– Пожалуй, возьму эти два миллиарда, поскольку я все равно ничего не знаю.

Неужели для этого она хотела с ним встретиться? Чтобы он ее благословил? Отпустил грехи?

– Подожди еще немного.

Глупец пылает холодным огнем, будто глаз сатаны. Агерре выходит в боковой пятистенный кубик, останавливается над краем. Под ногами большая дыра в ковре звезд, бесформенное пятно абсолютной тьмы: Глупец Первый. Над Вторым и Третьим уже трудятся исследовательские модули, выросшие из захваченного в Hornpipe пережеванного материала; Сад выбросил их по дороге. В живокрист модулей внедрены глиевые терминалы, Агерре в неглубоком Иллюзионе наблюдает за их успехами. Второй (до которого зонд добрался раньше, поскольку Третий в данный момент находится с противоположной стороны Глупца) имеет несколько десятков спутников поменьше, две солидных размеров луны и мощное ледяное кольцо. Зонд приземлился на километровом планетоиде, живокрист вгрызается в скалу, творится чудо наноалхимии. Живокристные микроанализаторы выстреливают в космос на столбах внезапно высвобожденных газов, чтобы упасть по длинным параболам в бурную атмосферу гиганта, в тысячемильные алые, розовые, желтые полосы, где могут скрываться органические тучи тяжелой взвеси прокариотических трансклеточников. Не это ли привело сюда лорда Амиэля (если привело) – колыбель глии? Продолжается зондирование водородной бездны. Третий на несколько часов отстает, модуль пока только ищет хозяина. Зато с Первым проблемы.

С Первым проблемы, планету скрывает нечто похожее на облако микрометеоров, растянутое на полмиллиона километров вдоль орбиты, которое толще всего в середине. Агерре пускает в облако зонд, чтобы несмотря ни на что начать процесс размножения анализаторов – и тут у него подскакивают кровяное давление и гормональные кривые. В дело вступает Страж, умеряя физиологические рефлексы, вызванные нахлынувшей на Агерре волной возбуждения и изумления – ибо это не микрометеоры. Облако состоит целиком из живокриста – живокриста и глии.

Доктор Иммануил Шарский входит в верхний четырехстенный кубик Сада Агерре, садится на покрытую белым мехом кушетку и громко вздыхает. Фрай Агерре отворачивается от черной планетарной тучи, из-за которой восходит Глупец величиной с кулак, и протягивает руку. Доктор Шарский вскакивает, опускается на одно колено, целует перстень, затем снова падает на кушетку. Ксенотик смотрит на него, скрестив руки на груди, в ореоле холодного свечения звезд.

– Ну и?

– Ты понятия не имеешь, фрай, насколько я жалею о своей присяге.

– Сегодня больше, чем вчера?

– Сегодня больше, чем когда-либо. Нигде не объявлено даже о проектах патентов этой технологии.

– Но исследования ведутся?

– Откуда мне знать? Сейчас все сбегают с лабораториями как можно дальше от Ферза.

– Считаешь, что это остатки такой лаборатории?

– Разве что зеленые человечки…

– Мы бы уже их до этого встретили в Иллюзионе, – не слишком убежденно смеется Агерре.

Этой шутке много лет. Если глионосные планеты разбросаны по вселенной (по Млечному Пути) с постоянной плотностью, а квантово-органелловые связи глиевых клеток не зависят от их взаимного удаления, то к Болотам могут посредством своей глии подключиться Иные из любого уголка мироздания. И как проверить, не подключились ли они уже? Импульс есть импульс, а без соответствующего крипто определить его происхождение невозможно.

– Ну давай, покажи это чудо.

Доктор Шарский сотворяет в воздухе перед кушеткой несимметричный матовый кристалл. Увеличенный масштаб раздувает его до метра с лишним. В действительности его следовало бы измерять в килоангстремах.

В темно-серых параллелепипедах Агерре узнает символику живокристных мегачастиц. Однако низ кристалла облеплен розовой массой – и это сбивает с толку ксенотика, который ожидает фиолетового. Но стандартной иконой неклассифицированных недээнковых клеток является розовый шар.

– Не глия?

