захочет меня видеть, я не буду возражать, — твердо резюмирует Гончарова.

На кухню заглядвает Макарова. Пристально смотрит на меня и, кажется, догадывается, с кем я разговариваю. Дожидается окончания звонка и спрашивает:

— Ну что там?

— Вика будет с ним встречаться, — растерянно бормочу я.

— Понятно, — Аня достает одноразовый стаканчик и нажимает на кнопку кофеварки.

— Ты когда-нибудь встречалась с женатыми мужчинами? — интересуюсь я.

— Естественно. Ничего хорошего. Фигаро тут, Фигаро там. И врет обеим, — Анна присаживается напротив, — жена обычно не в курсе, а любовнице рассказывает, что с женой не спит.

— Ну, Вике он может ничего и не рассказывать, она просто его любит, — уточняю я.

— Это еще хуже, — отмахивается Аня.

— А тебе можно кофе пить? — внезапно волнуюсь, глядя на Макарову.

— Без понятия, — смеется Анна, — я пока не в теме и боюсь в нее погружаться.

— Я тоже не в теме, — тяжело вздыхаю, — но мне сильно кажется, что свежевыжатые соки безопаснее.

— Ага. Только кофе допью, — улыбается Анна.

— Кстати, Глеб согласился позвонить Валентине Петровне по поводу тебя.

— Не стоит, — пожимает плечом Аня, президентка есть в нашем ДМС, я могу встать к ней на учет сама.

— Стоит, — убежденно заявляю я, — она будет относиться к тебе более внимательно.

— Ладно, — покорно соглашается Макарова, — вы написали опрос по рекламным каналам? Сейчас к Глебу пойду, он обязательно спросит.

— Да. Могу тебе скинуть, — сажусь прямо и чеканю, — к запуску акции у нас все готово.

— Умница, Груша! — хвалит меня Макарова. — Сегодня всю рекламу запускают. С завтрашнего дня готовьтесь у операторов вопросы по акции собирать. И саратовский колл-центр тоже дергайте. Все, я ушла к Глебу на инструктаж.

Встаю и мою в раковине кружку. Ощущение, что случилось что-то страшное. Мне неспокойно за Вику. Но Глеб же прав, они взрослые люди. Сами разберутся, как им нужно жить.

Глеб Князев

Сижу в «Конфетнице» в торговом центре и смотрю в ноутбук. Грушу отправил с консультантом из службы стилистов закупать капсульный гардероб. Когда закончат, пойдем выбирать ей платье свидетельницы. За этим я хочу проследить лично, остальное делегировал профессионалам.

Отпиваю остывший кофе и смотрю на вошедшую девушку. Люба улыбается мне и уверенно движется с моему столику.

— Можно составить тебе компанию? — не дожидаясь ответа, отодвигает стул и устраивается напротив.

— Посиди, пока Груша не придет, — сквозь зубы цежу я, — что будешь?

— Ты не один? — Люба недовольно кривит красивые губы, — сырники и чай, если можно.

Подзываю официанта и делаю заказ.

— Скажи, Люба, а с каких пор вы подружки с Майей, помнится, когда мы встречались, вы друг друга с трудом переваривали, — откидываюсь на спинку кресла и сверлю бывшую глазами.

— А нам больше делить нечего, — хмыкает девушка.

— Зато есть что обсудить? — вздергиваю бровь. — Чем же была недовольна Майя?

— Все в рекламном недовольны, что на съемки отправили человека из другого отдела. Прости, Глеб, но раньше ты своих девушек никак не выделял. Еще и эти сережки, — Люба недовольно морщится.

— Понятно. Кому еще не дает покоя моя личная жизнь? — замолкаю, когда официант приносит заказ Любы.

— При чем тут личная жизнь? — вспыхивает девушка. — Хочешь сказать, что мы сплетницы? Нет. Просто есть такое понятие, как справедливость. Почему кому-то достается больше, чем другим?

Не могу сдержать усмешку. В очередной раз думаю, что ислам часто дает хорошие практические советы. Например, по женской психологии. Много жен можно иметь, только если будет соблюдаться принцип справедливости. Сразу озвучиваю эту мысль.

— Как ты относишься к гаремам, Люба?

Девушка давится чаем.

— Что? — растерянно смотрит на меня.

— Если хочешь справедливости, нужно идти в гарем, — поясняю свою мысль, — там все будет поровну. Дни, ночи и подарки. Социализм в действии. Хочешь в гарем, Люба?

— К тебе может и пошла бы, — с вызовом отвечает девушка, и тут уже давлюсь я.

Куда-то не туда разговор вырулил, я же хотел просто донести месседж. Откашливаюсь и возвращаю злой взгляд.

— Одним достается больше, чем другим, Люба, потому что жизнь боль. Потому что я так решил. Можете обсудить, какой я козел и самодур. Услышу еще раз про Грушу, уволю всех на хер. Распространи информацию в департаменте.

Люба снова поджимает губы.

— Я поняла. Может поедим молча, ты сегодня не самый приятный собеседник, — девушка начинает сосредоточенно ковырять сырник вилкой.

— Скажи спасибо, что вообще разговариваю. Вы не заслужили, — закрепляю я озвученный месседж и закрываюсь экраном ноутбука.