Я просыпаюсь, крича. Эхо отражается от стали.
VI. Среди руин
Астромант расцветает среди звезд черным сорняком. Мы падаем в его объятия.
Я не могу пошевелить головой, запертый в тяжелом скафандре, пристегнутый холщовой упряжью к стене за креслом Радиста. Спасательно-манипуляционные капсулы «Бегемота» рассчитаны на одного, и у нас их осталось всего три. (Компания не возмещает однажды утраченные части, которые не являются необходимыми для функционирования корабля.) Соответственно, пришлось запихнуть восемь человек в три «жемчужины» – буря уже превысила все нормы, и выход без защиты из-за железно-никелевой скалы, где мы поставили «Бегемот», грозит как минимум раком и дырами в мозге. «Жемчужины» же – бронированные шары, которые в теории должны выдержать даже взрыв атомного реактора. Но в них мало что помещается, кроме кресла пилота, систем жизнеобеспечения и базовой электроники. Если бы пришлось резко ускоряться и тормозить, мы переломали бы себе позвоночники.
Очевидно было, однако, что никто из нас не доверяет остальным настолько, чтобы остаться на борту «Бегемота».
– (шум) Команда, (шум) (шум)
– (шум) Первый: здесь.
– (шум) Второй: здесь.
– (шум) Инженер: здесь.
– (шум) Электронщик: здесь.
– (шум) Радист: здесь.
– Доктор: здесь.
– (шум) Пассажир? (шум)
– (шум) Кхм. Здесь.
Астромант растет на главном мониторе «жемчужины». Я смотрю поверх кресла и Радиста: осьминог беззвездной тьмы. Пытаюсь мысленно приписать ему конкретную форму. Затемненное поселение? Какая-то горнодобывающая база? Невероятных размеров корабль? Профиль на радаре все еще слишком слабый.
– (шум) Капитан: два триста, по оси к касательной, потом статический коррекционный.
– (шум) Второй: принято.
– (шум) Радист: принято.
– (шум) Капитан: прожектора на двести. Держать открытые частоты. Транспондеры на международном. Повторяем.
– (шум) Второй: принято.
– (шум) Радист: принято.
– (шум) (шум) (шум)
Звук изнутри «жемчужины» до меня не доходит, я слышу только связь скафандров, идущую, впрочем, через усилители «жемчужин», без чего не пробиться через гул солнечной бури. Так что я не слышу и не вижу движений Пассажира, прикрепленного к стене-потолку справа надо мной. Ко мне возвращается прежнее убеждение, почти уверенность, что, если бы я только мог увидеть его лицо в тот момент, когда Астромант появится перед нами из тьмы, я сразу же понял бы истинные мотивы Пассажира.
Тем временем я пытаюсь обрисовать в воображении могучую фигуру тигра в полночной чаще.
– (шум) Второй: мелкие препятствия по курсу. Спускаюсь на плюс сто в плоскости.
– (шум) Капитан: принято. Докладывать о столкновениях.
– (шум) Второй: похоже, это свободно болтающиеся кабели.
– (шум) Капитан: вижу.
– (шум) Радист: вижу.
– (шум) Проклятые заграждения (шум)
– (шум) Капитан: всем тормозить до полутора в секунду. Не запутайтесь в этом.
– (шум) Второй: принято.
– (шум) Радист: принято.
Импульсное торможение, хотя и очень слабое, швыряет меня вперед в упряжи, и я какое-то время занят исключительно борьбой с выкручивающими руки и ноги ремнями; в тяжелом скафандре не везде можно дотянуться, я извиваюсь как муха в паутине.
Тем временем в «жемчужине» становится светлее, а в наушниках вновь слышатся разговоры. Мы включили прожектора.
– (шум) остов (шум) столкнулся (шум) к тому же глыбами (шум) распорот (шум) похоже, еще с орбитальной верфи (шум) проекта (шум) больше ста лет (шум) и металлолома (шум)
Я наконец изворачиваюсь в упряжи так, чтобы снова иметь возможность взглянуть поверх кресла на мониторы. По поверхности Астроманта медленно ползут три бесформенных белых пятна. Становятся видны продырявленные титановые плиты, вывалившиеся в пустоту переплетения труб и электрических проводов, конгломераты метеоритов и корабельного мусора, пойманные в сети кабелей и порванных антенн, широко разинутые пасти воткнутых во все это под абсурдным углом дюз. Виден даже растянутый на камнях фрагмент обшивки жилого отсека, выкрашенный в оранжево-зеленые полосы. Все это выглядит полной бессмыслицей и ни на что не похоже.
