Гораздо проще поверить в то, что где-то здесь, на пахнущих пирогами пражских улицах он встретил свою Идеальную женщину. Роковуху. А щенок и цветы… просто потому что теперь это другой Лекс. И я его почти не знаю, даже если иногда он ведет себя совсем как тот, который однажды подарил мне те чертовы акции вместо кольца. Сейчас из рук того Лекса я согласилась бы даже на ободок из проволоки. Только, как иронично говорят в таких случаях, теперь никто не предлагает.

— Вик, я… Черт! — Лекс разворачивается на пятках, водит рассеянным взглядом по разбросанным по комнате корзинам с цветами, по пакетам со щенячьими игрушками, а потом снова смотрит на меня. — Я думал, что никогда не смогу тебя простить. Правда. Реально так думал и первый год, который учился заново ходить и подтирать себе задницу, каждый день засыпал и просыпался с мыслью, что однажды столкнусь с тобой на улице и ни хрена к тебе не почувствую. Потом я однажды проснулся и понял, что эти мысли заебали меня самого и решил от них избавляться. Просто потихоньку, кусок за куском, вырезал тебя из своего сердца. И знаешь…

Он снова скребет затылок, снова становясь похожим на того Алексея Яновского, которого я однажды не хотела пускать дальше порога своего подъезда, и который, приложил двести процентов усилий, чтобы сломать мое сопротивление. Этот новый Лекс с первого дня нашей встречи просто набрасывался на меня как на мясо. И хоть это будоражило во мне некоторые грязные мыслишки, я все равно не хотела верить, что стала для него просто «мяском».

— Знаешь, я думал, что больнее всего было пережить твое предательство, — с горечью продолжает Лекс, с каждым новым словом подталкивая меня просто заткнуть ему рот поцелуем, потому что слушать его исповедь просто невыносимо. — Но на самом деле тяжелее всего было тебя разлюбить. Идти по улице и не видеть тебя в каждой телке с рыжими волосами. Случайно не назвать свою новую девочку твоим именем. Просто перестать жить с мыслями: «Что будет, если мы когда-нибудь встретимся?» или «Я же могу поехать к ней в любую минуту!»

— Лекс, я очень сожалею о том, что…

— Нет! — грубо перебивает он. — А потом был третий год, Вик. Целый гребаный год, когда я, клянусь, почти не думал о тебе. По крайней мере не делал этого нарочно. Я нашел хорошую девушку — умную, красивую, с такой же, как и у меня, преданной кем-то близким душой. Я чертовски сильно боялся снова вляпаться в кого-то вроде тебя, но она оказалась полной твоей противоположностью. И все как будто наладилось. Все было… блядь, просто хорошо. Без искр из жопы, без фокусов и кренделей. Хочешь правду?

Я изо всех сил отрицательно качаю головой.

Мне не нужна правда. Мне нужен этот день. День, когда я выиграла золотой билет путешествия на машине времени, и все снова было как тогда — тот же Лекс, те же его слова и поступки. Только я стала другим человеком. Стала Викой, способной понять, что у нее на самом деле было. И этой Вике не хочется знать, какой офигенно счастливой была его жизнь с женщиной, которая умеет делать красивые фото булок и салфеток!

— Если бы ты не вернулась в мою жизнь — я был бы счастлив с этой женщиной. Скорее всего, она уже носила бы на пальце красивое кольцо с ебучим бриллиантом, потому что это логично вытекало из наших отношений. И я забывал бы тебя, с каждым прожитым днем счастливой жизни, твой образ все больше превращался бы в пыль.

Орео, все это время самозабвенно жующий игрушку в уголке, бросает свое занятии подбирается к ноге Лекса, приноравливаясь к его кроссовкам. Лекс садится на корточки, чешет его за ухом, а потом снова поднимает на меня взгляд.

— Но я вряд ли чувствовал то, что чувствую всегда, когда ты рядом.

Я хочу сказать, что чувствую то же самое, но слова становятся поперек горла и единственное, на что мне хватает сил — промычать что-то вроде: «И мне». Но и это получается настолько тихо, что Лекс даже не обращает внимания.

