За пару месяцев на вершине пирамиды я поняла, что если не последую примеру Екатерины, выгорю и заработаю себе депрессию. В отличие от нее, я не была любительницей охоты и, кроме того, совсем не нуждалась в званых ужинах, посиделках за картами и пустой светской болтовне. Зато у меня было время, которое я ежедневно выделяла на детей: целый вечер.

Первое время составленное мной расписание нарушалось. То затягивался доклад какого-то сановника, то слишком долго спорили на Государственном Совете, то прорвавшиеся сквозь канцелярию просители отнимали лишние минуты. Но чем больше времени проходило, тем более ровными и правильными становились мои дни.

В моем плотном графике было выделено время на интенсивную зарядку утром и хорошую тренировку днем. Эти занятия я не запускала никогда. Мне не пришлось отказываться от прогулок, а в хорошую погоду я совершала их даже дважды в день — утреннюю и вечернюю. Но при этом вместо дворцовых лизоблюдов я часто брала с собой детей, а также Денизу и Гаспара. Время, проведенное с ними, с Софи и мадам Менуаш, было мне дороже любых других развлечений.

Конечно, чем дальше становились жуткие события, начавшиеся смертью Ангердо, тем спокойнее и размереннее была жизнь двора. Я точно знала, что придворные стонут и жалуются на отсутствие малых ужинов с королевой, на отсутствие хоть каких-то тайных развлечений. Двор в трауре, и по правилам никакие развлечения ему были не положены. Но придворных это не останавливало. Как бы они меня ни раздражали, большую часть мне придется терпеть возле себя всю жизнь. Они — часть декорума. Они показывают всем остальным странам и правительствам, как шикарна жизнь в королевстве. Однако все их нытье я легко пропускала мимо себя. У меня были заботы поважнее.

С помощью капитана Ханси был почищен состав дворцовых гвардейцев. Каждый из них, если внушал хоть минимальные опасения, был отправлен в отставку. Небольшая часть мест перешла старшим выпускникам школы дофина. Часть, около пятнадцати человек, капитан Ханси лично отобрал из тех войск, что прислал мой отец.

Войска уже покинули Луарон, но выбранные капитаном люди остались и несли службу, обучая наших солдат каким-то важным, с точки зрения военных, вещам. Генерал Вильгельм де Кунц отзывался об этом решении очень одобрительно. Сейчас генерал, увы, отсутствовал. Я дала ему долгосрочный отпуск на поправку здоровья и приведение в порядок собственных дел и земель.

В целом можно сказать, что Сольгетто и двор почти оправились от потрясений. Но иногда все же происходили некие экстраординарные события, которые нарушали привычный уже всем режим. Так и сегодня. Прямо во время обеда с детьми в комнату торопливо вошла мадам Эхтор.

Мадам работала у меня достаточно давно, чтобы я поняла: произошло нечто важное, что не терпит отлагательства и требует немедленного приказа. Поэтому, оставив Софи старшей за столом, я указала секретарю на маленькую комнату, где нас никто не услышит. В общем-то, у меня были предположения о том, что я сейчас узнаю. И я не ошиблась. Торопливо перекрестившись, мадам Эхтор сказала:

— Ваше королевское величество, Этель Блайт рожает.

— Прикажите разослать гонцов, мадам Эхтор. Пусть во дворец немедленно съедутся члены Королевского Совета.

Наверное, во мне было слишком мало от садистки…

Лишних людей в покои, где рожала Этель Блайт, пускать я не велела. Десять членов Королевского Совета. Каждый из них мог провести с собой только одного человека. Роды у девки по моей просьбе принимала мадам Менуаш: мне вовсе не нужны были разговоры в Луароне о том, что я уморила роженицу и ребенка.

Разумеется, после смерти кардинала Ришона церковники больше не осмеливались поддерживать претензии Этель Блайд. А после смерти кардинала Годрика отказали ей даже в минимальной помощи. Однако на родах по моему требованию присутствовал священник, молившийся за ее здоровье и благополучное разрешение от бремени. Обычный святой отец, не обремененный регалиями и почестями.

