И тут раздался звонок в дверь. Парень вздрогнул. Звонили долго и настойчиво. Максим поспешил к двери, по пути больно ударившись об стул. Выругался, потирая ушибленную конечность. Стал судорожно искать глазок, чтобы посмотреть, кто посмел будить его в такую рань. Но не обнаружил оного.

- Откройте немедленно! Милиция! – раздался из-за двери требовательный голос.

- Откуда мне знать, что вы действительно из полиции? – спросил Максим, - скажите вашу фамилию, я проверю…. Позвоню 02.

- Полиция – у буржуев. У нас милиция, - ответили ему, - открывай, не дури. Сделаешь себе только хуже.

- Все же, скажите вашу фамилию.

- Хорошо, Сержант Иванов Павел Федорович, табельный номер 2345. Звоните, проверяйте.

Максим набрал номер милиции. Услышав строгое: «Дежурная, говорите», парень дрожащим голосом поведал о происходящем.

- Да, это действительно наш сотрудник. Советую НЕМЕДЛЕННО открыть дверь и не оказывать сопротивления. Вы меня поняли?

Он неожиданности парень выронил телефон, который с громким стуком упал на пол.

- Не дури, - опять послышалось из-за двери.

Максим дрожащими руками открыл замок. В квартиру ввались несколько людей в форме, грубо заломили парню руки за спину и надели наручники.

- За что? – только и мог выговорить он.

Парня подняли на ноги и велели идти с ними.

- Позвольте хотя бы одеться, - тихо попросил он, - зима же…

- Михалыч, - сказал один из ментов, - пусть оденется, мы же советская милиция, а не буржуазная полиция, чтобы над людьми издеваться. Замерзнет же…

- Подожди, а как же инструкция…

- Ну, хочешь, сам на него штаны надень….

- Хорошо.

Страж порядка снял наручники.

- Одевайся, быстро, - сказал он Максиму

- За что? – повторил Максим свой вопрос, когда оделся.

- Разберемся, - сухо сказал мент, снова защелкнув на нем наручники.

- Не похож он на диссидента, - услышал арестант голос одного из стражей порядка, когда спускался вниз по лестнице, - обыкновенный напуганный ботаник. Разве же это террорист?

- Знаешь, - ответил ему коллега, - «Феликс» не ошибается. Его электронные «шестеренки» работают безупречно.

- Разве? Два раза был оправдательный приговор….

- Два из десяти тысяч? Это же потрясающая точность для Искусственного Интеллекта.

Услышанное повергло парня в шок. Еще бы. Узнать, что какой-то суперкомпьютер вычислил, будто он опасный террорист. Да, это был глюк, и на основании сбоя компьютерной программы его будут судить. Страшно. А еще страшнее безжалостная статистика, не дающая ему шансов на оправдательный приговор.

Первой мыслью было бежать. Но куда? Где он мог спрятаться в чужом мире, с непонятными законами и правилами? Да, и возможно, прятаться не придется. Милиционеры вооружены. Наверняка просто пристрелят при попытке к бегству и все. Нет, лучше не рыпаться, может быть, разберутся и отпустят. Разберутся в чем? В том, что он не из этой реальности? Бред какой-то. Чем больше Максим думал, тем больше на него накатывалась апатия и безразличие.

Долгая езда в автозаке. Потом длинные коридоры, одиночная камера. Приделанные к полу металлические кровать, стол и стул. И бесконечно долгое течение времени. Неизвестность.

Максима привели на допрос. Довольно миловидная женщина в кителе кивнула ему, приглашая присесть на низкий стул напротив ее письменного стола. В нем парень чувствовал себя несколько униженным, смотря как дознавательница буквально возвышается над ним.

- Есть что пояснить следствию? – строго спросила она.

Максим лишь неопределенно пожал плечами и сказал:

- Я вообще не понимаю, что происходит. Может вы мне скажите, за что меня забрали?

- Вопросы здесь задаю я!

- Ну о’кей. Постараюсь ответить.

- Итак, еще раз. Есть ли у тебя что пояснить следствию?

- Нет.

- Хорошо. Смотри.

Она повернула монитор. Видеозапись. Касса. Какой-то молодой человек расплачивается за покупки. Продавщица отбирает у него пиво, мотивируя это тем, что алкоголь можно покупать только с 28-ти лет. Он спорил. Максим узнал свой голос и свое лицо.

