— Доказательство того, что Дар — это не крестьянские выдумки, и некоторые научные труды можно смело выбрасывать. Как головушка? Ума прибавилось? Похмелье прошло?

— Да… — прислушавшись к себе, удивлённо ответил он. — Удивительно! Словно заново родился! Но я сейчас не об этом. Поймите, что у нас с вами определённые отношения: я доктор, а вы — пациентка. И переходить эту грань непозволительно для обоих.

— У вас какие-то неприличные фантазии насчёт меня? — внутренне чертыхнувшись и сделав удивлённое лицо, поинтересовалась я.

— Нет, но…

— Прекрасно. Тогда почему вас волнует лёгкое прикосновение губ к вашей растрёпанной причёске? Это простое окончание сеанса и ничего более. Поверьте, на остальные части вашего тела у меня покушаться и мыслей не было.

— Извините. Я, кажется, немного не в своей тарелке от прочувствованного.

— Извиняю. Лучше тарелка, чем коньячная бутылка. Только у нас с вами другой вопрос во главе угла. Верите ли вы теперь, что Дар существует?

— Хотел бы из упрямства сказать, что нет. Только здравый смысл подсказывает, что сейчас упрямиться будет глупо.

— Как длинно вы сказали слово “да”, - усмехнулась я. — Тогда другой вопрос. Допускаете ли вы, что я могу знать такие вещи, о которых вы даже не подозреваете?

— Данных пока недостаточно, поэтому сделать однозначный вывод не готов.

— Ладно. С трудом, но принимаю. И, кстати, сейчас уже могу ответить вам на голословное обвинение о выкапывании трупов. Мне не нужно было совершать подобного, так как чувствую кончиками пальцев многие органы. Лечить всё, естественно, не могу, но поставить диагноз в большинстве случаев сумею. Например, у вас был перелом ключицы.

— Был, — удивлённо ответил Елецкий, машинально потерев старую травму. — Досталось в морской экспедиции. Около Африканского континента случилось нападение местных пиратов. Пуля отрикошетила от мачты и попала в меня. Старая, мушкетная. Хоть и была на излёте, но удар получился сильнейший. Хорошо, что не в голову.

— Хорошо. Иначе вам было бы нечем есть.

— И думать.

— Есть вкуснее. От мыслей часто бывает меланхолия и запои у некоторых.

— Всё иронизируете?

— А разве нельзя?

— У нас с вами, Елизавета Васильевна, какой-то странный разговор получается.

— Это потому, что вы увиливаете от оплаты, — с трудом удерживая серьёзное выражение, произнесла я. — Ведуньи просто так не работают. Врачи, насколько помню, тоже.

— Хм… И чего вы потребуете?

— Научите меня верховой езде. Никак не могу забыть самодовольную морду Принцессы. Я — человек! Венец божьего творения! А тут какая-то кобыла мне условия ставит. Поблагородней Кабылиной будет, но всё равно обидно.

— С удовольствием. Когда начнём?

— Прямо сейчас, Илья Андреевич. Вам не мешает проветриться после стольких дней в духоте.

— Такое ощущение, что это вы врач, а не я.

— Мне просто очень понравился ваш рабочий стол и кресло. Поэтому тихонечко к ним подбираюсь.

— Сдаюсь! — рассмеялся он. — Седло вместо кресла? Я согласен! Тем более так у меня тоже появится шанс поёрничать над неопытной наездницей на законных основаниях. Но предлагаю немного повременить: скоро обед и служба в храме. Обед пропустить ещё можно, а вот за игнорирование церкви Ворона натурально заклюёт.

— Так уж и быть. А вы не забудьте немного привести себя в порядок. Я-то уже начинаю привыкать, а вот кони могут испугаться. Всего хорошего!

Сразу же после службы князь взял меня под руку у ворот церкви и повёл в сторону конюшен, под внимательными взглядами пациенток.

— Кажется, я только что нажила себе кучу врагов, — призналась я.

— Бросьте. Уверен, что успели это сделать намного раньше, — “успокоил” меня он.

— Но сейчас не простых, а лютых. Так демонстративно обратить на меня внимание перед дамами, большинство из которых в вас влюблены — это слишком.

— И вы тоже влюблены?

— Я же сказала — большинство, а не все. Но если подобное вас расстраивает, то можете найти утешение в объятиях баронессы Витковской.

