Секунду стояла тишина, потом всё потонуло в истеричном хохоте. Юнцы орали, вытирали слёзы, хватались за животы, наперебой сообщали мне, что в этот раз я превзошёл сам себя. Твердящий закатил глаза — может, при виде этого стада обезьян, а может, одного меня.

Я мотнул рукой ещё разок, в этот раз плавнее, пытаясь нащупать ту упругую невидимую силу, что послушно приминала траву, вырываясь из чужих ладоней. «Конечно, ты маг, — сказал мне Йорф. — Ты же чистокровный».

Чистокровный. Чистая… кровь?

Я прикрыл глаза, вслушиваясь, как толчками течёт алая жижа по сосудам тела. Горячая, послушная. Снова шевельнул плечом, прогоняя её к кончикам пальцем, подчиняя, заставляя отдать свою энергию… Раскрыл ладонь, целясь в чёртову куклу, представляя, как волна энергии несётся к ней…

Получилась, однако, не волна — цунами. Оно пронеслось, вырывая с корнем траву, поднимая в воздух комья земли. Врезалось в скалу. Вековой камень пошёл трещинами, с уступа наверху покатились булыжники. От куклы, что оказалась на пути этой стихии, не осталось и соломинки.

— Технически, двадцать из двадцати, — непроницаемым тоном объявил учитель после нескольких секунд тишины. — Но такая небрежность вовсе не поощряется, идущий Руто.

— Прошу прощения, господин твердящий, — я обернулся и подмигнул остолбеневшему Йорфу. — Перестарался. Следующий раз буду аккуратнее.

Я всегда был невысоким и худощавым — наследственность. Само собой, это сказывалось на физической силе, но я очень рано усвоил: в бою сила — не главное. Куда важнее ловкость и подвижность. Мне в своё время развить их оказалось проще, чем здоровенным неповоротливым бугаям. Но самое главное — умение и навыки, а уже они приобретались никак иначе, чем в долгих и упорных тренировках.

Только вот все те тренировки пропали зря. Это тело было не просто мелким и тощим — оно было дохлым. А ловкостью даже и не пахло.

— Вот зараза, — выдохнул я, ковыляя прочь из зала для рукопашной борьбы.

Любезные товарищи по обучению решили, что моё блестящее выступление на прошлом занятии — случайная удача из тех, что порой перепадают дурачкам. И отыгрались по полной, чтобы не зазнавался. Настоящий Руто, наверное, уже бы в обморок грохнулся от боли. Честно говоря, я и сам на одной силе воли держался.

Я остановился отдышаться, прислонился спиной к стене, а потом и вовсе сполз на пол. Поправил съехавшие набок, но чудом уцелевшие очки. Собраться, солдат! Взять себя в руки!

Твердящий вышел из зала, скользнул по мне равнодушным взглядом — таким же равнодушным, каким наблюдал, как десяток здоровенных лбов избивает меня прямо посреди его занятия. С педагогикой у них тут явно всё печально.

Чёртов Йорф. Мало того, что все эти два часа усердно притворялся, будто не знает меня, так ещё и бросил в таком состоянии… Стоп, стоп. А разве он обязан нянькаться? Да и вступись он за меня посреди тренировки — ему бы тоже наваляли от души, только и толку. Кто я ему? Какой-то дальний родственник да товарищ по комнате. Недостаточно веские причины, чтобы что-то требовать. К тому же, грешным делом, угораздило ему нагрубить, когда он полез с расспросами о моём неожиданном успехе на прошлом уроке…

— Так это ты разворотил тренировочное поле?

Я поднял голову и обнаружил, что до сих пор сижу на полу, привалившись спиной к стене. Незнакомая девушка с длинными тёмными волосами склонилась надо мной, беззастенчиво разглядывая, будто диковинку какую. На мой взгляд, однако, на диковинку больше тянула она сама. Начать хотя бы с того, что на холодном гранитном полу стояла босиком. Из пары серо-голубых глаз на меня смотрел лишь один; второй же заметно косил в сторону. На ней красовалось платье такого же цвета, что и костюм на только что отметелившем меня Ржаке — бирюзовое с серебром. А из-за пазухи торчал длинный стебель некого засушенного растения. Точнее, из декольте. Прямо из ложбинки между…

Я тряхнул головой и осторожно отозвался:

— Кто такое сказал?

