Поворачиваюсь всем корпусом и шарю по трибуне глазами. Не могу сдержать восторженного восклика, когда замечаю Глеба. Неужели брат решил сделать мне сюрприз? Сразу срываюсь с места и бросаюсь по направлению к лестнице.

— Глаша, ты куда? — слышу вопрос Насти.

— Там брат, — неопределенно машу рукой в сторону.

Подруга что-то еще кричит. Кажется, требует привести Глеба к нам. Я уже не слышу, потому что со всех ног несусь наверх.

Оглядываюсь. Натыкаюсь на тот же взгляд. Останавливаюсь, потому что понимаю, что это не Глеб. Но мужчина мне призывно улыбается, и я не могу тотчас же вернуться на место. Чувствую себя идиоткой, но мой пробег с препятствиями не остался незамеченным. Теперь надо подойти, видимо.

Похожий на Глеба незнакомец тоже начинает движение в мою сторону. Встречаемся на лестнице на уровне его ряда.

— Привет! Почему ты на меня смотрел? — тотчас же спешу наехать на мужчину, чтобы объяснить причину своего глупейшего забега наверх.

— Ты очень красивая. На тебя приятнее смотреть, чем на арену, — незнакомец достает из джинсов айфон, — ты не будешь против, если я с тобой сфотографируюсь?

Не успеваю ничего ответить, как мужчина притягивает меня к себе и жмется щекой к щеке. Вытягивает руку с телефоном и делает селфи. Погружаюсь в облако восточного мужского парфюма. Не могу объяснить, что со мной происходит. От его близости я совершенно перестаю что-либо соображать.

— Зачем ты нас сфотографировал? — оцепенело спрашиваю я.

— Фото на память с олимпийского стадиона, — мужчина очаровательно улыбается, и у меня перехватывает дыхание. Как два разных человека могут быть так сильно похожи? — Ты радовалась за русскую, но у тебя лондонский акцент, — продолжает незнакомец и смотрит на меня чересчур пристально.

Игнорирую завуалированный вопрос. Сильно кажется, что он с подвохом.

— Не могу понять, что за акцент у тебя? — перевожу я стрелки на мужчину. — Откуда ты приехал?

Не очень вежливая формулировка, но ситуация выбивает меня из зоны комфорта и заставляет нервничать.

— Позвольте представиться, Бари аль-Азиз. Я из Саудовской Аравии, — мужчина ловит мою руку и оставляет символический поцелуй на тыльной стороне ладони.

Я так поражена, что просто застываю на месте, когда слышу родную фамилию моего брата. Мысли носятся в голове встревоженными табунами. У саудитов большие семьи, это может быть очень дальний родственник. Но сходство слишком разительное. Как же звали родню брата? Совершенно ничего не помню.

Поднимаю глаза на Бари и понимаю, что он ждет мое имя. В памяти всплывает образ британской прыгуньи с шестом.

— Меня зовут Кейт, — натянуто улыбаюсь.

— Очень приятно, Кейт! Вы похожи на бывшую жену моего отца. Ее звали Латифа. Вы такая же нежная.

Забываю как дышать. Если он говорит о маме, то это брат моего Глеба. Разве так вообще бывает? Какой-то полный сюр.

— Вы приехали на Олимпиаду, Бари? — в каком-то тумане, как со стороны, слышу свой голос.

— Деловой визит в удачное время, — мужчина шарит взглядом по моему лицу.

Просто случайная встреча. Вряд ли мы еще раз пересечемся. Эта мысль и успокаивает, и тревожит.

— Я тоже хочу сфотографироваться с вами, — выдавливаю из себя полуулыбку.

— Подождите минуточку, Кейт, я сейчас вернусь, — Бари проходит на свое место и тут же возвращается с палкой для селфи, — так будет удобнее. Разблокируйте свой телефон!

Очаровательно улыбается мне. Подсоединяет гаджет в настройках моего айфона. Отстраненно наблюдаю за всеми его манипуляциями и даже не протестую.

Снова прислоняется щекой к щеке. Место касания жжет. Делает несколько снимков на фоне олимпийской арены.

— Ну, вот и все. Теперь у вас тоже будет память об олимпиаде, — комментирует Бари.

— Спасибо! — стряхиваю с себя оцепенение и забираю свой айфон. — Меня ждут подруги. Было приятно познакомиться!

