– Не перехватим, – объявил Второй пилот, и все рисунки траекторий погасли.

Я оглянулся, услышав ритмичный грохот – Электронщик колотил забинтованными руками по подголовнику кресла перед собой. Лицо его искажала уродливая, полная ярости маска – я никогда еще его таким не видел. Навигатор устроил диверсию нашему калькулятору, а теперь отправил сообщникам секретное сообщение. Мы находились в состоянии войны, одни в космической пустоте, в миллионах километров от какого-либо спасения, отрезанные от человечества, среди ураганного рева Солнца, с врагом на борту.

В два часа по бортовому времени всех созвали на собрание в библиотеке. Навигатор занял место под стеллажом с картами неба, где он обычно сидел. Первый пилот пристегнул его к креслу, а потом еще связал ему руки за спиной, за высокой спинкой, после чего уселся под полками по соседству и, по-совиному поглядывая на пленника, начал чистить свою трубку, уже десять раз как почищенную. Остальная команда отплыла к противоположной стене, под потолок; лишь Капитан опустился в свое кресло. Явился также Пассажир, в новом костюме с резиновыми манжетами, в шерстяных носках. На вахте никого не оставили, корабль шел под управлением автоматов.

Закрепленные холщовыми ремнями книги шуршали и шелестели под вентиляционной тягой, стуча и грохоча перемещающимися массами бумаги при малейшем изменении вектора «Бегемота», а также вследствие его перемещения между солнцем и тенью. Какое-то время мы не слышали никаких других звуков.

Капитан не сводил взгляда с Навигатора; все мы не сводили взгляда с Навигатора. Тот, с по-детски обиженным выражением на опухшем лице, ерзал в кресле, блуждая глазами по корешкам книг, будто пытался прочитать их названия и имена авторов, что было попросту невозможно. Свет в библиотеке традиционно был приглушен вчетверо; для чтения здесь зажигались точечные лампы большой мощности. Кто-то – Инженер или Второй пилот – включил такую лампочку и, будто для забавы повертев туда-сюда лучом света, нацелил его в лицо Навигатора.

Лишь после этого в библиотеке полностью изменилась атмосфера; все зашевелились, не двигаясь с места – ибо это был допрос, речь уже шла о вине и наказании, и Навигатор тоже это понял, опустив голову на грудь, на расстегнутую клетчатую рубашку, жмурясь и прячась за гривой светлых волос от яркого света, придававшего им розовато-серебристый оттенок. Он был молод, чуть ли не моложе нас всех, не считая Второго пилота.

– Погасите! – простонал он.

Мне сразу же стало стыдно. Вот так все начинается, подумал я, на всех тех кораблях, о которых доходят потом лишь страшные слухи, – наверняка все началось именно так.

– Погаси, – буркнул я Радисту.

Капитан поднял руку.

– Сейчас не время для жалости доброго доктора, – сказал он громче, чем требовалось.

– Пусть скажет, кто ему платит! – вдруг взорвался Второй пилот.

Навигатор взглянул на него против света, моргая слезящимися глазами.

– Кто мне платит? – пискнул он и тут же хрипло откашлялся, испугавшись девчачьего тембра собственного голоса.

Капитан подтянул рукава кирпичного цвета свитера, обнажив волосатые руки, а когда он еще и слегка наклонился к связанному Навигатору, все мы наверняка подумали одно и то же: как он сейчас примется за физическую работу, за ручную обработку допрашиваемого – возьмет его в свои жилистые лапы наш Капитан, сдавит и выжмет из изменника все грехи и секреты.

Книжная закладка с табличкой угловых коэффициентов медленно дрейфует между Навигатором и Капитаном.

Спрашивает Капитан:

– Зачем ты испортил калькулятор?

Отвечает Навигатор:

– Я не портил!

Спрашивает Капитан:

– Зачем испортил?

Отвечает Навигатор:

– Он же работает!

– Потому что мы его починили.

– Не в том было дело!

– А в чем?

– А кто вам сказал, что курс неверный? Я!

– Ты сам его сперва считал на нашем бортовом мозге.

– И верно посчитал. А поправки были потом, когда мы уже разложили его на составляющие.

– Так ты специально сообщил неверный курс? Зачем?

