Мог ли он сойти с ума от одной лишь смертельной дозы излучения, могло ли оно так просверлить ему мозг – или само осознание неизбежной смерти вогнало его в безумный ступор? Но Капитан был последним, от кого я ожидал бы подобного срыва.

– …кии… тли… ик… лем… ни… раз… раз… раз…

Инженер снова отплывает от переборки, исчезая под поверхностью черного молока, совершает некие театральные жесты, хватая что-то во тьме, и – взрыв швыряет меня о стену, отбрасывает, я ударяюсь о другую стену, ломая ребра, шум, щелчок в ушах, порыв холодного ветра, белые космы бумажных лент улетают в пустоту через выбитую переборку, я хватаюсь за настенный шкафчик, разорванные противоперегрузочные ремни хлещут по лицу, я выпускаю из легких воздух, у меня десять секунд, десять-пятнадцать секунд жизни в сознании, кожу уже щиплет, холодные иголки вонзаются под веки, я отталкиваюсь от шкафчика, где мой шлем, его нет, я озираюсь по кабине, вакуум высасывает воздух и из следующих помещений, сквозь люк в глубине летят изнутри «акулы» тучи пыли, легкого мусора, крошки настенного покрытия, обрывки бумаги, Капитан мечется в собственном бумажном торнадо, словно танцующая среди белого огня фигура, пламя лент из нулей и единиц пляшет вокруг него, он погибнет в урагане украденных мыслей Астроманта, но нет, он там что-то дергает, вытаскивает из-за эмалированного корпуса терминала свой шлем, я отталкиваюсь коленом от потолка, попадаю Капитану локтем в шею, вырываю у него шлем, отталкиваюсь назад, одновременно надевая шлем на голову, подойдет или нет, металлический фланец, изоляция, резина, защелки, подойдет ли, подходит, открываю кислородные краны, боль разрывает гортань, меня бьет дрожь, я медленно дрейфую в угол кабины, в темный угол, в угол.

Сколько проходит времени, прежде чем я снова обретаю способность воспринимать образы, звуки, ощущения? Улитка неохотно высовывает рожки из раковины. Но нужно покинуть комфорт живого, теплого, дышащего тела, обратить свои чувства к недружелюбному миру. Где причиняет боль каждый глубокий вдох, каждое резкое движение.

Инженер уже вспарывает инженерским ножом труп Капитана, глухо кашляя внутри своего воздушного пузыря. Он нетерпеливо раздирает взрезанный скафандр командира, рассекает его рубашку, лезет внутрь толстой перчаткой.

Я ударяюсь шлемом о шлем.

– Оставьте его в покое. Нет времени.

– Еще один боится радио? Не мешай…

Он отталкивает меня и продолжает свою операцию над трупом.

Радио, у меня ведь нет радио. Мысль, однако, тут же разворачивается на сто восемьдесят градусов. Это не мой шлем, не мой шлем, не мой. Я проверяю контакты, открываю на левом рукаве кассету диагностики. Внутреннее радио – зеленый, звуковой контур – зеленый. Я щелкаю пластиковым переключателем.

– (шум) (шум) (шум) даже если бы у нас имелась такая роскошь, а у нас ее нет, Доктор, нет…

– Оставьте его.

– (шум) Тогда как проникнешь?

– Что?

– (шум) где у него это, он же носил на шее… (шум) Как пробьешься? Проклятый робот стережет реактор, он не допустит никого, кроме нашего дорогого Капитана, Второй пилот пытался, и кончилось оторванной рукой, все полетит к чертям через (шум) двадцать две минуты.

– Что это, кодовый ключ для Марабу? Даже если так, то как вы успеете с ним к реактору «акулы», а потом еще отменить там программу самоуничтожения?

– (шум) Незачем, Капитан ведь тоже поддерживал контроль в эфире. Электронщик уже у гермозащиты реактора, я передам через динамики, (шум) Помогли бы лучше!

Спокойно, спокойно. Нужно лишь отойти от обрыва и взглянуть на все это без дрожи, как на загадку или медицинскую проблему. (Забудь о часах.)

– Может, удастся, может, нет. А в «жемчужинах» нам бы ничто не угрожало.

– (шум) Прекрасно, в доле вы не участвуете, можете сидеть в «жемчужине».

– Да вы все с ума сошли. Рискуете жизнью ради добычи с Астроманта?

– (шум) А что мы тут делали с самого начала? Что, тебя кто-то заставлял? (шум) Мы все кинулись наугад в эту гонку.