— Мне тоже приятно, Кейт. Сувенир из Саудовской Аравии, — мужчина вручает мне палку для селфи, и я автоматически зажимаю ее в руке.

Стремительно убегаю от саудита. Мне нужно осмыслить произошедшее, а рядом с этим братом моего брата мысли путаются, и все плывет.

Глеб Князев

В висках пульсирует. Грудь разрывает от какой-то неизбежности. Такое ощущение, что умер кто-то близкий.

Рациональные доводы, что Груша мне никто, и может делать что-угодно с кем угодно, ни хуя не работают. Иррационально чувствую себя преданным. Я даже не совсем понимаю, зачем еду в этот кинотеатр. Это должен быть конец всему, так и не начавшемуся.

Тем не менее еду. Хочу выплеснуть на Ракитину всю свою боль. Также ощущаю потребность физически разделить ее с Захаром, к которому, очевидно, она успела проникнуться какими-то чувствами.

Паркуюсь возле кинотеатра в запрещенном месте и жду окончания сеанса. Несколько раз возникает мысль, что я должен уехать и постараться просто выбросить это все из головы. Боюсь, что когда увижу Аграфену, могу совершить что-нибудь непопровимое. Потряхивает конкретно.

Когда вижу их выходящими из кинотеатра, меня переполняет злость. От срыва контроля спасает то, что они не касаются друг друга.

Как ни странно, когда Ракитина покорно садится в мою машину, а Захар остается на тротуаре, мне становится легче. Ее близость оказывает целебный эффект на мою уязвленную душу.

Кошусь на довольное лицо Груши и почему-то хочется хмыкнуть. На ее месте я бы сейчас не сильно радовался нашей встрече.

— Я смотрю, тебе совершенно не стыдно? — комментирую я ее сияющий вид.

— Почему мне должно быть стыдно? — Ракитина заметно грустнеет, но сохраняет горделивую осанку. — Я свободная девушка. Сама могу решать, как мне проводить свободное время.

— У Захара есть невеста, — информирую я Грушу. Не знаю, зачем это делаю. Наверное, хочется, чтобы ей стало так же больно, как и мне.

— Какая хорошая информированность, — шипит Ракитина, — если ты навел справки о человеке, с которым я хожу на свидания, значит тебе не все равно.

— Зато тебе все равно, если ты готова оказывать сексуальные услуги всем подряд.

Сам чувствую, что слишком давлю. От меня исходит негативная энергетика. Груша сжимается в комок под гнетом моей ярости. Лечу по проспекту, игнорируя все скоростные ограничения. Адреналин шпарит в крови.

— Я не должна перед тобой отчитываться. Ты меня послал несколько раз. Предъявлять претензии не имеешь никакого права, — в глазах Ракитиной блестят слезы.

— Имею право. Это аморальное поведение. Не думаю, что менеджер моего департамента может себе такое позволять.

— В понедельник напишу заявление на увольнение, — выплевывает девушка.

— Какого хуя ты вообще это сделала? — ору я и бью по рулю ладонями.

— Я хотела, чтобы ты ревновал, — задушенно шепчет Груша.

— У тебя получилось, но, честно говоря, сейчас я вообще не хочу тебя видеть, — выдаю я, чтобы уязвить побольнее, и у меня получается.

Ракитина закрывает лицо ладонями и начинает всхлипывать.

Сердце вздрагивает. Невыносимая пытка. Нужно побыстрее отвезти ее домой. Побыстрее убрать из своей машины. Чтобы не видеть такой несчастной.

— Я подозревала, что он твой шпион, это была проверка, — выкрикивает Ракитина, и я зависаю на этих словах. Смысл доходит не сразу. Потом бьет по голове обухом.

Резко притормаживаю и сворачиваю на мини-паркинг у супермаркета.

— Ты не собиралась этого делать? — вытряхиваю Грушу из ремня безопасности.

— Нет, конечно, — растирает злые слезы по щекам.

Резко тяну к себе на колени. Целую соленое лицо.

— Прости, мышка, что испугал. Я просто идиот.

Груша падает мне на грудь и ревет в голос. Изливает на мою футболку все свое напряжение. Что-то я конкретно пережестил. Запускаю руку под блузку, успокаивающе поглаживаю по голой спине.

— Все хорошо, малыш. Я больше так не буду, — уговариваю я девушку.

Глажу по волосам, целую в висок. По венам разливается вновь обретенное чистое счастье. Как будто кто-то воскресил моего умершего близкого.