Вечером захожу в ресторан перекусить и встречаю Макса Бурлакова. Видимся нечасто, я искренне рад встрече. Обмениваемся рукопожатиями и обнимаем друг друга. Ужин плавно превращается в приятельские посиделки. Бурлаков — банкир. Вскоре обсуждаем ситуацию на рынках.

— Рано или поздно это все рухнет, — проговариваю свое видение ситуации, — с 2008 года бабла напечатали выше крыши. Скоро доллары будут с вертолетов разбрасывать. Бесконечно это все продолжаться не может. Штаты ждет гиперинфляция, как Германию после первой мировой войны.

— Мне кажется, ты не совсем верно оцениваешь ситуацию, Глебчик, — Макс вальяжно развалился на диванчике и покуривает кальян.

— Что именно я неправильно оцениваю? — с любопытством смотрю на приятеля.

— Как ты думаешь, зачем устроили заварушку на Ближнем Востоке? — спрашивает Макс. Невольно поеживаюсь от его взгляда, таким учитель смотрит на нерадивого ученика.

— Нефть, я полагаю, — неопределенно жму плечом.

— Нефть это прибыль растянутая во времени, — лениво тянет Бурлаков, — почему-то все забывают, что у, так называемых, ближневосточных диктаторов были большие накопления от продажи той же самой нефти. То что сейчас происходит — стрижка овец. Так называемые «рептилоиды» просто отбирают у Ближнего Востока десятилетиями накапливаемые богатства. Та же схема, которую в 90-е провернули с нами.

— Ты хочешь сказать, что долларовая эмиссия это не просто работа печатного станка? Напечатанное обеспечено наворованными активами?

— Именно, Глебчик. А еще я думаю, что не было в 2008 никакого кризиса. Управляемо уронили ипотечные бумаги. Нужно было охладить рынки, чтобы выгодно разместить награбленные ближневосточные капиталы. Кто-то знатно закупился на дне.

— Кризис доткомов в 2000-м тоже был управляемым? — интересуюсь я.

— Думаю нет. Там были объективные причины. Ты же понимаешь, что технологии на западе в 90-е перли не просто так? Активно внедряли разработки наворованные у Советского Союза. На целое десятилетие хватило. Когда закончились, наступил объективный кризис. К тому же нельзя сбрасывать со счетов запрет Талибаном производства опиума в Афганистане в 2000 году. Наркотрафик контролировала британская бабулька. Снижение денежных потоков сразу сказывается на фондовых рынках.

— Прям все технологии у нас сперли? — уточняю я, пропустив мимо ушей наркотический фактор.

— Может и не все, но я тут общался с одним венчурным инвестором из Сколково. Он совершенно не скрывает, что первоначальный капитал в США получил от продажи разработки своего НИИ, которую вывез при эмиграции. Причем советские НИИ по большей части работали в «стол». Интеллектуальные разработки сильно опережали производство. Теперь все разграблено. — Макс выпускает дым в потолок. — Отлить не хочешь, Глебчик?

— Нет, пока воздержусь.

Провожаю взглядом спину Бурлакова и лезу проверить страницу Ракитиной.

Губы непроизвольно растягиваются в улыбке Чеширского кота.

Ракитина похвасталась свиданием с Захаром. Ощущаю безграничную нежность к Грушеньке — маленькой, глупой мышке, которая так доверчиво залезла в мою ловушку. Открываю вчерашнюю фотку с сиськами и чмокаю экран.

— Ты моя лапушка. С кем ты села играть в карты? — риторически вопрошаю я.

Быстро набираю комментарий: «С меня подарок на свадьбу».

***

Утром широко раздвигаю жалюзи. Зорко наблюдаю за происходящим в опен-спейсе. Держу под наблюдением дверь в офисную кухню.

Вскоре появляется знакомая фигура. Грушенька смотрит на мой кабинет, встречается со мной взглядом и быстро отворачивается.

Встаю и направляюсь следом за Ракитиной. Чувствую себя как кот, вышедший на охоту за маленькой мышкой. Настроение отличное.

Грушенька стоит у кофейного автомата, который утробно урчит, прежде чем выплеснуть в кружку напиток.

— Как свидание? — не могу сдержать ехидного тона.

— Отлично, — поет Аграфена, — на субботу у нас намечен секс. Жди фотоотчет.

— Не думаю, что твой будущий муж обрадуется, узнав, что ты отсылаешь интимные фото постороннему человеку, — усмехаюсь я.

