— Между прочим, говорят, что если много ругаться, то рот почернеет, — не могу не съязвить на прощанье, и пока это жалкое подобие на человека барахтается на горе папок, в которую только что неловко села, прощаюсь со Степашиным и быстро выхожу в коридор.

На улице, хоть меня все-таки немного потряхивает, дохожу до ближайшего магазинчика и покупаю себе огромным рожок мороженного. Просто гигантский, политый красным малиновым джемом. Сразу откусываю большой кусок, жую и наслаждаюсь, как сказала бы «прежняя я», химозными красителями и усилителями вкусов.

Иногда жизнь полна сюрпризов, особенно, когда начинаешь смотреть на нее живыми глазами.

— Это точно? — Я перекладываю телефон к другому уху, напряженно вслушиваясь в мужской голос на другом конце связи. Как будто то, что он сказал секундой ранее, вдруг приобретёт какой-то другой смысл. — Я имею ввиду. Достаточно ли надежно проверена информация…

— Алексей Эдуардович, я прекрасно понимаю уровень деликатности вопроса, поэтому, поверьте, мы проверили всю информацию. Дважды.

Я прикрываю глаза и тяжело опрокидываюсь в кресло, потому что впервые за очень долгое время чувствую себя на хер разбитым. Точнее сказать, выебаным без согласия, со всех сторон.

В голове всплывает лицо Вики в тот день в ресторане, когда я предлагал ей сдать имя своего «хозяина» — я же видел ее удивление и оно показалось подозрительно искренним. Но я был так уверен в ее виновности, что даже не рассматривал другие варианты. Даже в глубине души радовался, что в этот раз все ее планы благодаря моей бдительности накрылись медным тазом.

Кажется, за все свои тридцать лет я еще не делал большей откровенной хуйни.

— Простите, что стал вестником плохих новостей, — извиняется мой собеседник, о существовании которого я вспоминаю только когда он сам о себе напоминает.

В моей голове мир стремительно переворачивается вверх тормашками и летит в какую-то невероятно глубокую жопу. И хоть она на этот раз я действительно успел вовремя среагировать, предпринял все меры безопасности и разыгрываемая моим теневым соперником комбинация уже не жизнеспособна, чувствую я себя ровно так же, как если бы у него все получилось.

Твою мать.

— Все в порядке, — вспоминаю, что на том конце связи еще висит назойливый голос. — Спасибо за работу. С меня причитаются комиссионные.

Кладу трубку, пока он не втянул меня в новый виток, но еще несколько минут смотрю на телефон. Нужно позвонить. Назначить встречу. Соблюсти все ёбаные формальности. Посмотреть в глаза — может, там будет единственный возможный ответ на единственный вопрос, который я хочу задать?

Но когда, наконец, собираюсь с силами, на пороге кабинета появляется мою умница-помощница и каким-то слегка испуганным голосом сообщает, что ко мне пришла Катя. Видимо, Вика ни капли не преувеличивала, когда говорила, что слухи о моей личной жизни распространяются в геометрической прогрессии. По крайней мере, лицо у моей обычно сдержанной помощницы такое, будто она заранее хочет отпроситься со скандала, который ей придется наблюдать в первых рядах.

У бывших девушек всегда есть миллион причин, чтобы вновь всплыть на горизонте, особенно, если после разрыва прошло совсем мало времени: забытая зубная щетка, которую срочно нужно вернуть, незаконченный разговор, который вдруг всплыл именно сегодня, узнать номер телефона «дамы с собачкой». Не зря же на просторах интернета ходит мем о бывшем, который решил завезти забытый в машине волос. Только Катя не стала бы использовать такие мелочные поводы.

— Пусть заходит, а ты можешь быть на сегодня свободна.

Моя помощница даже не скрывает вздох облегчения, быстро уходит и через минуту в кабинет заходит Катя. Медленно, без истерики во взгляде и резких движений. Спокойно прикрывает за собой дверь и еще какое-то время смотрит по сторонам, как будто была здесь не месяц назад, а в прошлой жизни.

— Твоя очаровательная секретарша смотрела на меня как на проказу, — говорит она, нарочно пропуская приветственно-официальную часть. — Я еще ничего не сделала, но уже успела стать плохой бывшей?

