Ори приседает перед ним, слегка дотрагивается до его руки, покрытой фиолетовыми пятнами, заглядывает в лицо, погруженное в тень.

– Я ведь не сказала, что нет. Идем, Фредерик. Я тебе помогу.

Так рождается план изнасилования.

Рихард Горпах до самого конца ничего не поймет. Ему все так же неизвестно ни об открытии Глупца, ни об инквизиции, ни о Куомо и появлении раскольников. SpaceSculptor в full-mode погружает его постоянным Ваянием в состояние тяжелой летаргии. Ему остается меньше четырех минут до завершения выполнения макроса, когда в его сверхсветовую волну ударяет встречная волна, сдвинутая по фазе таким образом, что она полностью нивелирует Ваяние. На Саде Горпаха сразу же замыкается тяжелый Cage/Needler, несущий на гравитационных остриях густые тучи инвазивного живокриста. Защитное Ваяние Горпаха пробивается столь быстро, что Рихард даже не успевает усилить макрос – атака ведется программами на имплантах Агерре и Ори, никакие решения не принимаются вживую, замысловатый скрипт отвечает за всю операцию, миллисекунда за миллисекундой. Горпах еще даже не начинает приходить в себя, когда во внешний живокрист его Сада вгрызается состоящее из микрочастиц деструктивное нано, прожигая внутрь бесчисленные микротуннели. Через них проникает специализированный медицинский живокрист. Далее следует вполне ожидаемая задержка, критический момент, поскольку невозможно ускорить движение молекул в воздухе свыше определенной граничной скорости, и в зависимости от того, где конкретно в данное мгновение Горпах находится в своем Саду, раскольник может выиграть от одной до полутора десятков секунд, чтобы среагировать. Агерре, однако, рассчитывает на дезориентацию Рихарда и традиционные настройки его импланта. Стандартные приоритеты таковы, что сперва программа запускает герметизирующие и защитные макросы, всевозможные Cage/Armoury. Лишь потом (если такое вообще происходит – ибо подобная атака не имеет прецедентов в истории ОНХ) наступает очередь уровня химии. Агерре втихомолку рассчитывает также на стампу Есады – потому он и выдвинул ее на позицию, ближайшую к Саду раскольника. Может, им повезет, и задержка не будет большой… В конечном счете оказывается, что она составляет три целых и три десятых секунды – и для Рихарда это по крайней мере на полсекунды меньше, чем нужно. Инвазивный живокрист добрался до его тела и начинает экзотермическую кристаллизацию внутри легких, одновременно двигаясь вместе с кровью к мозгу, и посредством быстрых реакций с плазмой крови выделяя в вены и артерии наркотические вещества, жестокие аналоги гормонов, комплексные нейролептики. Страж Горпаха пытается этому противостоять, но он слишком медлителен, впрочем, до него тоже добирается соответствующий живокрист и блокирует его нервные связи. Еще секунда, и падает последний бастион: в мозг фрай Горпаха проникает дополнительный живокрист, логическое нано прирастает к внедренному в кору импланту, осаждается на дендритовых деревьях, сопоставляет аксонные импульсы. Все это минует лишь глию – непосредственных подключений к X. procaryota gleiophyta нет. Инвазивный живокрист несет собственные глиевые клетки, благодаря чему структуры мозга и импланты Горпаха в реальном времени последовательно отображаются в Болотах Ордена. Первая задача «экзоимпланта» состоит в том, чтобы удержать оригинальный от каких-либо саморазрушительных действий, бегства в бесконечное крипто, стирания данных, особенно индекса расположения файлов. Имплант и Болота могут быть закрыты крипто, но какие-либо исходящие из них данные должны быть дешифрованы, прежде чем комплексы нейроимпульсов передадут их в мозг человека или ксенотика. Соответственно, чтобы проникнуть в эту сокровищницу, нужно просканировать информацию как бы in statu nascendi[185], а затем пойти следом за ней назад, к используемому имплантом ключу; узнав последний, войти в управление имплантом и скопировать индекс; затем присвоить себе права владельца и с его идентификатором скопировать все дешифрованные данные из самого импланта, а также из Болот и серверов, адреса которых имелись у жертвы. В тот момент, когда инвазивный живокрист Агерре завершает вышеописанную процедуру, фрай Рихард Горпах превращается в ничего не осознающий, лишенный памяти кусок глиомяса, в котором функционирует только вегетативная нервная система – все остальное протезирует экзоимплант, стимулируя в запрограммированной когнитивистами ОНХ последовательности соответствующие мозговые центры. В числе прочего он перезапускает НавигаторXG Горпаха, задав ему новые настройки и назначив новые задачи, так что раскольник «самостоятельно» Ваяется под кольцо планеты, к Орбитальным Садам Агерре и простирающимся перед ними живокристным полям, уже перепрофилированным в космическую тюрьму. Сам же Рихард Горпах (его тело) безвольно парит над креслом в кабинете Сада Горпаха, изо рта его течет слюна, из носа глия, и он тяжело дышит, бессмысленно вглядываясь во вращающуюся на потолке галактику ярких звезд – изнасилованный.

