Беседовали с герцогом мы в моем рабочем кабинете. Я давно уже оборудовала себе, помимо стола, стеллажа и сейфа, достаточно удобный уголок с двумя мягкими креслами. Где можно было посидеть за чашечкой чая или бокалом вина, не боясь опрокинуть все это на документы. Удивило только то, что вместо привычного травяного взвара герцог де Сюзор спросил именно вина: он никогда не был любителем и даже в обед предпочитал воду.

Герцог медленно, маленькими глотками смаковал душистое красное вино из Сан-Меризо, все не начиная разговор. Я тоже молчала, с удивлением понимая, что даже не представляю тему предстоящей беседы.

— В следующем году, ваше королевское величество, мне исполняется шестьдесят.

— Позд… — я вовремя захлопнула рот, понимая, что вовсе не этого ждал от меня Роган де Сюзор.

По местным меркам, шестьдесят лет — старость. Я видела герцога почти ежедневно, и мне казалось, что он совсем не изменился с того момента, как я обратила на него внимание первый раз. Но ведь это совсем не так…

Герцог по-прежнему сидел, делая крошечные глотки и прикрыв веки то ли от усталости, то ли от удовольствия.

Седина… Обильная густая седина полностью съела живой цвет волос. Прикрытые веки не просто тронуты морщинками, они обвисли и стали дряблыми. В уголках бледных губ поселилась синева, да и сами губы изрядно запали: у герцога не хватает почти половины зубов. Года два назад он стал опираться на трость — роскошное резное изделие с золотой ручкой и россыпью ярких сапфиров. Сперва трость казалась просто неким элегантным и модным атрибутом. Но последнее время герцог ходит тяжело опираясь на нее. Он сильно похудел, и даже новые костюмы слегка висят на нем.

Он действительно очень постарел за последние годы, и я совершенно не представляла, что я сейчас должна ему сказать. Герцог не только мой самый верный и преданный союзник, но и человек, которого я успела узнать и полюбить за эти годы. Надежный, близкий, родной…

— В следующем году мне будет шестьдесят, — задумчиво повторил герцог. — Я хорошо пожил, моя королева. Но скоро я уйду к Искупителю, И мне хотелось бы навести порядок в земных делах.

— Ваше сиятельство, обещаю, что сделаю все так, как вы пожелаете.

Герцог опять долго молчал, полуприкрыв веки, и даже показался мне дремлющим. Я не шевелилась, боясь спугнуть его мысли. А между тем внутри меня тихонько нарастала паника: «Господи, Боже мой! Он действительно старик! Где были мои глаза… Может быть, еще не поздно⁈ Отдых устроить, лекарей пригласить…».

На мысли о том, что нужно пригласить лекарей, я споткнулась. Местные лекари, увы, слишком далеки от настоящей медицины. Скорее уж стоит попросить каких-нибудь укрепляющих микстур у мадам Менуаш.

— От старости нет лекарства, ваше королевское величество, — герцог грустно усмехнулся, абсолютно точно поняв мое состояние. Затем, кряхтя, наклонился, поднял с пола свою толстенную кожаную папку с документами, которую ранее небрежно бросил возле кресла и, щелкнув металлической застежкой, выложил на стол передо мной лист бумаги с десятком имен.

— Что это, ваша светлость?

— Наследники… — герцог кривовато ухмыльнулся и продолжил: — Среди них нет ни одного достойного человека. Это боковая ветвь, которая появилась от младшего брата моего покойного деда. Младший — пьяницы, дебошира и развратника. Я почти не помню его: видел только дважды, когда сам еще был мальчишкой. Ни один из его потомков не стоит доброго слова. Последние годы я собирал все сведения, пытаясь выбрать того, кому смогу оставить земли.

Я смотрела, как герцог говорит, как жестко сжимаются его тонкие губы. Как медленно и неторопливо голос набирает былую уверенность и властность. В глаза мне герцог не смотрел, но желание свое высказал четко и определенно:

— Мои земли, ваше величество, одни из самых процветающих в королевстве. И на это процветание я потратил большую половину своей жизни, подбирая людей на управленческие посты. Отдать сейчас мои поля и фермы вот этим… — герцог постучал пальцем по лежащему передо мной листку бумаги и энергично потряс головой. — Ни за что!

