Я сидела на берегу реки и тщетно пыталась погрузиться в медитацию. Отвлекало буквально всё: порхающие бабочки — махаоны, лимонницы, капустницы, павлиний глаз, траурницы; ухаживающие друг за другом стрекозы с практически прозрачными крыльями; ящерицы замерли на солнце, греясь о камни, их чешуя переливалась от золотисто-жёлтого до иссиня-чёрного. А в голове язвительно крутилась песенка:

«А муха тоже вертолёт, но без коробки передач».

Что-то из прошлой жизни.

Ручей слепил глаза, манил окунуться в него. Я решила поддаться искушению и опустила ноги в воду. Прохладное течение омывало мои уставшие от долгих странствий ступни. Я ощущала негу и удовольствие. Эйфория подхватила меня, и мне стало так радостно и легко на душе, как будто я вновь вернулась в детство, в беззаботность, когда ещё все были живы. И не было ни смерти, ни войны, ни налогов на воздух, ни эпидемии, ни семейных скандалов. Возможно, однажды я захочу завести свою семью, но явно очень не скоро. Лет через 10.

Шумели кедры. Их раскидистые кроны готовы дарить прохладу любому уставшему путнику. Тёмно-серая гладкая кора их казалась скользкой и неприступной: ни залезть наверх, ни скрыться от беды, которая может внезапно свалиться на мою непутёвую голову. Звенят на ветру вечнозеленые хвоинки, падают шишки, осыпаясь каскадом.

Это дарило такое спокойствие, равновесие и гармонию, что я начала клевать носом. Это продолжалось до тех пор, пока за моей спиной не рявкнули:

— Это так-то ты собираешься овладеть Айур?

Я подпрыгнула на месте от неожиданности, но решила не оборачиваться. Рю всегда подкрадывается незаметно, чтобы выдать мне очередную овцу — особо ценные указания. Это бессмысленно. У меня нет дара. Я опробовала всё, что он мне советовал, но мне ничего не помогало. Я практически смирилась, что я — бездарь, и теперь пробовала просто наслаждаться жизнью, новыми пейзажами, упругостью дороги под босыми ступнями, жарой лета и этими бесконечными странствиями.

— Что ты опять от меня хочешь? Я не ваша та-самая-легендарная-аннэа, ты сам видишь, что у меня ничего не получается. Я не могу пробудить в себе эту Айур. В моей крови недостаточно мидихлориан, в отличие от Энакина, чтобы призвать Силу, ощутить её в себе, чтобы направлять её и преображать мир. Оставь меня в покое. Я просто ужасно хочу домой.

Рю бессильно покачал головой. И сказал:

— Ты не можешь бросить обучение сейчас, я знаю, что ты сможешь преодолеть свой блок, но ведь ты даже не пытаешься сделать это. Тебе нравится бродить по дорогам этого мира, ни о чём и ни о ком не думать, не смотреть в будущее. Что же ты за существо такое? Упрямое, глупое, эгоцентричное.

Его голос звучал угрюмо и обречённо.

— От глупого слышу, — тут же отозвалась я.

Наши отношения с Рю не сложились с самого начала. Чем дальше, тем больше он начинал меня раздражать. Я бы ушла от него подальше, но он помогал обходить стороной опасных тварей, с которыми мы ни за что бы не справились. Он добывал еду. Его чутье на врагов было безупречным, что не раз выручало нас в самых разных обстоятельствах.

— От тупого слышу, — огрызнулась я. Наши взаимоотношения с Рю не сложились с самого начала. Если честно, чем дальше — тем больше он начинал меня бесить. Его единственная польза заключалась в том, что он помогал обходить стороной тех опасных тварей, с которыми мы не могли справиться. Он очень тонко чувствовал присутствие вражеского духа, что не раз выручало нас в сложных ситуациях.

Лето казалось бесконечным, так же, как и счастье, что я существую, дышу, живу, радуюсь и могу бродить тут и там. Прямо как в мультике «С приветом по планетам». Золотистые невесомые солнечные столпы ниспадали на землю, согревая мою израненную душу. Иногда я забывала, что хочу домой, где бы этот дом ни находился. Почему моя душа была израненной? Потому что почти каждую ночь я видела сон с продолжением: в нём мы гуляли с блэкером, который объяснял мне теорию гравитации, теорию относительности, мы говорили о сингулярностях, о научно-техническом прогрессе. Он развлекал меня и заставлял смеяться. И со временем я начала желать остаться в этих снах. Я чувствовала комфорт и негу рядом с блэкером. Мне даже начало казаться, что именно здесь я на самом деле живая, а та, другая жизнь, реальность, бытие, просто тени на стене пещеры Платона. Во снах мы могли разговаривать бесконечно. Я потихоньку вспоминала прошлую жизнь, и всё благодаря блэкеру. Я вспомнила, как раньше слушала музыку целыми днями, вспомнила, как сходила на концерт блэкера. Но я не могла, как ни пыталась, вспомнить его имя, не могла разглядеть детали его лица, вспомнить очертания, что меня очень сильно расстраивало.