— Я не собираюсь в монастырь, — с вызовом заявляет Груша, — и никакого мужа у меня тоже не будет. Планирую с головой нырнуть в пучину греха и разврата. Пожалуй, одного мужчины для этого будет маловато. Нужно на субботу назначить свидание с кем-нибудь еще. Первый секс днем, второй вечером. Грехопадение будет по ускоренной программе. Оба фотоотчета вышлю тебе.

Улыбка сползает с моего лица. Она блефует, это очевидно.

Нужно договориться с Захаром, чтобы фиксировал каждый чих и отчитывался мне.

Резко разворачиваюсь и выхожу из кухни. Задергиваю жалюзи и падаю в кресло.

Зачем я вообще затеял всю эту игру?

Хотел вывести Грушеньку на чистую воду и доказать, что она блефует.

А если нет? Если она действительно позвонит своему ухажеру и договорится с ним? Это то, что я уже никак не смогу контролировать. И все ради чего? Чтобы ее не трахать? Бред какой-то.

Растираю лицо руками.

Так, в сторону панику. Я хочу знать блеф или не блеф, потому что я мужчина и не могу проиграть. Если она блефует — я выиграл. После этого я может и закручу роман с Грушей, но как победитель. А не потому, что женщина меня прогнула и вынудила изменить свое решение.

Вечером заваливаюсь на занятия по аквааэробике. Зорко осматриваю бассейн, но Ракитиной не наблюдаю. Разочарованно вздыхаю и залезаю в джакузи.

Занятие начинается. Уже думаю, что пришел зря, когда дверь хамама открывается и появляется Грушенька. Смотрит в бассейн, потом на джакузи. На лице отражаются сомнение и смятение.

— Иди ко мне, детка! — мысленно приказываю я.

Ракитина переминается с ноги на ногу, но все-таки направляется в мою сторону.

— Умница, девочка! — про себя хвалю мышку, рассматривая длинные ноги и тонкую талию.

— Ты обещал не приходить во время аквааэробики, — недовольно напоминает Ракитина, опускаясь на соседнее место.

— Решил последний раз понаблюдать за «ускользающей красотой», то есть за тобой невинной, — ухмыляюсь я.

— Хочешь сказать, что ты посмотрел фильм? — недоверчиво косится Груша. — Ну и как?

— Героиня-идиотка, — категорично заявляю я, — нельзя расставаться с девственностью из желания отомстить.

— Она не мстила, — Ракитина сверкает глазами, — просто нашла более достойного кандидата.

— Ну да. Четыре года была влюблена, а потом резко нашла достойного кандидата, — скептически цокаю языком. — Зачем ты все это затеяла, Груша? Скажи мне честно.

— Просто не вижу смысла и дальше жить с этим атавизмом, — жмет плечом девушка, — оказывается, секс это очень приятно. Спасибо, что открыл глаза.

— Ты не сможешь переспать не пойми с кем. Ты любишь меня, — самоуверенно заявляю я.

Ракитина вспыхивает, как маковое поле, и фыркает.

— Вот еще! — гордо кидает. — Ты не единственный человек с членом в этом городе. У меня куча вариантов для сексуальных утех.

Гневно сверлю глазами профиль Грушеньки, которая делает вид, что она тут сама по себе. Наклоняюсь, резко дергаю Ракитину за руку и усаживаю к себе на колени. Притягиваю к своей груди, жадно вдыхаю запах волос.

— Тише, не сопротивляйся, мышка, не привлекай внимание, — шепчу я и достигаю результата. Ракитина замирает в моих руках и задерживает дыхание. Бесконечные мгновения наслаждаюсь близостью наших тел.

Оцениваю обстановку. Из бассейна нас не видно. У тренера, проводящего занятие, видимость ограниченная, тем более, ему сейчас не до нас.

— То есть, ты ко мне ничего не испытываешь? — хрипло интересуюсь я, поглаживая внутреннюю сторону бедра Грушеньки.

— Как я могу? — картинно закатывает глаза Ракитина. — Мне же следует о душе думать, а не о земных страстях.

Прикусывает губу, неприкрыто меня провоцируя. Усилием воли сдерживаю себя, чтобы не вгрызться в пухлые губы. Закрываю глаза, чтобы не сорваться. Терпение, только терпение.

Скольжу рукой вверх по ноге Груши, достигаю развилки. Ныряю пальцами под ткань купальника. Скольжу подушечками по складкам и проталкиваю палец в лоно девушки.