Я вспомнила, как любила облизывать краски в художественной школе, и каждый цвет имел свой вкус и звук. Это называется красивым словом «синестезия», когда человек может одновременно видеть, какой звук соответствует каждому цвету, или слышать музыку от прикосновений к разным поверхностям.

Картину мне заказала женщина, с которой я бы предпочла не сталкиваться в лабиринтах городских переулков. Я до сих пор помнила её кривую усмешку. Однако деньги есть деньги, а платила моя постоянная заказчица неплохо. Надо вернуться к работе.

Но меня так и тянуло посмотреть на книгу, слегка поблескивающую в солнечном свете. Огромный талмуд лежал на столе, надёжно храня свои тайны. Тайны, которые обрекли меня на смерть.

Семь дней назад

В тот день, когда началась моя история, я спала очень тревожно. Всю ночь мне снилась библиотека, освещаемая лишь колеблющимися огоньками свечей, тающих на полу, свисающих в канделябрах на толстых цепях, просто парящих в воздухе, или стоящих в подсвечниках, прямо на книжных полках или треножниках. Пахло затхлостью. Я ощущала сухость во рту, и неприятный привкус, будто бы в рот попал пепел, или я прожевала активированный уголь. В воздухе звучало затихающее стаккато, с которым ассоциировался чёрный цвет.

Проводя рукой по древним фолиантам, я ощущала шершавую поверхность корешков, осязала гладкость полупрозрачных полок, сделанных из цельных кусков хрусталя. Босая, я ступала по ветхим осенним листьям, уже не ярким, как огоньки, но бурым, тусклым и слежавшимся. Казалось, будто в библиотеке царила вечная осень.

Я озябла от холода, и, пытаясь согреться, подула на руки. Изо рта вырвалось облачко пара, медленно растворившееся в морозном воздухе. Я услышала три ноты неизвестной мне мелодии. Наугад вытащила книгу. Вверх взметнулось облачко пыли, попавшее в мои ноздри и заставившее чихнуть. Я поморщилась, затем открыла древний талмуд. Страницы оказались пустыми.

За исключением последней, на которой я увидела свой портрет. Облачённая в шелка и бархат, я сидела в чёрном балахоне, скрывающем очертания моей фигуры. На голове оказалась остроконечная шляпа с широкими полями. В руках я (или всё-таки не я?) держала эту самую книгу. Что за демоническая рекурсия?

Изображение улыбнулось мне, осклабившись, рот обнажил выступающие глазные зубы. Я — не я протянула руку в мою сторону. Казалось, её ладонь вот-вот проломит четвёртую стену. С диким воплем я выронила фолиант, больно ударивший по ноге, и отпрянула в сторону. Фолиант грохнулся об пол, издав глухой звук, напомнивший мне о коричневости стволов деревьев.

Проснувшись, я долго не могла унять бешеное биение сердца. Посмотрела на экран смартфона. Всего лишь четыре утра. Нажала на кнопку выключения экрана, ощутив выпуклость синего цвета. Можно ещё поспать. Я потянулась, зевнула, и увидела на прикроватном столике книгу, в которой узнала талмуд из сна. Сон как рукой сняло. Я задрожала, укуталась в плед и ушла на кухню. Заварила в турке крепкий пряный кофе, и до утра потягивала чашку за чашкой, обжигая кончик языка, щурясь от яркого света единственной лампочки без абажура, и ожидая, когда наконец-таки наступит утро.

Незаметно для себя, я опять задремала.

— Что ты здесь делаешь, смертная? — услышала я громкий баритон. Приятный голос, ласкающий мой слух. Обернувшись, я никого не увидела.

Стоя на мозаичном полу, отражающем низкие грозовые облака на пасмурном небе, я видела своё искажённое отражение. Решив пройтись вдоль небольшой площади, на которой я оказалась, я обнаружила, что разноцветные плитки складываются в изображение спящего чёрного дракона. Его крылья, сложенные на спине, практически полностью закрывали передние лапы. Задние ноги, плотно прижатые к туловищу, оканчивались заострёнными когтями. Увенчанная двумя рогами голова, направленная мордой к зрителю, поражала плавностью форм и изящностью линий. Я невольно залюбовалась мозаикой, присев на корточки, провела рукой от кончиков крыльев к хвосту, который вился вдоль могучего тела. Вдоль всей спины, начиная от шеи, до кончика хвоста тянулись костистые гребни. Изображение дракона идеально вписывалось в линии золотого сечения. Я ахнула от этой красоты, от восхищения, заполонившего моё сердце. Дракон вызвал во мне две противоречивые эмоции: нежность и тревогу. Что же со мной не так? Отчего моё сердце бьётся так отчаянно, грозя прорвать грудную клетку? Я слышала загадочную симфонию, порождённую буйством красок и моим прикосновением к линиям мозаики, разделяющих отдельные элементы картины.

