Я усмехнулась – действительно, резной шкаф выглядел неподъёмным даже отсюда. Думаю, именно поэтому он и не попал под опись кредиторов. Я подошла ближе, оставляя пыльные следы за собой, и перевернула один из стульев – маленькие гвоздики, аккуратно отогнутые по бокам, намекали на то, что сиденье было не вырвано, а осторожно вынуто и спрятано. Думаю, что именно этим рачительным гражданином, что мнётся сейчас на пороге. Оказалось, что именно так и было. Всё спрятано на чердаке и тщательно упаковано, дабы не пострадало от возраста, пыли и влаги. Откровенно рухляди было немного, её можно было сжечь, остальное отремонтировать и продолжать пользоваться. Говорят, что это «не комильфо», конечно. Только вот мне на это наплевать, если честно.

- Далее по коридору музыкальная комната, библиотека, рабочий кабинет и курительная комната, - принялся перечислять садовник, загибая пальцы. - Только смотреть там особо не на что – мебеля кредиторы забрали, книги чиновники городские, сказали, в библиотеку городскую.

- Давай начнём с малого. - остудила я пыл деда Гаспара. – Дело в том, что я бы предпочла сегодня не спать в кресле, а в какой ни на есть, но кровати.

Дед согласно закивал головой и повёл нас в другом направлении. Покои бывшего владельца состояли из такой небольшой комнаты, назначение которой было мне пока не слишком понятно… вроде будуара у дам… спальни и гардеробной. Как водится, всё в привычных Галлии голубых оттенках цветов правящей династии. Комнаты были практически пустыми, то ли господин Гийом придерживался минимализма, но ли всю мебель экспроприировали в своё время кредиторы. В любом случае, выбирать особо не из чего, кровать есть, постельное дедуля (по его клятвенному заверению) достанет. А там будет видно.

Оставив Леони и Сиону на разгребании мусора, и повара Симона в качестве их помощника, отправились с дедом обозревать сад. Вчера у меня не было возможности его хорошо рассмотреть, зато сегодня представился такой случай. Сад оказался большим и немного запущенным, розовые кусты разрослись, ветки ползучего винограда вольготно себя чувствовали на серых камнях дома, цепляясь за малейшую выбоинку в каменной кладке дома.

- Вот ведь оно как… - признался садовник, показывая на апельсиновые деревья, которые явно нуждались в обрезке. – Это ещё когда чиновники из городской управы сказали, что мол… государственное теперь поместье-то, они ж не велели ничего трогать… сказали, как появится хозяин, вот к нему все вопросы, а они так, незаинтересованые они… Только желающих было не слишком много, а потом мы и сами были им не рады.

Я улыбнулась, подбадривая садовника. Нездоровая у него какая-то маета. Он что, пытается признаться в том, что производил здесь оливковое масло товарными партиями? Или ещё чего похуже? Дед вздохнул, снял шляпу и окончательно смутился.

- Это… чиновники тогда сказали ещё… что ребят выбросить на улицу нельзя, нету закона такого, только ведь кормить нас тоже никто не обязан. Потому как хозяин поместья умер, а государство в моих услугах боле не нуждается, вишь как.

Последнее он произносил почти шёпотом и осторожно косился в мою сторону.

- Но вы придумали, как вам выжить, не правда ли? – я поняла, что признания из деда мне придётся вытягивать клещами.

Он согласно кивнул и решился:

- Так и было! Сами видите – апельсиновых деревьев у нас до страсти. Ну, я и подумал, они же никому не нужные, апельсины эти. Нет, кое-что мы снимали и себе забирали, только всё едино, много оставалось. Вот и решили, что их можно продать… мы аккуратно так, сторожко… купцы бывает, забредают в наши края. Тут до города не близко, до рынка не добраться… вот и продавали фрукты-то.

Далее он сказал, что они купили на вырученные деньги несколько кур, два поросёнка и предмет их тайной гордости – самую настоящую корову! И в доказательство своих слов повёл меня какими-то потайными тропками в глубину сада. Оказалось, что за здоровыми вечнозелёными растениями, смахивающими на гигантские лопухи, притаился маленький садик с несколькими грядками. Дети копошились на грядках, осторожно поливая их под корень и рыхля землю. При нашем появлении они выпрямились и уставились на меня, очевидно, не зная, что от меня ждать.