— Я крепко виноват перед ней, но притворятся влюбленным мужиком — вряд ли хорошее решение, чтобы исправить ситуацию. Поэтому. — Лекс берет щенка, относит его обратно в угол, грозит пальцем, чтобы сидел на месте и снова подходит ко мне. Снова так близко, что его дыхание щекочет мне щеку. — Я решил, что мы должны попробовать снова

— Повтори, — рефлекторно прошу я, жмурясь от удовольствия и поднимая лицо вверх, как будто к солнышку. — Скажи это еще раз.

— Какую часть? Где про то, какой я придурок? — издевается Лекс, конечно прекрасно зная, что я хочу услышать.

— Последнюю, Яновский! Я хочу сто раз услышать самую последнюю часть, а потом ты еще сто раз скажешь, как не мог без меня жить и как…

Он протягивает руку, забирается рукой мне в волосы, притягивая за шею к своему лицу и целует, ставя жирную точку в сегодняшних душещипательных признаниях. И на этот раз мои губы сами открылись ему навстречу.

И, конечно, Лекс умудрился и тут напомнить, что я разучилась использовать язык по назначению. А, снова разозлившись, что так глупо себя выдаю, несильно прикусываю его за нижнюю губу. Какого черта они стали у него такие… сексуальные?!

Моя выходка заставляет Лекса захватить пятерней мои волосы, оттянуть голову назад и посмотреть в глаза тем голодным взглядом, который я видела каждый раз, когда мы оказывались наедине. Он как будто без слов обещает, что сегодня мне точно не стоит ждать пощады. Как минимум — до самого утра.

Плевать.

Да, просто плевать уже на все.

И через секунду он тянет меня на себя так сильно, что я буквально влетаю в него на скорости света. Его губы набрасываются на мой рот так сильно, что я невольно стону от натиска, который не пытаюсь даже осознать. Язык Лекса упрямо вторгается между моими губами, как будто приказывая полностью ему подчиниться. Если бы вдруг я сейчас вздумала ему отказать, он просто послал бы меня на хер и продолжил делать своим языком то, что уже смело заслуживает на табличку «очень взрослое порно». Но я бы лучше отдала вообще все свои сумки и туфли, и тряпки, чем отказалась от этого момента.

Голова предательски кружится, что я чувствую, как Лекс легко свободной рукой обнимает меня за талию, легко приподнимает над полом, разворачивает и шагами толкает в сторону спальни.

Я знаю, что сегодня будет.

Что будет через несколько минут, потому что мы двигаемся шаг в шаг, не разрывая ни сантиметра телесного контакта, и каждый раз, когда характерная выпуклость в его свободных и совершенно ничего не скрывающих спортивных штанах прижимается к моему животу, я буквально всхлипываю от предвкушения.

Когда он прижимает меня к стене около спальни, пытаясь рукой нащупать ручку двери, я снова тяну его на себя. Отчаянно цепляюсь в футболку на его груди, сжимаю в кулаках и тяну на себя изо всех неловких сил. Лекс тут же забывает о ручке, спускает ладони по моей спине и предательски долго задерживается у задницы. Я знаю, что он это нарочно делает — бросает вызов, просит показать ему, готова ли я на этот раз идти до конца и не тормозить его за секунду до предела.

Я могла бы сказать ему, как сильно хочу его. Могла бы даже проорать это ему в лицо, так, чтобы даже соседи услышали, но вместо этого изо всех сил обнимаю за шею, подтягиваюсь и обхватываю ногами его узкую талию, прилипая буквально самым неприличным образом.

— Лекс… — мое горло произносит его имя каким-то полуоргазмическим шепотом, — к черту кровать, Лекс…

Его руки моментально опускаются ниже, ладони жестко обхватывают за ягодицы. Боженька, сделай так, чтобы завтра утром и еще много-много дней подряд я ходила со следами его права собственности на своем мягком месте.

Он прижимает меня к стене, поднимает колено, усаживая сверху в позу наездницы.

Жестко разводит мои ноги, тараня их торсом. Мои мышцы в паху, и итак растянутые до предела, сейчас буквально стонут от напряжения, но это настолько приятная боль, что я готова выпрашивать ее снова и снова.

Подхватываю его футболку и неловко стаскиваю ее через голову.

Мать моя женщина…