— Виктория? — слышу взволнованный голос Хасского, когда он отвечает на звонок. — Что-то случилось?

— Мне нужно поучиться.

— Что? Поучи… — Он вдруг спотыкается, вздыхает. — Вика, ты на часы смотрела?

— Как раз сейчас это делаю — шесть семнадцать. Мне нужно, чтобы вы меня научили всему, что…

— Виктория, ради бога! — с легким раздражением перебивает он, но я упрямо продолжаю фразу.

— … всему, что нужно знать начальнику экономического отдела. Научите меня разным этим… схемам.

— Ты хотя бы представляешь, какой это объем информации, Виктория? Люди годами учатся.

— Я способная, схватываю на лету.

— Что за блажь?!

— Мне не мораль читать нужно, а сделать, как я говорю!

Лекс дал мне три дня «больничного», потом как раз выходные. И того — пять. Вполне достаточно, чтобы в понедельник триумфально вернуться в офис и начать реализовывать свой грандиозный план по латанию дыр в тонущем «Гринтеке». Я, в конце концов, имею высшее образование и не настолько тупая пробка, как многие обо мне думают. В институте могла на отлично выступить с трибуны по материалу, который впервые увидела на перерыве между парами.

— Вы обещали обо мне позаботиться, — напоминаю Хасскому о его данном когда-то слове. Хотя, конечно, он и так уже столько для меня сделал, что впору перефразировать, кто кому и что теперь должен, но я все равно прикидываюсь шлангом.

— Ты этим злоупотребляешь, Виктория.

— Я буду послушной, — продолжаю давить изо всех сил. — Никакого нытья и перекусов. Буду питаться отгрызенными кусками гранита науки.

Хасский тяжело вздыхает, но все-таки соглашается и обещает приехать к девяти — раньше не соглашается хоть ты тресни.

Но это уже и так очень много.

Чтобы убить время и отвлечься, иду на пробежку — здесь рядом старая школа, в которой из трех корпусов работает только один, потому что остальные в аварийном состоянии. Но стадион все равно есть, хоть большая часть его основательно заросла сорняками и травой. Сто лет не бегала в таких спартанских условиях, но музыка в наушниках и хорошие кроссовки немного сглаживают неприятные удары в пятки колючего разбитого асфальта.

Бегаю примерно час — я давно такое практикую, чаще в зале на дорожке, но сейчас приходится довольствоваться чем есть. Зато, оказывается, на свежем воздухе намного лучше думать. За это время успеваю набросать примерный мысленный план своего «обучения» и вопросы, которые нужно обязательно задать Хасскому по организации рабочего процесса и что я имею право делать на своей должности.

Интересно, когда можно позвонить Диане, чтобы уточнить дату первой партии моих многострадальных тапуль? Рука так и тянется сделать это прямо сейчас, но прошла всего пара дней, наверное, они только запустили станки и наладили производство. Мы договаривались, что она сама перезвонит мне как только фабрика отошьет первую пары — на всякий случай, для полного согласования. И после этого звонка я планировала запускать предзаказ. На все про все уйдет еще дней семь-десять? Нужно продержаться хотя бы этот срок, а потом мои финансовые дела пойдут на лад: отдам долг Ане, вложу денег в еще одну партию, найму, наконец, хороших ребят для разработки сайта магазина собственного мерча и, главное — съеду из этой ужасной коробки с гнилыми трубами в нормальную квартиру с видом на парк!

Хасский приезжает точно в назначенное время — он всегда такой пунктуальный, что по нему будильник сверять можно. Человек-секундомер какой-то. К его приеду я успеваю залить большой заварник чая с лимоном и соорудить что-то типа нарезки из всего, что нахожу в холодильнике.

— Вика, прежде чем мы начнем, — он поправляет очки, но те снова сползают на кончик его длинного тонкого носа, — хочу еще раз спросить — ты ведь понимаешь, что поставленную тобой задачу решить… нереально?

— Понимаю-понимаю, — приговариваю, заталкиваю в рот дешевый соленый крекер, разливаю чай по чашкам и, вооружившись блокнотом и ручкой, вопросительно жду начала «лекции». — Когда я стану первой женщиной нашей страны, которая пробилась в главную десятку «Форбс», в своем интервью обязательно упомяну вас как наставника!

