В то время как ряду европейских государств удается взять под контроль налоговые сборы, Порта теряет часть своих ресурсов в пользу знати, присваивающей доходы от аффермажа. Последовательные адаптации налоговой системы не позволяли сбалансировать бюджет.

1. Сокращение числа налоговых дворов в результате потери территорий не компенсировалось новыми завоеваниями.

2. Казенные владения (мири) оказались сильно урезаны: узурпация земель местной знатью или государственными лицами приняла значительные масштабы.

3. Возникла дополнительная потеря возможных доходов: все большая доля земельной собственности регистрировалась в рамках правового режима благочестивых фондов – так обстояло дело в половине земель Алжира и трети земель в Тунисе в начале XIX века[291].

4. В Османской империи, как и в остальной Европе рассматриваемый период отмечен общим ростом расходов, особенно военных. Между 1761 и 1785 годами они увеличились примерно на 30 %. Во время войны они даже удвоились относительно показателей предыдущего года[292]. В мирное время расходы не уменьшаются в достаточной степени: в 1784 году дефицит бюджета составил 8,3 %, а в 1785-м он достиг драматического уровня 20,1 %. Рыночные цены на товары и услуги, необходимые для военных действий, выросли более чем в два раза между 1760 и 1800 годами. Доходы поступали в казну с трудом.

Были приняты следующие меры.

1. Повсеместно распространились так называемые чрезвычайные налоги (avarız-ı divaniye). В отличие от тальи, применяемой во Франции до революции 1789 года, этот налог был фиксированным и распределялся между обложенными налогами домохозяйствами. Подобная система позволяла государству сократить дефицит. Налогоплательщикам, однако, она доставляла одни неудобства: мало того, что налоги прямо били по производителям, в том числе и по самым скромным из них, неравномерность потребностей имперского казначейства влекла значительные колебания сбора по годам[293]. В Испарте на рубеже 1760-х годов чрезвычайные налоги за три года выросли с 526 до 1443 пиастров[294]. Чтобы облегчить растущее бремя налогоплательщиков, богатые жители обеспечивали уплату налогов беднейшим из своих сограждан.

2. Процедуры конфискации имущества и состояний у визирей и пашей принимают систематический характер. В Дамаске Порта пытается вернуть себе владения наместников могущественной семьи Азм. После увольнения в 1757 году одного из них, Асад-паши, потребовалось не менее 250 лошадей, чтобы перевезти его состояние на борт двух галеонов императорского флота, пришвартованных в порту Сидона[295].

3. Меры по девальвации скорее создавали напряженность, чем облегчали казну.

4. Создаются новые налоги, которые сразу же воспринимаются как несправедливые и непопулярные. Множественность режимов взимания налогов и отсутствие контроля вызывали насилие, нелегальную деятельность и последовательные злоупотребления: посредники, бывшие пожизненными арендаторами хозяйств, вымогали у граждан необоснованные суммы.

Государство влезает в долги. Впервые в своей истории оно выпускает долговые ценные бумаги (esham), которые обеспечены ожидаемым доходом – они напоминают asiento, заем под обеспечение кредитных и налоговых поступлений, практикуемый в Испании со второй половины XVI века. В обмен на ценные бумаги армянские банкиры (sarraf) выдают авансы казне максимум на один-два года. Эта система плавающего долга настолько же гибка и удобна для администрации, насколько выгодна для кредиторов. Однако по сравнению с неростовщическими процентными ставками на свободном кредитном рынке эти ставки очень высоки (от 12 до 18 %; такие проценты объясняются рисками, связанными с реальной способностью правительства выполнять платежные обязательства), сроки слишком коротки, а выпущенных сумм недостаточно. Все это указывает на то, что османская экономика не была капиталистической.

Собрать армию без учета особенностей военного рынка в масштабах Европейского континента стало невозможно. Отныне приходится использовать наемные войска и экстренный призыв солдат из крестьянства, опираться на самостоятельных агентов и специалистов по военной мобилизации. Но в отличие от христианских держав, которые все чаще прибегали к иностранным наемникам (швейцарским, немецким, шотландским или ирландским), армии султана вербовались из османских подданных. По мере уменьшения значения янычарской пехоты Порта придавала все большее значение вспомогательным войскам. К счастью, татарская легкая кавалерия, сражавшаяся на всех фронтах – персидском, австрийском, польском и русском, – по-прежнему оставалась грозным войском. Однако возникла новая проблема, теперь Габсбурги могли выставить столько же пехоты, сколько османы. Чтобы исправить ситуацию, предприняты мощные шаги для улучшения артиллерии: до середины XVIII века в султанской артиллерии насчитывалось больше солдат, чем у русских или австрийцев. Им оказывает помощь французский ренегат Бонневаль (Ахмед-паша), нанятый в 1731 году, чтобы начать реорганизацию корпуса бомбардиров. Императорский литейный завод (tophane-i amire) ежегодно производил сотни ружей, но многие свидетели русско-османской войны 1768–1774 годов находили их посредственными. Ощущалась также нехватка пороха. Гидравлическая мастерская «Азадлы» в Кючюкчекмедже, открытая в 1794 году, исправила положение: качество пороха – хорошее, он производится в достаточном количестве.

В середине 1780-х рождается скорострельная артиллерия, принимается французская система Грибоваля[296] и утверждается новая технология (стволы гаубиц отливаются цельными). Но остаются две проблемы: стандартизация техники и мобильность войск. Империя должна развивать оборонительную культуру, которой до этого не существовало. После завоевания Константинополя укреплен лишь выход из Дарданелл, поскольку пролив выходил также в открытое Эгейское море. Однако, когда в XVII веке Черное море перестало быть «османским озером» сначала в результате казачьих набегов, а затем во время османо-русских войн, вход в Босфор, в свою очередь, приходилось охранять. В то же время пролив Дарданеллы оставался зоной, требующей особого внимания и проведения новых работ вплоть до вмешательства барона де Тотта в 1770-х годах. Точно так же, как Восточная Анатолия превратилась в сильно милитаризованную зону в последние десятилетия XVI века, Османская Венгрия XVII века нуждалась в оборонительных сооружениях, они были взяты у врага и укреплены и дополнены строительством новых крепостей. Осуществлявшееся как на местном, так и на имперском уровне, содержание оборонительной сети стало тяжелым финансовым бременем.

В 1791 году по инициативе Селима III создан совещательный комитет для составления объяснительного доклада об общем ослаблении государства. Важный вывод: необходима военная реформа. Под знаком ислама (asakir-i mansure-i muham-mediye, «победоносные воины-мусульмане») сформировалась новая армия, включавшая скорую артиллерию, а также оружейный и инженерный корпуса. Военное руководство и морские офицеры обучались наукам и привыкали читать специальные учебники. В новых военно-учебных заведениях преподавали французские инструкторы, посланники Порты, вернувшиеся из посольств, и сопровождавшие их драгоманы. Адмиралтейство реорганизовано. Военно-морской флот пополнился примерно шестью десятками кораблей.

Проблемой остаются янычары. Если в начале XVIII века их корпус насчитывал 70 000 человек, то спустя столетие цифра достигает более 100 000. Раздутая армия истощает имперскую казну. Несколько великих визирей, в частности Амказаде Хусейн (1699–1702) и Невшехирли Ибрагим (1718–1730), пытались сократить их численность. Однако преемники не продолжили их усилия. Солидарность между солдатами, офицерами и сановниками питала постоянное сопротивление внедрению новой техники и созданию специализированных корпусов: в 1807 году их враждебность учреждению новой пехоты привела к свержению Селима III.