Потом, однако, я вспоминаю космоарт в каюте Навигатора.
– (шум) Капитан: на пятьдесят метров, триангуляция на открытых. Нужно найти безопасный подход.
– (шум) Второй: принято.
– (шум) Радист: принято.
– (шум) Первый: те ведь как-то подлетали. Должна быть открытая касательная.
– (шум) Пассажир: он вращается вокруг ортогональной оси. Подождем.
Я машинально поворачиваюсь к Пассажиру. Бесполезно – видно только кусок его ноги.
– Доктор: напоминаю о снимках для анализа.
– (шум) Капитан: фото, господа.
Снова рывок: мы паркуемся на пятидесятиметровой орбите над Астромантом.
– (шум) (шум)
– (шум) Что?
– (шум) Радист: он передает.
– (шум) Капитан: докладывай.
Радист выстукивает что-то на пульте. Именно потому он и сидит в кресле третьей «жемчужины» – на случай, если Астромант нам ответит.
– (шум) Радист: (шум) Пока. Пытаюсь. Еще раз (шум)
Астромант очень медленно вращается над/перед нами, подставляя под свет то округлые ягодицы втиснутого в груду металлолома хондритового метеора, то шпиль пронзающей его наискосок антенны, то волосатое подбрюшье резервуара с какой-то жидкостью, которая при нуле по Кельвину застыла на металле коричневыми лохмотьями.
– (шум) Первый: у меня расчет с радара: триста семьдесят восемь по оси, сто девяносто три во вращении. Масса лишь приблизительная – внутри может быть пустота, а может быть склад урана.
– (шум) Радист: идут сигналы на трех частотах. Первый – немодулированный шум. Второй я раскладываю в цифру, есть формат, но нет содержания. Третий – морзянка. Зацикленный текст, но нет ничего на известных мне языках (шум). Слишком слабый, вероятно, утечка из внутренних трансмиссий (шум). Есть также инфракрасный диапазон, остаточные ауры из-под изоляторов. Возможно, реактор в режиме ожидания, непогашенные открытые системы.
– (шум) Капитан: регистрируй.
– (шум) Радист: регистрирую, регистрирую.
В лучах прожекторов вновь возникает угловатая глыба реголита, воткнувшаяся под грузовое кольцо остова. В ней наверняка добрых пятьдесят метров. На ее «верхней» прямоугольной плоскости кто-то нарисовал концентрические круги, будто на мишени – но странно неровные на и без того неровной, шершавой поверхности, словно начерченные на ощупь.
С тех пор как мы припарковали «Бегемот», мы передаем вызов по радио. Такова процедура – но главным образом для того, чтобы случайно не наткнуться на других тайных гостей Астроманта. Мы не обнаружили поблизости ни одного корабля, что, однако, ни о чем не говорит: достаточно затемнить и выстудить космолет, и его невозможно будет различить среди тысяч мелких и крупных камней, миллионы лет путешествующих по этой орбите. Навигатор был прав: даже припарковавшись случайно именно там, где это сделали мы, мы могли бы не заметить Астроманта. Впрочем, незачем даже затемнять – достаточно оставаться в электромагнитной тени другой скалы. Тем не менее все мы согласились с тем, что Астромант во время солнечной бури будет принадлежать только нам – ибо только самоубийцы стали бы орудовать тут без защиты.
Я расстегиваю аварийную защелку и выбираюсь из упряжи. Отталкиваюсь от стены, миную пилотское кресло. Радист поворачивает ко мне шлем.
Показываю на маленькую панель внешней диагностики. У «жемчужины» нет на броне каких-либо утонченных датчиков, проектировщики исходили из того, что они сгорят первыми. Выпрямленным указательным пальцем – и без того абсурдно большим в перчатке скафандра – тычу в грубые кнопки. На черно-белом дисплее скачут угловатые циферки.
– Доктор – Радисту: перемести нас в солнечную тень.
Радист кивает.
– (шум) Капитан: что вы там замышляете?
– Доктор: секунду.
Радист дает мини-импульс на коррекционный. Меня швыряет о стену. Я забыл, что отстегнулся. К счастью, толчок был довольно слабым. Я сглатываю слюну. Прикусил язык.