— Ваше сиятельство, я сделаю все от меня зависящее, чтобы помочь вам. Но, увы, даже я не всесильна.

Герцог вздохнул, помолчал, обдумывая что-то, и, наконец, решительно произнес:

— Именно поэтому, ваше величество, я завел разговор заранее. Смотрите… — суховатым пальцем с крепким, чуть искривленным ногтем герцог подчеркнул два первых имени в столбике. — Вот эти двое — самые главные претенденты. Барон Ференц приходится мне ближайшим кровным родственником. Он внук моей троюродной сестры. Беспутный мот, игрок и пьяница. Дважды был женат, сейчас вдов. Три дочери воспитываются в монастыре, наследника нет. Земли в полном упадке, долгов у него больше, чем стоят все угодья. Следующий за ним: барон Валонски. Все то же самое, только дочерей две, и воспитываются они у родственников по линии его покойной жены. Следующие имена — те, кто наследует за этими баронами. Если бароны умрут раньше меня, их наследники не смогут претендовать на мои земли. Здесь еще три женщины, но они также не смогут наследовать герцогство.

Тема получалась… сложная получалась тема. Я боялась ошибиться и оскорбить герцога своими предположениями. Однако, дав мне время осмыслить информацию, де Сюзор прямо посмотрел мне в глаза и сказал:

— Повторяю, ваше величество: если они умрут раньше меня, то не останется даже наследников третьей линии. В таком случае вы, как мой сюзерен, будете иметь право решить судьбу земель.

Я молча кивнула, принимая его решение, и спросила:

— Герцог, остальные… Что делать с ними?

Герцог ответил сразу и четко:

— Я был бы благодарен, моя королева, если бы вы побеспокоились о женщинах и детях. Вот здесь, — он выделил еще три фамилии, — в этих семьях по трое-четверо детей. И они не просто не богаты, а практически нищие. Они не смогут дать детям ни нормальное образование, ни шанса на хорошую судьбу.

Мне было до слез жаль старика. Подойти к концу жизненного пути с осознанием, что тебе некому передать собранные за годы мудрость, знания, земли и даже просто деньги — это ужасно. Мне казалось, что это разбивает душу герцога, но он, заметив мои повлажневшие глаза, хмыкнул и напомнил:

— Ваше королевское величество! Десять лет назад я сказал вам, что мое истинное дитя — это Луарон. Я долго шел к принятию этой мысли, но сейчас, на закате, я еще яснее вижу, как герцоги рвут страну на части. И только королевская власть — то, что удерживает Луарон от развала. Я назначу вас душеприказчиком, и пусть эти земли отойдут под вашу руку.

— Нет-нет… — заметив, что я хочу возразить, он не позволил мне открыть рот. — Не спорьте, моя королева! Алехандро вырастет и, даст Господь, станет великим правителем. Но у него будет жена. Кто знает, как сложатся ваши отношения. Скоро я предстану пред Господом и отвечу за все свои грехи. Вам тоже следует помнить об этом, ваше величество, и не множить свою вину без надобности. Вам приличнее будет удалиться в свое герцогство, нежели во вдовий дом.

— Знаете, ваша светлость, — я взяла герцога за руку, прохладную руку с синеватыми ногтями, с кожей, щедро сбрызнутой старческими пятнами, и ощутила, как слаба стала эта крепкая прежде длань. — Если бы мы могли выбирать себе родителей, то я хотела бы, чтобы вы стали моим отцом.

Герцог де Сюзор печально покивал, постаравшись крепко сжать мои пальцы. И я в очередной раз почувствовала, как он ослабел и как старается не подавать виду, не поддаваться старости и слабости.

Именно таким я герцога и запомнила навсегда: цельным, несгибаемым, идущим в своих убеждениях и любви до конца и искренне преданным стране. Настоящим государственником, не рвущим для себя сладкий кусочек, но готовым на все для блага Луарона.

Покидая мой кабинет, герцог Роган де Сюзор сказал:

— Ваше королевское величество! Я слаб, как и любой человек, и потому откладывал эту беседу несколько лет. Я молил Господа, чтобы он дал мне силы и дальше стоять рядом с вами. Но, похоже, мои молитвы больше не имеют прежней убедительности, — мягко ухмыльнулся он. — Не отодвигайте решение этих проблем и простите, что я оставил вам слишком мало времени.