- Просю! Пряности и овощи. – продемонстрировал дед Гаспар свои владения. – Всё своё, понемногу, но выращиваем. Нам хватало. Теперь, конечно, как сами решите.

Амели посмотрела на брата, а тот принял максимально независимый вид.

Я прикрыла глаза, размышляя о том, что эти… чиновники, Господи, прости… они же не просто знали о том, что детей нельзя выселить из дома, они понимали, что им придётся несладко, но пальцем о палец не ударили для того, чтобы помочь им хоть чем-то.

- Ну, ребята, показывайте, чем вы здесь занимаетесь? Гаспар сказал, что вы даже корову купили! – сказала я преувеличенно бодрым голосом.

Амели выдохнула, просияла облегчённой улыбкой и тут же подтвердила, что так и есть, корова у них есть, только молока пока нет, к сожалению. Они приспособили для неё и для поросят вольер, где раньше, при жизни их матери, были павлины, и повлекла меня смотреть на эту Бурёнку. Я обернулась и заметила взгляд Демиэна. Он смотрел мне вслед с сомнением и подозрением, не в силах поверить в то, что я не сержусь на их самоуправство.

Девочка с восторгом рассказывала про то, как им повезло купить целую корову, как она болела сначала, была очень маленькая и худая, травку совсем не ела, только мычала. Но бродячие купцы сказали, что она обязательно поправится, нужно только верить и исправно молиться святому Варфоломею-заступнику. И они так и делали. А ещё крестьяне из ближайшей деревушки им посоветовали покупать у них молоко и выпаивать телёнка молоком. Мол, это помогает наряду с молитвами.

- Крестьяне просили за молоко столик из наборного камня отдать, который у нас на первом этаже стоял, только дедушка заругался тогда сильно на крестьян, мол, нету его давно уж, сменял на мыло да одежду новую для меня и Демиэна… но это неправда, столик тот мы на чердаке спрятали. – смущённо рассказывала мне Амели, поглаживая корову по гладкому боку. – Мы им за молоко масло оливковое давили и отдавали, у нас там, во дворе, давильный чан стоит, мы оливки с деревьев не срывали, дед Гаспар сказал, что опасно это, потому как деревья - государственные. Зато мы расстилали плед под деревьями, оливки падали, те, которые почернели на дереве, вот их можно было собирать, потому что они теперь ничьи. Молока было не так много, но для Лапочки хватало. Сейчас она выросла и стала совсем взрослой, только телят пока почему-то нет. Может, потом будут, конечно. Я уже умею с ними обращаться, это раньше я ничего не умела – ни обед приготовить, ни грядки прополоть… а когда привели Лапочку, так и вовсе… смешно сказать, испугалась очень. Вы погладьте её, она такая милая…

Я стояла рядом с девочкой и не знала, что мне сказать. Ничего, кроме жгучего стыда, я не испытывала. Быть может, это и считается нормой, когда детей бросают на произвол судьбы или выкидывают из собственного дома, как Сиону, но я не понимала этого… и никогда не пойму…

Однако, я не хотела обижать девочку и послушно протянула руку к корове. Та покосилась на меня с сомнением, мол, это ещё кто тут незарегистрированный руки свои тянет? У животного были здоровенные кривые рога, причём, один из них был наполовину сломан, впечатляющие копыта и немалая комплекция. Вообще, если быть откровенной, то Лапочка больше походила на Чудовище, Людоедку или, к примеру, на К-700 «Кировец».

Я хотела аккуратно выяснить причину, по которой животное потеряло часть своего рога, когда Амели заметила мой интерес и, похлопав Лапочку напоследок, пояснила, что животное во время своей юности крайне нервно относилось к оковам и верёвкам, которые стесняли её свободу. Однако, противный дед Гаспар думал иначе и привязывал Лапочку за рога к стене сарая для павлинов. Несправедливо, не так ли? Вот и она сочла также. Именно поэтому в стене мы сейчас можем наблюдать новые доски и новую же, более крепкую, нежели простая пеньковая верёвка, лодочную цепь на Лапочке.