Скопировано 148,5 терабайт в 25 437 файлах. После форматирования и пропуска через тематический фильтр остались 84 файла, в основном сжатых для линейной дискурсивной передачи. Тьюринговка Замка компилирует и сокращает пакеты, превращая их в сводку, которую Агерре способен усвоить за разумное время. Сводка многослойная, будто древний палимпсест, густо испещренная гипертекстовыми ссылками. Некоторые линки вместо других частей текста ведут к иллюзионным локациям или файлам всечувственных сканов. Агерре, однако, исключительно читает – в случае информации, в значительной степени опирающейся на абстрактные понятия или неоднозначные обозначения, это самый быстрый и эффективный способ ее передачи.

Предпосылки проекта REVUM были сформулированы сразу после второй встречи группы Петрча. Их тогда было всего семеро, тихих оппозиционеров, недовольных мечтателей; еще не было произнесено слово «раскол» и не сформировалась структура заговора. Они встречались в Иллюзионе sub rosa[186], обменивались идеями, свободно дискутировали… Первый вопрос задал фрай Клингер; позднее именно он и Горпах надзирали над реализацией Проекта – отсюда и столь обширные архивы у Рихарда.

Первый вопрос, впрочем, был полностью невинным. Что с уравнением Дрейка, спросил Клингер. Что с silentium universi[187]? Мы уже немного Поваяли, поставили пару телескопов, гравиметров – и диапазоны величины переменных уравнения сильно сузились. Если не в нашем окне Контакта, то по крайней мере когда-нибудь в будущем должен был случиться урожай других психозоик. Метеоритные окаменелости, оставшиеся после планетоклазма глионосного Посейдона, датируют наличие глии в этом рукаве Млечного Пути самое меньшее двенадцать миллионов лет назад. Так что именно такой период следует принимать во внимание. Заново пересчитав Дрейка… какова вероятность, что ни один разумный вид не прошел до нас по пути глиевых технологий? (Все согласились, что она ничтожна.) И если кто-то – по крайней мере одна цивилизация – реализовал все эти этапы до нас, а в его распоряжении имелись миллионы лет… где он теперь? Как в метафорическом смысле – «где» на пути глиевых технологий, – так и полностью буквальном – где, ну где же Они?

SETI переживает свою вторую молодость, дисперсионные радиотелескопы заполняют записями межзвездного шума мегакластеры Болот – пока безрезультатно. Silentium universi усиливает загадочность ситуации. В это время Суре и Власки начали популяризировать в академической среде идею «ультраконвергенционализма». Она, вместе с кассандрической теорией Спирали, по крайней мере как-то объясняла противоречие. Однако энтузиасты Петрча не верили этим – в их понимании чересчур простым – ответам. Впрочем, с чего бы? Они только что совместно подписались под доктриной «науки глиомыслия»: дедукций, и прежде всего индукций, инициируемых, поддерживаемых, стимулируемых и закрываемых благодаря ксенотическим «гаданиям». Вот «настоящее призвание неспящих»!