В четверг звонит вернувшийся из Тая Бобрешов и предлагает встретиться. Сначала хочу отказаться, но потом импульсивно соглашаюсь. Чувствую, что необходимо принудительно переключиться, если мозг отказывается делать это самостоятельно.

Договариваемся встретиться в субботу в Парке Горького без составления подробной программы.

В день икс выезжаю на пару часов раньше, чтобы в одиночестве насладиться холмами Нескучного сада. Достаю припасенный пакетик с сухофруктами для белок.

Почти ручные зверьки, избалованные москвичами, то и дело выскакивают на дорожки и смотрят на меня глазками-бусинами. Сажусь на корточки и предлагаю угощение. Осторожно подходят, хватают и убегают.

Провожаю глазами пушистые хвостики. Красивые божьи создания. Душа радуется.

Немного жалею, что договорилась с Бобрешовым. Не отказалась бы провести в одиночном созерцании весь день.

За полчаса до встречи спускаюсь на набережную и иду по направлению к арке Парка Горького, где договорились встретиться со Степаном.

По реке ползет сухогруз, разрезая волны. Останавливаюсь и провожаю его взглядом. На миг жалею, что не договорились покататься на теплоходе. Следом приходит мысль, что хочу покататься одна. Завтра договорились с Аней поехать в торговый центр, чтобы обновить мой не очень подходящий для офиса гардероб.

На катере можно покататься в следующую субботу, даже купить заранее билет, чтобы не было соблазна проваляться целый день в постели.

Интересно, чем занимается в выходные Князев? Так больше его ни разу и не увидела за неделю. Как это вообще возможно в одном офисе? Можно даже подумать, что он меня избегает. Но, конечно же, нет. Кто я такая, чтобы меня избегать? Наверное, он тоже сегодня идет с кем-нибудь на свидание.

От этой мысли сердце тревожно переходит на тахикардию. Встряхиваю головой и отгоняю все мысли о Глебе. Ускоряю шаг, чтобы не опоздать.

Степан уже ждет у арки с букетом чайных роз. Очень мило, но теперь таскать их целый день.

Подхожу, нежно целует в щеку. Почему-то хочется стереть прикосновение его губ, раньше такого не было. Но сдерживаю порыв и просто мило улыбаюсь.

— Куда идем?

— В новой Третьяковке выставка Константина Коровина, нет желания посетить?

— Знаю, я про нее заметку редактировала, — жму плечом, — я с удовольствием. Люблю Гурзуф, у Коровина там дача была. Но на выставку, наверное, очередь?

— Мы пройдем по «Прессе». Должна же быть какая-то польза от работы в газете? — Бобрешов улыбается мне и предлагает локоть.

Беру мужчину под руку, и мы идем к музею. Пока пересекаем Крымский Вал думаю о своих ощущениях. Я воспринимаю Степана совершенно адекватно. Мне нравится его парфюм, но как-то спокойно. Без этого тремора до стука в голове. И касание руки не доставляет никаких неудобств. Кислород спокойно поступает в легкие и спокойно насыщает их.

День проходит великолепно. Мы ходим по залам, Степан рассказывает о художниках и картинах. Он окончил художественную школу, все детство посещал Третьяковку по абонементу, поэтому аудиогид нам не понадобился. С Бобрешовым хорошо и спокойно, он подходит мне по темпераменту. Наверное, такие и должны быть отношения. Уважительные и основанные на общности интересов.

После музея устраиваемся в кафе в Парке Горького. Приносят меню. Листаю его и кошусь краем глаза на девушку, сидящую недалеко от нас. Она очень красивая. Блондинка с голубыми глазами. В ней что-то необычное, но не могу понять что.

Вскоре к ней подсаживается мужчина, и мое сердце делает кульбит. Это Глеб. Настроение падает стремительным домкратом.

Как я могла подумать, что он интересуется мной? Конечно же он меня игнорировал. Зачем я ему нужна, когда рядом такая красавица.

— Груша, ты выбрала? — интересуется Степан.

— Выбрала гильотину, — бурчу под нос.

— Прости? — ловлю растерянный взгляд Бобрешова. Он был сегодня такой милый. Нужно взять себя в руки и не портить Степану свидание.

— Салат из морепродуктов. Пожалуй, все.