— Если что — я точно ни с кем не обсуждаю свои личные отношения. Ни те, что были до тебя, ни наши с тобой.

— Я знаю, Лекс. Расслабься. — Катя делает еще один круг почета взглядом по кабинету, замирает на стойке с алкоголем. — Я могу что-то выпить? Ты не против, если ограблю тебя на пару глотков чего-то крепкого?

Пожимаю плечами.

Катя никогда не дружила с алкоголем в общепринятом сейчас смысле этого слова: никаких посиделок с подружками за ящиком просекко три раза в день, никакого обязательного бокала каждый день к ужину. И тем более я ни разу не видел, чтобы она хотя бы нос поворачивала в сторону виски и коньяков. Но сейчас она останавливает выбор на самом крепком из моей коллекции почета на случай внезапно залетевших важных гостей. Наливает на дно стакана — максимум, на три глотка, но выпивает все залпом, морщась и жмурясь как будто почти до слез.

— Что-то случилось? — на всякий случай спрашиваю я, потому что выглядит все это совсем не в ее стиле. Скорее, как попытка набраться смелости перед чем-то, о чем раньше она сказала бы сразу в лоб без всяких дополнительных стимулов.

— Не переживай — я здесь не для того, чтобы уничтожать твой умопомрачительно дорогой алкоголь для важных гостей.

— Это просто коньяк, Катя, не штучный уникальный товар.

— А если бы был уникальным — уже погрозил бы мне пальцем? — иронизирует Катя.

— Не подумай, что я не рад тебя видеть, но ты ведь пришла не для того, чтобы поговорить о содержимом полок моего кабинета и вряд ли чтобы упражняться в иронии. — Наверное, если бы ее визит случился в какой-то другой день — я даже с удовольствием поиграл с ней в шарады, но сегодня мое настроение на максимально низкой отметке. Когда я в таком состоянии — я могу быть грубым. Скорее всего — буду, и никакие тормоза у меня не сработают. А обижать Катю еще раз мне бы точно не хотелось. — Если я чем-то могу тебе помочь — просто скажи. Что угодно. В пределах моих возможностей.

— Почему ты не сказал мне про кольцо? — спрашивает она, пристально глядя мне в глаза. — Ты приходил тогда, в наш последний разговор…

— Черт, — импульсивно произношу вслух. — Откуда ты узнала про кольцо?

В моей голове ноль идей, кроме самой фантастической, но именно ее Катя и озвучивает.

— Виделась с твоей бывшей, Лекс. Забегая наперед и предвидя твои вопросы, — она загибает пальцы, — нет, это получилось совершенно случайно, и… нет, ни одна рыжая красотка при встрече не пострадала.

Зная Вику, я бы скорее поставил на то, что пострадать могла как раз далеко не рыжая голова Кати, но это замечание я благоразумно держу при себе.

— А если серьезно, — Катя слегка кривится, как будто у нее случился приступ оскомины, — она милая девушка. Прямолинейная и немного токсичная, но теперь я могу понять, почему тебя не отпускало столько лет.

— Давай вернемся к кольцу, — перевожу разговор на другую тему. Обсуждать с одной женщиной другую (даже если обе они уже бывшие) — верх идиотизма. — Я не знаю, что именно сказала тебе Вика, но я не делал ей предложение…

— Она только сказала, что ты умеешь красиво делать предложение, — озвучивает свою версию Катя, хотя после моих слов выглядит немного обескураженной. — Но откуда о нем узнала, так и не призналась.

— Мы жили в одном номере, — решаю расставить все точки над «i». — И это кольцо я купил для Вики.

Катя поджимает губы и резко разворачивается на каблуках, но я все равно успеваю заметить гримасу боли на ее лице. Понятия не имею, как еще можно было сказать все это мягче. Если она пришла сюда с единственной целью — услышать предложение руки и сердца. Что, блядь, я должен был делать? Сочинять на ходу нескладную сказку о том, что никакого кольца нет, что Вика все выдумала, чтобы ее позлить? Растянуть одну и ту же порцию боли на несколько инъекций?