— Не напоминайте мне о ней, — поморщился Елецкий. — С баронессой я общаюсь исключительно в присутствии нескольких монахинь, дабы избежать домогательств. Но Витковская очень изобретательная и настойчивая особа. Признаться, я её немного побаиваюсь. До сих пор не могу привыкнуть, что столь прекрасное тело имеет настолько испорченное создание.

— О! Вы видели даже её тело?

— Повторюсь: она очень изобретательна во всём, что касается мужчин.

— А графиню Зобнину не боитесь?

— К ней давно нашёл подход. А вот вам, Елизавета Васильевна, нужно быть аккуратнее. Насколько мне известно, в списке личных врагов вы у Зинаиды Борисовны на первом месте. Она пока не придумала, как вам отомстить, но обязательно попытается это сделать.

Так, за разговорами мы и дошли до конюшен. Увидев меня, стоящая в стойле Принцесса сразу оживилась, предвкушая очередную потеху. Посмотрела с таким видом, будто бы примеривается, как половчее сбросить с себя неумёху, посмевшую залезть в седло. Мне от этого стало немного не по себе.

— Не волнуйтесь, — шепнул мне на ухо Илья Андреевич. — Животные чувствуют страх и поэтому считают себя главнее, раз их боятся.

— По мне так заметно?

— Да. Держите яблоко. Если не можете укротить лошадь, то подружитесь с ней. Угостите Принцессу.

— А она мне руку не откусит?

— Поверьте, яблоко для неё намного предпочтительнее. К тому же Принцесса очень добродушная.

— Боюсь представить строптивого коня.

— Это мой Туман.

— Ну, не знаю. С виду очень воспитанный конь.

— Когда я рядом. Но в остальное время не каждый конюх рискнёт к нему подойти.

— Неожиданно. Вы с ним подружились или…

— Или кто-то мне заговаривает зубы, оттягивая момент общения с Принцессой, — с лёгкой укоризной перебил меня князь.

— И это тоже, — вздохнула я. — Ладно. Сама напросилась.

Подойдя к стойлу, демонстративно достала яблоко. Увидев его, лошадь тут же вытянула вперёд шею и почти трубочкой сложила губы. Явно выпрашивает угощение. Но я торопиться не стала. Поводив около её морды вкусняшкой, сама впилась зубами в зелёный бок яблока. Такой обиды и разочарования в лошадиных глазах до этого мне не приходилось видеть.

— А что ты думала? — слегка шепелявя, с набитым ртом, произнесла я. — Делятся с друзьями, а ты меня катать не хочешь. Будем дружить — будет лакомство. Хочешь оставаться самовлюблённой дурой — жри сено и овёс. Питательно, полезно. Ну а у меня вкусно.

— Вы ей ещё стихи почитайте! — хохотнул Елецкий. — После нотаций очень хорошо звучать будут.

— Не мешайте. У меня свой метод. Будто бы вы со своим Туманом не разговариваете.

— Разговариваю, конечно, но со стороны всё немного по-другому смотрится. Слегка комично.

— Ииигого! — не выдержала Принцесса и подала голос.

— Что? Яблочка хочется? — продолжила я воспитательную беседу. — А мне научиться ездить верхом. Как насчёт маленького сотрудничества?

— Ииигого! — прозвучало в ответ.

Мне показалось, что в этом ржании было нечто утвердительное.

— Уговорила. Держи, — осторожно на открытой ладони протянула яблоко лошади.

Увидев огромные зубы Принцессы рядом со своими пальцами, мысленно помолилась богу, но ничего страшного не произошло. Она осторожно взяла угощение, слегка прикоснувшись своими тёплыми мягкими губами к коже моей руки. Не ожидала, что это так приятно!

— Илья Андреевич, а у вас ещё есть яблочки в запасе?

— Одно.

— Будьте так любезны поделиться со мной.

— Вообще-то оно предназначалось Туману, но мы же с ним джентльмены, поэтому легко уступим дамам.

Второе яблоко моментально исчезло с моей ладони, и Принцесса благодарно склонила голову, как бы намекая, что я уже молодец и могу продолжать её баловать.

— Извини, лошадка, больше нет ничего, — погладила я её морду. — Но потом обязательно ещё принесу. А сейчас позволь на тебе проехаться. Хорошо?