Этот маневр, как мне кажется, заметили почти все советники. И на некоторое время в зале наступила неловкая тишина. Александр влез с ногами на кресло отца, встал так, что его видно было даже с дальнего конца стола, и жадно пил воду.

— Мама, мы скоро пойдем домой? Мне скучно…

— Скоро, дорогой мой. А пока посиди тихо, прошу тебя.

Дальше разговоры и бессмысленное сотрясение воздуха продолжались еще несколько часов. Алехандро даже уснул в кресле, положив голову на свернутый колет генерала де Кунца. Советники ссорились и спорили. Но я понимала, что большая их часть склоняется к тому, чтобы признать бастарда короля. Как они сами говорили: «На всякий случай! Дай бог здоровья дофину, но воля Господня неисповедима…». К концу заседания о моем регентстве уже никто и не упоминал. Основная часть споров сводилась к тому, возможно ли назначить регентом кардинала Ришона или же стоит предпочесть герцога де Богерта.

Честно говоря, я смотрела на это сборище даже с некоторым удивлением. За четыре с половиной года с момента рождения сына я протолкнула монополию на спиртные напитки, поспособствовала отправке экспедиции, вот уже три года занималась жемчужной Коллегией и всеми торгами, изрядно при этом пополнив казну. И эти люди, управляющие разными частями государственной машины, абсолютно серьезно обсуждали возможность сделать из дофина марионетку церкви или де Богерта, даже не принимая меня во внимание. Я опасалась, что советники окажутся умнее. Пожалуй, это мне было в плюс. Но насколько же сильна в них инерция мышления! Это просто поразительно!

Сделали перерыв. Лакеи разнесли уставшим спорщикам горячий грог и сладости. Многие покинули зал, желая сходить в туалет или съесть что-нибудь более существенное, чем пирожное и кубок подогретого вина. Минут через сорок большая часть людей вернулась, и заседание продолжили. Писцы в углу кабинета синхронно покрывали записями уже третий десяток листов. Этим-то бедолагам никто грог не приносил.

В какой-то момент герцог Роган де Сюзор взял слово:

— Королева устала, да и дофин всего лишь ребенок. Новое заседание совета я, как секретарь, назначаю на начало следующей недели. У всех у вас будет время подумать и принять решение.

Кажется, это был тот случай, когда словам герцога радовались единодушно: устали и вымотались все. Проходя мимо кресла со спящим дофином, советники отвешивали поклоны и выходили из зала, уже объединяясь группами по нескольку человек. Я понимала, что все они считают меня сброшенной картой, не стоящей внимания. Подхватив сына на руки, я покинула зал.

Самая неприятная новость ожидала меня дома. Софи передала мне письмо, прибывшее голубиной почтой. И новость была отвратительна:

«К берегам Луарона вскорости подойдут суда, груженные войсками. Большей частью это наемники, но на каждую вооруженную сотню приходится десять солдат Папы Рамейского. Общая численность войск — около десяти тысяч. Будь осторожна, дочь.».

Письмо отца полностью оправдало мои опасения: похоже, кардинал Ришон настолько опасался де Богерта, что решил вернуться под руку Рамейского Святого Престола.

— Софи, перо и бумагу. И пригласи Гаспара…

Лакей, мизинец которого был лишен фаланги, склонился передо мной:

— Передашь это письмо герцогу де Богерту лично в руки. И будь осторожен!

К письму я приложила полученную голубиной почтой записку отца.

Слава богу, де Богерт не потребовал личной встречи. Он вообще не ответил мне на записку. Но лакей сказал, что герцог более чем щедро оплатил его услуги.

— Назови мне сумму, Гастон.

— Двенадцать золотых, ваше королевское величество.

По местным меркам это было небольшое состояние. Думаю, таким образом герцог давал мне понять, что в коалицию со мной вступать он не будет, но за сведения благодарен.