— Мне бы твой оптимизм, — бормочет он и, откашлявшись, начинает первый урок.

Даже если у меня с первого раза не получится сразу все, я по крайней мере не буду чувствовать себя такой беспомощной! И, как говорится: главное не битва, главное — маневры!

Повезти Катю в Париж казалось отличной идеей, чтобы убить двух зайцев — с одной стороны, загладить перед ней вину за мои, ставшими систематическими, косяки, а с другой — убрать свою похотливую тушу подальше от Вики. Потому что ровно в тот момент, когда я усадил ее в машину и вернулся в аптеку за лекарствами, я поймал себя на мысли, что если окажусь с ней в одном узком замкнутом пространстве без возможности выйти в любую секунду — это кончится очередной попыткой ее трахнуть. Сначала подумал, что нужно просто проветрить голову, поэтому из клиники завернул в магазинчик разного крафтового добра, который находится буквально напротив, а когда очнулся — оказалось, что накупил всего того, что Вика когда-то очень любила. Шоколад, черный и горький, с цедрой и орехами, фрукты, маленькие десертные бананы странного фиолетового цвета, сок, леденцы из натурального сока без добавленного сахара. Охренел, что помню все это на уровне подкорки даже спустя три года и все то дерьмо, которое она на прощанье мне организовала. Просто, блядь, помню и все.

Сделала еще круг почета, прежде чем вернуться в машину, но когда увидел ее, сидящую в полумраке салона, вдохнул ее запах… В общем, странно, что мне не сорвало башню прямо в ту же секунду.

Домой к Кате в буквальном смысле шел пешком. Долбаный, блядь, час переставлял ноги в таком активном темпе, что ветер в ушах свистел. Надеялся вымотаться и завалиться спасть без задних ног, но хрен там плавал — в моей башке Вика торчала как заноза и когда я скрипел зубами в холодном душе, и когда пытался смотреть с Катей выбранный по ее вкусу фильм. И даже потом, когда я устроил ей сексуальный марафон с тремя оргазмами. Катя потом уснула без задних ног, а я еще долго ворочался с буку на бок, придумывая все новые и новые причины, почему не могу прямо сейчас поехать к Вике и ебать ее до тех пор, пока не собью оскомину.

В общем, когда под утро у меня не осталось ни одного аргумента против, который я не смог бы опровергнуть, стало понятно, что нужно срочно увеличивать расстояние между нами. Хотя бы на какое-то время, пока не закончится этот дурацкий зуд в причинном месте. Так появилась идея уехать заграницу, а заодно — порадовать Катю.

Уже потом, когда мы сидели в самолете и она задремала у меня на плече, я вспомнил прочитанную когда-то статью в женском журнале о признаках мужской измены. Особенно идиотским мне тогда показался самый главный пункт, нарочно вынесенный отдельной цитатой: изменяющий мужчина всегда становится внимательным и заботливым, потому что пытается загладить вину за предательство. Ну и в чем не правда, если даже сейчас, по сути, не сделав ничего криминального, я уже жру себя поедом без соли и чайной ложкой? Хотя, какое к черту «не сделал ничего криминального»? Не сделала только потому, что оба раза, когда в моей башке не оставалось ни единой трезвой мысли, слетали все барьеры и работали только инстинкты, «не сделать» мне не дали только обстоятельства — сначала сама Вика, потом — не вовремя появившийся Павлов. Да мы, блядь, целовались! Покажите мне женщину, которая бы назвала поцелуи с другой тёлкой — «ничего криминального». А сам я что бы делал, если бы узнал, что моя любимая девушка случайно, по помутнению рассудка, запихивала язык в рот другого мужика?

И тут же перед глазами всплывает рожа того хера из больницы, Егора.

Может, пока я тут, сижу в лучшем видовом ресторане на пике Эйфелевой башни, он подбивает клинья к Вике? Уже суббота, прошло почти четыре дня с тех пор — достаточный срок для любого заинтересованного мужика, чтобы напомнить о себе и взять женщину в оборот. А Вика с дня на день разведется с Маратом и снова станет абсолютно свободной, не связанной никакими обязательствами женщиной. Учитывая обстоятельства, в которые я загнал ее собственными руками, она вполне может принять его ухаживания — мужик явно не бедствует, может закрыть все ее денежные потребности.