Из мира снов меня неизменно вырывал раздражающий строгий и злой голос Рю.

— Ты даже не пытаешься сосредоточиться. Витаешь в облаках. Не концентрируешься на своей энергии. Не стараешься стать сильнее, спокойнее, увереннее в своих силах. Что ты делаешь вместо того, чтобы медитировать? Сидя спишь и мечтаешь с идиотской улыбкой на лице.

— Ты задолбал! Сколько можно читать мне нотации? Лучше следи за собой, ящерица-полурослик.

— Драконы не ящеры, мы генетически больше схожи с…

— Да знаю я! С котиками и дельфинами. Ты это повторил мне уже 100 500 раз. Говоря по-чесноку, ты мне надоел. Какой из тебя фамильяр, если ты не можешь толком ничего объяснить, чтобы помочь мне в освоении этой вашей Айур.

— Я пытаюсь! Но тщетно. Твоя антипатия ко мне сильно мешает процессу. Ты никогда не слушаешь меня, не пытаешься желать большего и делать мои задания. Ты не доверяешь моему опыту. Зачем вообще так жить?

Рю побрел прочь от ручья, понуро опустив крылышки. На этот раз я забеспокоилась.

— Куда ты собрался?

— От тебя подальше, — уныло буркнул Рю, даже и не подумав остановиться.

Я не могу понять, что именно со мной не так. Но Айур не спешит открыться мне. Единственное, что я ощущаю после всех этих бессмысленных экзерсисов — мигрень. И прямо сейчас назойливый писк в черепе многократно усилился, да так, что я чуть не потеряла сознание от боли. В голове множилось, дробилось и билось шумное эхо, я начинала словно сгорать изнутри. Это происходило каждый раз, как уходил Рю. Я вдруг поняла, что всё это неспроста.

Я так сильно устала, что не осознавала свои действия. Я начала рассеянно водить пальцами по татуировке, а та внезапно вспыхнула, засветилась, и я почувствовала, как моё сознание начало растворяться.

Я бежала по лесу. Грациозно скользила между деревьями, двигаясь в темпе вальса. Под шкурой переливались и играли упругие литые мышцы. Я ощущала восторг от преследования жертвы.

Вепрь прянул в сторону: он знает лес гораздо лучше, чем я, но зверь ещё не понимает, что на него охотится суперхищник. Клыки вепря вспарывали сумрак леса, когда он пытался скрыться от моего взора. Я невольно усмехнулся. Я ускорился, продолжая бежать. Впереди показалась прогалина, которую продували все ветра мира. Я напряг задние лапы, и прыгнул на вепря, чей громкий клич, напоминающий вопль отчаяния, острой нотой прозвучал у меня в ушах. Здесь не место жалости или раскаянию. Более не медля, я перегрыз ему горло. Спустя несколько мгновений жизнь вепря угасла. Она прервалась для того, чтобы насытить меня, послужить мне опорой, придать сил бороться. Впившись клыками в нежную плоть вепря, я практически замурлыкал от удовольствия. Очень вкусно. Однако кое-что настораживало меня. Я вынужденно прервал трапезу и оглянулся назад. И увидел девушку с пламенно-рыжими волосами и горящими зелёными глазами. Она протянула ко мне руку, и в этот момент изображение поплыло, и картинка сменилась.

Я стояла посреди леса и смотрела на огромного чёрного дракона, чьи перепачканные кровью клыки сильно выступали из-под верхней губы. Он был так красив, но моя рука, протянутая к нему, заметно дрожала, потому что я и хотела прикоснуться к нему, и боялась его звериной ярости.

Резко закружилась голова, сознание помутилось, и оказалось, что я склонилась над водой, настолько низко, что волосы касались прозрачной глади. Я зашаталась и упала в ручей. Он подхватил моё податливое тело, и течение рвануло изо всех сил. Впереди виднелись буруны. Лес проносился мимо меня, наполненный звуками и запахами лета, а в голове играло Адажио, и сверкали разноцветные искорки, будто бы мои нейроны весело перемигивались. Певчие птицы выводили рулады, свиристели, протяжно, тоскливо и уныло каркал ворон, весь мир вокруг сиял и переливался.