– Глия. Но другая. Трудно говорить о классических мутациях в случае Xenogenesis procaryota gleiophyta, тем не менее, мы имеем дело с хитроумной вариацией, на несколько порядков большей, чем до сих пор встречавшиеся внутривидовые различия. Технологический прорыв состоит именно в этой бесконфликтной гибридизации глиевой клетки с нанозерном логического живокриста.

– Сверхсветовой компьютер?

– Да. Или, точнее, компьютер с бесконечной тактовой частотой.

Агерре оглядывается на планетарную тучу. Сквозь ее нерезкий край просвечивает ослепительное сияние Глупца. Нульвременной компьютер. В такие мгновения человек невольно начинает напевать Вагнера.

На фоне, чего, естественно, не видно невооруженным глазом, вращается один из дисперсионных телескопов Агерре, соединенных с системой гравиметров. Фредерик расставил их для как можно более быстрого детектирования Ваяния других гостей в системе Глупца, если таковые появятся.

– Но чтобы пожрать всю планету… – он качает головой. – Что они тут делают?

– Уже ничего. – Доктор Шарский повторяет свои чары, и на этот раз появляется маленький, угловатый, сплошь черный кристалл. – Аналитическое нано, самая быстрая, непрофилированная версия. Десять лет за обладание частицей. Тут их миллиарды тонн. Оно раскладывает этот глиокристный компьютер на свободные молекулы. По нашим оценкам, они уничтожили уже свыше одной десятой материала.

– Реализовали программу, а теперь форматируют диск, – подытоживает Агерре.

– Что-то вроде того.

– Успели?

– Фрай?..

– Успели они с этим форматированием? Удастся еще что-то прочитать?

Доктор Шарский морщится, кладет ногу на ногу, разваливается на кушетке, машинально передвигает в воздухе кристаллы… все так же морщась.

– Если бы это был хотя бы обычный генный комп… Но на глии? Здесь вне контекста невозможно прочитать даже отдельную операцию, поскольку мы не знаем схемы всех глиевых взаимосвязей. Кое-какие выводы можно было бы сделать из сравнения отмерших живокристных масс, то есть уже исключенных из дальнейших вычислений. Но с глией на частицах ничего такого могло и не происходить, они могли эмулировать генные алгоритмы «всухую», уровнем выше – какие могут быть потери времени, если отнимаешь от бесконечности? Впрочем, процесс уже явно закончился. К тому же дезинтегрирующее нано пожирает все подчистую. Ну, и у меня есть кое-какие личные подозрения… Ты дал нам только два дня и ограничил персонал апатридами под присягой Ордена с совместимыми конституциями, так что мы мало что могли сделать, особенно не привлекая к себе внимания арендой каких-то невероятных объемов Болот для параллельных симуляций. И тем не менее…

– Да?

– Обрати внимание на расстояние от Точки. Оно достаточно велико, чтобы сюда не добралась какая-нибудь из обычных исследовательских экспедиций, и вместе с тем достаточно мало, чтобы не привлекать внимания длительностью полетов, записанных в регистрах Ордена. Ибо ты прекрасно понимаешь, фрай, что их должны были Ваять сюда какие-то неспящие.

– Я над этим думал, – медленно говорит ксенотик, снова поворачиваясь к Глупцу Первому, спиной к иллюзионному криптологу.

– Не сомневаюсь, – ворчит Иммануил. – К чему я клоню: они используют любые возможные средства предосторожности, так что наверняка прибегают и к распределению процесса. Зачем складывать все яйца в одну корзину? Я размышлял о том, как поступил бы на их месте, и пришел к выводу, что – даже если задача этого не требует, а у меня отчего-то есть предчувствие, что требует, – я разделил бы ее на несколько планет, у нескольких разных звезд, с противоположных сторон от Точки Ферза, вдали от Вектора. Более того, я скроссглеил бы между ними все самые мелкие алгоритмы, – в конце концов, в глиоводах расстояние фактически не имеет значения, все связи нульвременные. Даже если бы мы просто складывали бы три плюс три, это шло бы через полгалактики, через десяток подобных глиокристных центров. И даже если бы кто-то нашел один, это ничего бы ему не дало.