Мне поставили кресло подальше от ее кровати. Таким образом я очертила некий полукруг, который не осмеливались переступать придворные. Погода была прекрасная, и одно из окон было открыто: я помнила, как сама теряла сознание от недостатка воздуха.

В остальном же роды были истинно королевские: всем было глубоко плевать на роженицу, присутствующие просто обсуждали различные проблемы и развлекали себя светскими беседами. На мое счастье, девка оказалась достаточно здоровой и крепкой. И всего через четыре часа от момента, как я вошла в комнату, Этель Блайт произвела на свет крепкую здоровую девочку.

Все это было зафиксировано в протоколе, который подписали все присутствующие. Я торопливо покинула комнату, а следом за мной разошлись и остальные. Разумеется, я совершенно не представляла, что теперь делать с этим ребенком, но все равно рождение девочки можно считать одним из самых больших подарков судьбы. С мальчиком было бы намного сложнее.

— Элен, что будет с малышкой? Она… Она такая слабенькая.

— Не знаю, Софи. У девочки есть мать, давай дождемся, когда она придет в себя.

Софи помолчала, как бы раздумывая, стоит ли продолжать, но потом решилась и заговорила:

— Я несколько раз навещала эту девицу… Не думаю, что она захочет стать матерью.

— Почему?

— Она жаловалась на бедность и говорила, что с ребенком ее родственники не примут.

— Вот как? Ну, не примут родственники, я вполне смогу оплатить вклад в монастырь.

Софи только вздохнула. Похоже, от моей идеи она не пришла в восторг, да и я сама сказала это скорее от некоей усталости. Память сохранила, как эта девка оскорбила меня при жизни короля, как пыталась зацепить за живое. Самой себе-то вполне можно признаться: моя бы воля, тогда я убила бы ее лично, и рука бы не дрогнула. Однако сейчас, после всех произошедших событий, я испытывала к Этель Блайт абсолютное и полное равнодушие: она никто, и звать ее никак. Это будучи королевской подстилкой, она являлась для меня неким препятствием и раздражителем. Все же тогда она достаточно грубо лезла в мою жизнь. А сейчас…

В общем-то, я не собиралась отправлять ее даже в монастырь. Мне действительно было совершенно все равно, куда она уберется из дворца, когда отлежится. Единственное что: меня слегка царапнули слова Софи о том, что родственники не примут Этель с ребенком. Все же ценность любого ребенка в моем понимании была довольно высока.

Вся эта возня, запах горячей воды, крови и трав, равнодушные морды придворных невольно напомнили мне эпизод собственных родов и мою вполне понятную любовь к сыну. Пожалуй, новорожденную малышку мне было немного жаль.

— Софи, я не хочу предавать делу огласку… Но если случится так, что девка не захочет забрать ребенка… В общем, дорогая моя, у меня к тебе просьба: посовещайтесь с мадам Эхтор и постарайтесь подобрать приличную приемную семью.

— О, Элен! Я всегда знала, что у вас доброе сердце! Мы обязательно, обязательно найдем что-нибудь подходящее, обязательно!

В общем-то, так и получилось. Через месяц Этель Блайт стояла передо мной. Беременность и роды вытянули из нее изрядно сил. Она подурнела и как-то полиняла: роскошные рыжие кудри, за которыми она ухаживала столь тщательно, сейчас казались тусклой медной проволокой. По белоснежной коже расползлись красноватые пятна.

Девица уже пробовала публично бросаться на колени и умолять меня о прощении. Очевидно, до нее дошло, как я поступила с семьей покойного де Богерта, и она решила выклянчить что-то для себя. Но если там, в семье покойного герцога, была слабая и ни в чем не виноватая женщина с детьми, то к этой девке я не испытывала ни капли сочувствия. Однако мне требовалось поставить последние точки над «i»: потому в комнате, кроме меня, присутствовало еще несколько человек, просто в качестве свидетелей. В том числе и четверо членов Совета.

— Итак, мадам, что вы решили?

Девка вновь завела речь о моем всем известном милосердии и прочее бла-бла-бла. Надежда выпросить земли или деньги не покидала ее. Пришлось поторопить. В конце концов Этель сообщила, что уезжает в Линдсбург, в поместье к своим родственникам, а новорожденную дочь оставляет «на милость ее королевского величества».