Я хватаю его за плечо. Инженер вырывается. Он уже содрал с Капитана весь скафандр, вспорол все кармашки и ящички, теперь обшаривает карманы его шорт, стаскивает с него носки.

– Господи, ради этих нескольких миллионов…

– (шум) Миллионов? Миллионов? Дурень, ты хоть знаешь, что они тут из него добывали?

– Что?

– (шум) (шум) почему он хотел его взорвать? (шум) всех библиотек (шум) (треск)

Я машинально хватаю ленту перфорированной бумаги, все еще ползущую из наполовину разобранного терминала. Естественно, мне ничего с нее не прочитать. Может, тут вообще нет ничего читаемого.

– Он велел мне высматривать других гостей. Он их боялся, всерьез боялся. Это уже были бредовые видения, но… Якобы они проскальзывают прямо из открытого космоса, через эту щель между корпусами над Астромантом. В самом ли деле Капитан кого-то там видел? Гм… Но помните черный фрегат? Пассажир невольно обманул нас космоартом, такая у него была навязчивая идея. А ведь это якобы искусство – лишь побочный продукт, меньше всего важный. Капитан же подозревал некие политические игры, читал тут военные указания Астроманта. Не похоже, чтобы все можно было свалить на пустой бред металлолома, слишком уж примитивная теория заговора. Но… Что вы делаете?!

Инженер останавливается, уже воткнув нож в желудок Капитана; тело не успело остынуть, по острию ползут темные бусинки крови.

– (шум) уже никакой пользы, раз уж ему все равно тут погибать? Так что мог и проглотить.

– Или выкинуть в космос. Вы не успеете. Сейчас восемь одиннадцать, бежим к «жемчужинам».

– (шум) слишком легко сдаешься. Эта игра (шум) величайшая сокровищница человечества. Радист вам не говорил?

– Что он там нашел в том хаосе?

Однако я вспоминаю легенды. Кто рассказывал первым? Инженер. Изобретения, открытия, идеи, прорывы… Прогресс. «От Астроманта», «Астромант изобрел». «Астромант передает». «Проект Астроманта». И те подношения, те молитвы у алтаря. Как удержать стабильную плазму на магнитах 12Т? Воистину, как?

Я закусываю губу.

– Это все ничего не значит. То, что по всей Солнечной системе рассказывают сказки, приписывая Астроманту все необъяснимое, вовсе не значит, что в этом пораженном раком металлоломе светится хотя бы искорка разума! Вы дали себя обмануть Тайне. Как с космоартом – тут то же самое. Вы дорисовываете очертания зверя – в собственном многоэтажном воображении, – ибо вам кажется, будто вы увидели во мраке сверкающий глаз. А там ничего и никого нет. Лишь расплодившийся хаос.

Инженер задумчиво смотрит на меня, перестав потрошить труп. Слушает ли он вообще? Не слушает. Разговаривает с самим собой.

Все это не имеет никакого смысла. Восемь двенадцать. Я погибну тут вместе с ними.

– Все это не имеет никакого смысла.

Я бросаюсь к выбитой переборке. Инженер отпихивает труп и летит мне наперерез, мы неуклюже сталкиваемся, на поломанных ребрах играют аккорды боли.

– (шум) Никуда ты не пойдешь.

– Да забирайте хоть все, не нужны мне никакие проценты!

– (шум) Цвета, Доктор. Давай сюда шлем.

Я инстинктивно отталкиваю его от себя.

– Без глупо…

– (шум) (треск) (шум)

Инженер включает ручную дюзу, реактивная сила разворачивает его боком, в другой руке у него нож. Я швыряю в него петлю противоперегрузочных ремней и ныряю во тьму пещеры Астроманта. Сразу за краем резко сворачиваю влево, за пределы светящейся полосы, и прижимаюсь к стене. Гашу диоды внутри шлема. Дышу. Он слышит мое дыхание. Я выключаю передачу, оставляя прием.

В отверстии появляется салатного цвета плечо, часть торса. Инженер осторожен, он не готов прыгнуть во тьму, гонясь вслепую.

Я моргаю. Цвета, цвета. У Инженера скафандр салатный, у Капитана – снежно-белый, у меня – желтый. С первого взгляда видно, что шлем не соответствует всему остальному. А в шлеме – радио Капитана. Куда он мог сунуть контрольный ключ Марабу, если ему приходилось на ходу менять его программу в космической пустоте?