– Не неверный, только такой, чтобы… Ничего бы ведь не случилось! Буря, машины всегда портятся, никто бы и внимания не обратил! Но вы, Капитан, сразу же начали подозревать самое худшее, проверять старые ленты и распечатки, роботов посылать. Зачем? Для чего? Что с того толку? Все прошло бы гладко, мы вышли бы на орбиту Юпитера, может, с двухнедельным опозданием, пару дней подождали бы в тени, разведали бы свалки, никому бы ничего…

– Какие свалки?

– Ну… А впрочем, сами увидите.

– Что увидим?

– Только меня уже наверняка теперь туда не пустите?

– Что увидим?

Навигатор что-то бормочет себе под нос. Капитан спрашивает:

– Что увидим? Громче!

– Астроманта!

Кто-то слева (Инженер?) шипит сквозь зубы. И добавляет:

– Чушь!

Я смотрю на Радиста. Он дает мне взглядом знак молчать.

Капитан долго думает.

Навигатор:

– Да развяжите же меня наконец! Не придуривайтесь! Сколько мы вместе летаем? Год? Скоро год! Что я вам сделал? Убил кого-то или что?

– Калькулятор испортил! – взрывается Первый Пилот. – Полет саботировал!

– Вовсе нет! Но даже если и да – то что? Посчитайте ущерб, и – какой там закон? Штраф? Вычет из жалования? Люди добрые!

Он прав. На корабле во время рейса (то есть за пределами самой высокой стояночной орбиты) действуют законы порта регистрации, а «Бегемот V», как и большинство коммерческих кораблей, зарегистрирован на Луне, под флагом женевского протектората, по тамошнему законодательству. Для нас действовал уголовный, гражданский и торговый кодекс Швейцарии, с лунными поправками.

Капитан:

– Идет война. Ты действовал не один. Кому было сообщение? Советам? Что ты там им передаешь?

Навигатор молчит, сжав губы. Капитан:

– Координаты? Знаешь координаты? Должен знать, поскольку сознательно изменил курс в калькуляторе.

– Все равно вы ничего уже не сделаете. Гравитационные кривые не перепрыгнуть силой воли, Капитан, не вытянуть вдруг пять «же». Математика околосолнечного космоплавания не знает жалости: либо мы придерживаемся траектории, либо не успеваем защититься от пика бури. Сами же знаете, – он почти выпячивает грудь. – Ничего вы не сделаете. К чему этот театр? Так или иначе, мы летим по единственной возможной касательной.

Капитан все еще считает что-то в уме.

– Ты уже знал, что выдал себя. И потому сообщил им координаты, чтобы тебя отсюда забрали. Но ведь во время бури тебя не забрать, сигнал от буя дойдет уже после пика, когда очистится эфир; к тому времени мы давно отсюда улетим. И все же ты выстрелил буй, будучи уверенным, что «Бегемот» останется там еще долго после бури. Почему? Что такое должно случиться?

Навигатор жмурится, трет подбородком о рубашку.

– Кто прилетит? – спрашивает Капитан. – На чем? Сколько их? Что им нужно – только ты?

– Не знаю!

– На что ты рассчитывал?

– Что он хотя бы отсюда услышит…

– Кто?

– Он.

Фыркнув, Первый пилот разворачивается в воздухе и покидает библиотеку. Навигатор пожимает плечами.

Капитан кладет руки на подлокотники кресла, что в невесомости имеет противоположный смысл: нужно за что-то схватиться, чтобы оттолкнуться.

– Не хочешь еще что-нибудь нам сказать, прежде чем мы решим, что с тобой делать?

– Я никому не сделал ничего плохого, – он медлит. – Простите.

Мы по очереди выходим.

– Шпион, – громко говорит Второй пилот, и Навигатор уже не возражает. Он смотрит на нас, сгорбившись, с вывернутыми руками, варварски связанный посреди библиотеки.

Только что мы вместе с ним ели и шутили. Я вздрагиваю. Это как вирус, он может атаковать любого, внезапно превратив в совершенно другого человека. От него нет защиты. Никто не может чувствовать себя в безопасности. Мы старательно избегаем взглядов, пропуская друг друга в дверях и в коридоре. Все думают об одном и том же. Разбитые остовы «Санта Клары», «Калигулы», найденные много лет спустя на странных курсах, нацеленных в космическую пустоту, куда-то за эклиптику, – и те, которые так и не нашли, «Альфы IV», «Беовульфа», «Смердякова», «Грейтер Глори», безлюдные или с умершей при необъяснимых обстоятельствах командой, в полной радиотишине, без единого оставленного в бортжурналах слова, без логики, без смысла… Так все начинается.