Разве не стоило ждать подвоха от родственницы Ржака?

Она хмыкнула, подобрала юбку и уселась на корточки напротив. Ох и платья у них тут, это что-то… Вроде бы и длинные, а по бокам разрезы чуть ли не до талии. Чтобы удобнее было ходить, наверное. И вот сейчас, когда она так сидит — чёрт, да я же почти вижу…

— Слышала, как девчонки у фонтана языками чешут о каком-то неудачнике с Багрового Озера. Твердящий по боёвке, мол, явился к госпоже с докладом о внезапно проявившейся у того чудака небывалой силе… Вот я и пришла в золотое крыло поглядеть. Ты явно багровый и весьма похож на неудачника. Так это был ты, да?

Я с трудом оторвал глаза от её слегка разведённых в сторону коленок и попытался поднять к её лицу, но на полпути он увяз в декольте. Это вообще законно, такой вырез на школьной форме?

— А, это? — кажется, она приняла мой внимательный взгляд за интерес к сухому растению и вытащила его на волю. — Да, он. Изумрудный штихлис. Знаешь же, моя тётушка была сестрой урагана. Перед смертью отдала любимой племяннице, так что теперь он мой. Расскажи, как ты это сделал, а? Как ухитрился урыть моего двоюродного братца? Расскажешь — дам тебе на время.

Я хотел было спросить, на кой ляд мне сдался этот экземпляр из гербария, но вовремя удержался. Судя по её торжественному взгляду, мне полагалось ползать на коленях, умоляя её одолжить драгоценный цветочек… А что, если он реально драгоценный?

Я как мог изобразил живейший интерес и принялся рассказывать: обрисовал свои ощущения, когда магические потоки стекались со всего тела; в деталях расписал, как безумный поток вырвался из ладони, как понёсся прочь, как летели в стороны ошмётки земли и травы; с особой гордостью сообщил о столкновении со скалой и глубокой трещине в старом камне.

— И всё? — спросила она, когда я умолк.

— Всё…

Она разочарованно кивнула, словно ожидала услышать что-то иное. А теперь, кажется, тоже решила, будто мне просто случайно повезло.

— Что ж, обещание есть обещание, — вздохнула она и протянула мне свою веточку. А потом — внезапно — наклонилась, так что полная грудь в декольте зазывно колыхнулась, чмокнула меня в нос и добавила: — Ты забавный.

Мне только и оставалось, что проводить обалделым взглядом её босые пятки, сжимая в руке сухое растение.

— Я уже собирался идти за тобой, — виновато пробормотал Йорф, когда я переступил (точнее, переполз) порог комнаты. Которую, кстати, с трудом нашёл в этом роскошном золочёном лабиринте. — Где ты так долго… Охренеть! Где ты это взял?

— Одолжил, — поморщился я, падая на кровать и вытягивая вверх руку с засушенным растением. Хрупким оно оказалось только с виду; стебель был невероятно крепким, а листья и лепестки — словно из мягкого, но прочного пластика. — Что это за штука, Йорф?

— Это изумрудный штихлис! — с благоговением воскликнул тот. — Ну штихлис же, ты чего?

— Я тебе уже объяснял, «чего»! Не помню ни хрена, ясно?

— Ты приложи его к больному месту, — посоветовал товарищ. — Вон, к фингалу под левым глазом, например. Сам поймёшь.

Чувствуя себя по-идиотски, я послушался. К моему удивлению, через минуту или около того боль стихла. Пощупал: припухлость тоже ушла.

— Понял? — радостно произнёс Йорф; всё это время он пристально наблюдал за мной, видимо, в ожидании реакции. — Он лечит, всё лечит! Ну, почти всё…

— Косоглазие, наверное, не лечит, да? — проворчал я.

— Косоглазие — нет, — согласился он. — А вот зрение тебе, может, и поправит за ночь. Погоди… косоглазие? Где, говоришь, ты его взял?

— Девчонка дала. Странная такая, в голубом платье — кажется, она назвала Ржака двоюродным братом. Босая. И да, у неё глаза…

— Быть не может, — ахнул Йорф. — Чёрт, Руто, это плохо, очень плохо… Не вздумай говорить Гринде, она с катушек съедет! Ни про цветок, ни про Курвинду!

Я подавился смехом — бок болезненно откликнулся, и пришлось переложить чудодейственное растение туда.