Жалела ли я о смерти мужа? Жалела, и очень сильно. Он был привычным и неизбежным злом, с которым я научилась справляться. То, что происходило сейчас — чистой воды передел власти. Для меня, рожденной в начале девяностых и навсегда сохранившей страх перед тем временем, это говорило о многом. Да, здесь еще нет пистолетов и растяжек с минами, но…

Возможно, я излишне паниковала, однако с момента смерти короля ни я, ни дети не ели ничего из того, что готовили на нашей кухне. Может, это и не слишком полезно для здоровья, но первые дни мы обходились фруктами, привезенным из Сольгетто хлебом и окороком. Понимая, что долго мы так не продержимся, я занялась переселением фрейлин, освободив ближайшую к нашим апартаментам комнату. В ней наскоро оборудовали небольшую кухню, и готовила я только сама, лично или же просила доверенных людей: из тех, кто делил с нами стол.

Разумеется, сохранить такую новость в полной тайне не получилось, но я постаралась преподнести это как маленькую королевскую блажь. Мы по-прежнему заказывали блюда на кухне, но есть их я запретила всем. И дети, и близкие фрейлины, и я сама — все мы питались отдельно. Еду же, принесенную с общей кухни, я хладнокровно сжигала в кухонной плите. К готовке пришлось приспособить и Софи, и мадам Менуаш, и даже гувернантку Александра Марту Гриффин.

Все женщины были неглупы и прекрасно понимали, почему я это делаю. Кроме того, только Софи не умела совсем ничего. Остальным приходилось готовить и раньше. Так что в целом мы справлялись. Да, на столе больше не было пирожных со взбитыми сливками и сложных фаршированных блюд. Мы обходились простыми супами, кашами и фруктами. Зато и страха отравиться почти не было.

Возникла небольшая проблема с доставкой продуктов на нашу кухню. Но тут я решила так: отравить все товары в городе они не смогут, потому на закупку продуктов ездил Гастон лично, имея четкое указание: каждый раз покупать в другом, совершенно случайном месте.

Капитан Ханси существенно увеличил охрану. Он, как и я, опасался нечестной игры претендентов. Кроме королевских гвардейцев, под его власть перешли все старшие ученики военной школы. Территория патрулировалась постоянно и регулярно, а сами патрульные группы бесконечно тасовались во избежание сговора между участниками. Капитан Ханси мало кому доверял полностью.

Кроме того, посол Сан-Меризо, лорд Ферзон прислал небольшой отряд, всего около тридцати человек, который раньше охранял посольство. Если мне приходилось выезжать, меня сопровождала довольно серьезная по размерам группа надежной охраны.

Была в Малом Шанизе и еще одна маленькая тайна, которую я берегла на совсем уж черный день, молясь про себя, чтобы мне не пришлось воспользоваться ею.

Пять дней, оставшиеся до начала следующей недели, я провела в бесконечных совещаниях и подготовке. У церкви было передо мной огромное преимущество: доступ к аудитории. В каждом храме, каждой захудалой церквушке святые отцы сейчас разглагольствовали о том, что смерть короля была неслучайной, что это Господь прогневался на страну за пренебрежение к делам веры.

Везде рассказывали сказки о том, как прекрасно и благочинно процветал народ Луарона до той поры, когда покойный Аделард Третий, отец Ангердо, не пожелал пойти против Бога и Святого Престола, назначив себя главой луаронской церкви.

— Мыслимое ли дело, братия мои во Христе, простому смертному, даже и королю, перечить воле Божьей? Матерь Церковь есть твердыня и анклав в любом государстве! И неподсудна она никому. И подвластна только Господу Богу!

Такие или примерно такие речи вели священники, и народ как будто мгновенно выкинул из памяти, что за последние четыре года не было ни одного повышения налогов. Более того, еще Аделард Третий ограничил церковную десятину и запретил церкви заниматься торговлей. Думаю, именно этот факт в числе прочих и бесил святых отцов. Нельзя сказать, что церковь обнищала. Но то, что ее могущество за годы правления двух последних королей существенно пошатнулось — это чистая правда. Так что святые отцы сейчас боролись не только за власть, но и за жирный кусок будущих доходов для себя любимых.