Откладываю меню и стараюсь не смотреть в сторону Князева.

Ну что, Русалочка, вот твой шанс. Порадуйся за своего принца и искренне пожелай ему счастья. Или твоя любовь не дотягивает до самоотверженной?

Глеб Князев

Сестра завтра уезжает, и я снова выкрадываю ее у мамы. Проходим пешком от Воробьевых гор до Парка Горького. Когда ноги уже гудят, приземляемся в кафе.

— Я сегодня случайно увидела бойфренда мамы. Он приехал раньше, чем я покинула квартиру, — упоминает Глаша после первого насыщения, — мне показалось, что он ее любит.

Не готов обсуждать личную жизнь мамы, поэтому перевожу тему.

— А у тебя что с женихами, Глаш?

Сестра быстро глубоко вдыхает и принимает независимый вид.

— Бабушка мне все подсовывает каких-то дворянских потомков русской эмиграции. Уже бы обвенчала давно. Но папа сказал, что я выйду замуж по собственному выбору, — сестра выдерживает паузу, втягивая через соломинку сок. — Мне нравится один итальянец на курсе. Только у него титул и, само собой, какая-то договорная невеста с младых ногтей.

— Не наш вариант, — морщусь я.

— Он ко мне тоже неравнодушен, — упрямо продолжает Глаша, — и я обожаю итальянскую кухню. Все эти нудные протестанты поголовно едят какую-то дрянь.

— Я бы хотел, чтобы ты нашла мужчину, который будет тебя оберегать, — пожимаю я плечом, — помолвленный итальянский мачо вряд ли будет это делать. Честно говоря, не понимаю отчима. Я бы не выпускал тебя из дома, пока сам не нашел бы тебе достойного мужа.

— Восточный сатрап, — смеется Глаша, — кажется, я вовремя свалила из России. Кстати, знаешь, почему я тогда уехала в Британию? — неожиданно спрашивает сестра.

— Подозреваю, что из-за взбесившихся гормонов, — холодно предполагаю я.

— Нет, просто подружка мне сказала, что видела маму в ресторане с мужчиной. Мне стало так обидно. Выгнала папу, а сама с кем-то развлекается.

— Ты никогда мне не говорила, — с сожалением замечаю, препарируя стейк на тарелке.

— Я никому не говорила. Просто в знак протеста переехала к папе. Но там все оказалось веселее. Мама не водила мужчин домой. А папа считал своим долгом познакомить меня с каждой подружкой. Ну, может не с каждой, конечно, — Глаша нервно заправляет прядь за ухо.

— Ты должна была поговорить со мной, прежде чем делать лишние телодвижения, — укоризненно смотрю на девушку.

— Ты тогда тоже был занят разными девицами, и редко к нам приходил. А у меня розовые очки разбились. Я считала, что мама должна хранить верность отцу всю жизнь, — с досадой морщит нос сестра. — Такая дурочка была. Во всем виноваты русские сказки, вся эта чушь про умерли в один день. Лучше бы честно рассказывали детям, что отношения рано или поздно умирают.

— Странно было бы, если бы в рамках христианской культуры умирали отношения. Только смерть может их прекратить, — усмехаюсь я.

— В исламе по другому? — Глаша пьет сок и смотрит поверх стакана.

— В исламе в отличие от христианства разводы разрешаются, в иудаизме тоже, кстати. Но в исламе чаще всего это улица с односторонним движением. Мужчине проще развестись, чем женщине. Дети остаются с отцом. Как ты знаешь, маме пришлось бежать от моего папы.

— Не хочу теперь один раз и на всю жизнь. Есть в этом какая-то фатальность. Хочу много мужчин. И чтобы все меня любили, как маму ее мужчины. Почему я должна ждать у моря погоды, если сейчас хочу Марко, который тоже хочет меня?

— Надоело быть приличной женщиной? — мои ноздри непроизвольно раздуваются. — Однозначно, Глаша, будь ты в моей власти, сидела бы под замком.

— Ой, вот не надо про приличия. Я в общем-то не жалею о переезде. Скучала, конечно, по тебе и маме. Но меня любили все папины родственники. Опять же успела пообщаться с дедом, пока он был живой. Вот что реально доставало, так это бабушка со своей Библией. Заставляла каждый день читать вслух, — Глаша картинно закатывает глаза.