- Что можете пояснить по данному инциденту, Максим Викторович?

- А что такого? Хотел купить пива, сказали нельзя. Я ни скандалил, ни ругался. Не стал покупать, раз нельзя. Это преступление? – узник вытаращил на дознавательницу ничего не понимающие глаза.

- Это подозрительно, - констатировала та, - вам двадцать пять лет, а вы не знаете, что алкоголь покупать можно с 28-ти.

- Больше ничего не скажу без адвоката.

- Ну вот вы и попались, господин шпион, - улыбнулась женщина.

- В смысле?

- В смысле, что в СССР адвокаты уже пять лет как отменены. Плохо вас подготовили в вашей разведшколе. Странно, что буржуи теперь уже двоечников к нам стали посылать…

- Так…, - проговорил Максим, - значит, вы думаете, что я шпион?

- У меня есть все основания на такие подозрения. Будете писать чистосердечное признание?

Узник задумался. В принципе, у него было всего три варианта: оговорить себя; признаться в том, что он из другого мира или все отрицать. В первом случае, наверняка его упекут надолго в тюрьму. Если, конечно, хватит фантазии сочинить убедительный самооговор. Вариант два – не поверят. А если поверят, отправят в психушку. Нисколько не лучше. Или лучше? А может, тут шпионов не садят, а сразу расстреливают? Играть в молчанку? Тогда что? Пытки?

- Ну? – нетрепливо спросила дознавательница.

- Да вот думаю, - ответил Максим, - стоит ли говорить вам правду, в которую вы не поверите.

- Сознательность всегда приветствуется, - улыбнулась женщина, - а чистосердечное признание и раскаяние облегчает вину и наказание.

И тут у Максима родилась идея.

- Знаете, - сказал он, - я просто очень хотел попробовать пива. И решил обмануть продавщицу, сказав, что мне уже 28 лет. Вот, собственно и мое чистосердечное признание.

Следователь повторно включила видеозапись, чтобы «оживить» ранее состоявшийся в магазин диалог:

«…. - Ну да, молодой, мне же 25 лет.

…

- Чего? Вы шутите?

- Какие шутки? Вы что, законов не знаете?...»

Воцарилось неловкое молчание.

- Весьма странная попытка обмана, вам не кажется? – спросила дознавательница, хитро прищурив левый глаз.

- М? – издала она возглас после нескольких минут, когда Максим не знал, что сказать.

- Переволновался и ступил, - наконец нашелся парень.

- Ладно. А как вы объясните тот факт, что уже десять раз подряд неверно набрали код доступа в СГИС?

- Забыл. Бывает же, что забывают люди свой пароль в Интернет…. Ой.

Поняв, что проговорился, Максим замолк, вытаращив на следователя испуганные глаза.

- Может, все-таки будете писать признание? – спросила дознавательница, - предлагаю последний раз.

- И что будет, если напишу? Насколько тут сажают за шпионаж?

- Минимальный срок – семь лет трудовых лагерей. Но это если очень повезет. Обычно за шпионаж дают лет так двадцать, или тридцать. Максимальная санкция – смертная казнь. Но не думайте, что это будет просто расстрел. Мы хоть и гуманная страна, но к врагам Коммунистического Общества беспощадны. Осужденных к высшей мере направляют работать на урановые рудники, где они подыхают в страшных мучениях. Но, еще раз повторяю, мы гуманное государство, поэтому тех, кто проявил сознательность и добровольно сдался правосудию, мы щадим.

- Ничего себе, гуманность, - тихо присвистнул парень.

Внезапно лицо дознавательницы перекосила гримаса злобы. Она вскочила и ударила его по лицу. Парень инстинктивно пытался защититься, но внезапно оказался на полу. Женщина медленно давила каблуком на его кадык.

- Пощадите! – тихо прошептал узник.

- Конвой! – крикнула дознавательница.

- Проучите его, - сказала она вошедшим в кабинет двум милиционерам.

Те грубо схватили его и поволокли прямо по грязному полу. Максим попытался вырваться, но получил удар ногой в лицо. Его били прямо в коридоре, отпуская грязные шуточки.