Внезапно мне стало так легко и радостно, что я закружилась по стеклянной поверхности площади, распевая «Зелёные Рукава» и «Герр Маннелиг». Босые ступни проскальзывали по гладкой текстуре, время от времени немного прилипая к ногам, как язык к железке в зимнюю стужу. Хорошо и привольно. Такое очарование кроется в этом звенящем, мягком, вкусном воздухе, пахнущем булочками с корицей и сливочным кофе. Яркие краски мелькали в глубине моего сознания, переливаясь радужными огнями.

Но стоило мне краем пятки задеть изображение дракона, как оно мигнуло и погасло. На площадь опустилась ночь. В сиянии звёзд я разглядела того же дракона, но только парящего в воздухе. Вот он перебирает лапами, когда бежит по поверхности яркой звезды, затем вдруг встаёт на задние ноги, подпрыгивая ввысь, потом, как кошка, начинает тереться о край скалы. Видения сменяли друг друга, и последним из них был проблеск, в котором я увидела дракона, лежащего в пещере, чей вход, занесённый снегом, открывал вид на горы.

Когда я очнулась от сна, приоткрыв глаза, в которые попал солнечный зайчик, комнату заливал яркий утренний свет. Забыв о своём сне, я потянулась, накинула сползший клетчатый плед на плечи, и прошла в спальню.

Сердце моё занялось и на миг ухнуло в бездну. Комната оказалась разгромлена. Повсюду валялись обрывки ткани, которую я использовала для рукоделия, нитки, иголки, сломанные ловцы снов. В воздухе всё ещё висели шерстяные остовы игрушек, которые я сделала при помощи валяния, они медленно, словно в слоу-моушн падали на пол. В комнате лежали раскиданные, растерзанные книги моих любимых авторов. Порванное полотно и сломанный мольберт лежали на подоконнике. Комнату понемногу наполняла вода, стекающая с подоконника. Я непроизвольно начала всхлипывать, когда заметила это. В голове звучал Бах, вскоре захрипели фальшью скрипки, в воздухе разнёсся перечный аромат органной музыки.

Книга Теней исчезла.

Проснувшись, я лениво потянулась, всё ещё нежась в тёплой постели. За окном просыпался город: гасли вечерние огни, слышался шорох колёс по асфальту, ворковали голуби под крышей: блууу, блуууу, блууу. Поверьте, они издают именно такие звуки: сколько лет живу в квартире на верхнем этаже, что уже привыкла просыпаться под это «блууу, блууу», а вовсе не под «курлык-курлык».

Села в кровати, провела рукой по бархатистому пледу: фррр, какой же он мягкий и приятный на ощупь, и звучит бирюзой. Мир, наполненный звуками, напевал одну-единственную возможную мелодию: саму песню жизни, кипучей энергии, счастья.

Ступила босыми ступнями на ламинат: бррр, ледяной! Торопливо натянула тапочки в виде чёрных драконьих лапок и прошла на кухню, мурлыча себе под нос попсовую мелодию. У вас бывает такое, что вы любите слушать одну музыку, а застревает в голове совершенно иная, случайно услышанная в общественном месте?

Поставила кипятиться чайник. Ароматный чай — вот лучшее, что нужно поутру. Не дожидаясь его свиста, сняла с электрической подставки, налила в уже подготовленный порошок маття, перемешала его венчиком и пригубила. Чудесно!

Начала готовить яичницу. Фоном включила АСМР-видео, где женщины нежным шёпотом рассказывают вам нечто милое, усыпляющее, а ещё проводят пальцами по бокалам, и по другим предметам, издающим мягкие, нежные звуки.

Нож, вошедший между рёбер, оказался более чем реальным. Угасающим сознанием я слышала издевательский шёпот видео: «а теперь я расчешу волосы, и погружу вас в целительный сон»…