Империя не являлась торговым государством, каким были Венецианская и Генуэзская республики или какими позднее станут Нидерланды и Англия. По размаху действий она оставалась скорее наследницей Византии. Центральная власть способствовала обращению товаров, следила за содержанием основных дорог и поощряла строительство мостов, часто финансируемое за счет доходов вакфа. Мосты Боснии и Герцеговины прославились в веках, стоит упомянуть Козий мост, ведущий в Сараево (1550), Мостар (1566) и Вишеградский мост (1571) на Дрине, с которого сбрасывали женщин и детей во время геноцида 1992 года. Вмешательство государства было даже шире: оно следило за уровнем производства, опасаясь, что излишки приведут к снижению цен в ущерб торговцам или, наоборот, что дефицит вызовет тяжелый для потребителей рост цен. Поэтому оно контролировало рыночные цены, устанавливало монополию и проводило учет рабочей силы. Империя стремилась увеличить налоговые поступления от торговли и направить ее в свою пользу, иногда она делала крупные заказы, иногда – запрещала экспорт ради защиты внутреннего потребления.

В связи с этим государство рассматривало значительное количество вещей, имущества и продуктов как стратегические товары (оружие, лошади, порох, золото, серебро, медь, свинец, железо, сера, шкуры, а также злаки, овощи, воск, шерсть и хлопок) и выдавало на них экспортные лицензии, сочтя их производство превышающим необходимый уровень. В конце XV века были введены таможенные пошлины, дававшие преимущество купцам-мусульманам (1 %) перед их иностранными конкурентами (4 %); оно также позволило подданным Османской империи устанавливать цены намного ниже, чем на международном рынке. Таким образом обеспечивалось снабжение городов, в частности новой столицы. Почти не производя сырья, Стамбул потреблял чрезмерно много, будь то основные продукты питания (зерновые, мясо, овощи, свежие или сушеные фрукты, молочные продукты и сыры) или материалы (дерево, железо, кожа, шерсть, хлопок). Власти следили за тем, чтобы в городе не было нехватки еды и питья; за Стамбулом закреплялось производство зерновых в нескольких регионах, и богатые провинциалы, в обмен на освобождение от налогов, обязывались поставлять установленное число овец по доступным ценам. Османам удалось направить в сторону Бурсы караваны с шелком и пряностями, которые прежде приходили в Трабзон, затем достигали Константинополя и далее – портов Средиземноморья. Они контролировали торговлю зерном и рыбой, обеспечивали снабжение продукцией из Средней Азии и Ирана. Но в торговле с Востоком наблюдался дефицит, все еще немногие отправлялись на разведку европейских рынков. Чтобы изменить ситуацию, султан подписал ахднаме, с несколькими иностранными торговыми партнерами, они позиционировались как проявление его доброй воли. Соглашения включали договоренности о свободном перемещении купцов, безопасности товаров и людей, возврате законным наследникам имущества и долговых обязательств в пользу умерших в пути торговцев, условиях уплаты таможенных и других сборов. Если в стране неверных происходил какой-то инцидент с османским подданным, то султан решал этот вопрос лично, в письменном виде, как государственное дело.

Черное море – сердце торгового пространства империи. По нему Стамбул снабжался сырьем и рабами[185]. Поскольку Босфор был закрыт для иностранных кораблей, северная граница империи находилась в безопасности. Иначе армии султана не могли бы поддерживать двойной фронт: против Ирана на востоке и христианских стран – на западе. Однако это не мешало торговцам с севера обосновываться повсюду в Черном море благодаря греческим, армянским, еврейским, татарским или персидским посредникам, в большинстве своем османским подданным. Сумев обойти строгие рамки регламентации рыночных инспекторов (мухтасибов), новая категория мусульманских, еврейских и христианских торговцев (tüccar) богатела на торговле предметами роскоши (драгоценности, ткани, специи, красители и духи). Во второй половине XV века эти купцы все еще использовали старый маршрут Львов – Киев – Каффа для ввоза мехов, кожи, воска, моржовых клыков и ртути, а также для экспорта шелка. Тем не менее все большее количество торговцев привлекал молдавский маршрут (Аккерман – Львов). В 1409 году генуэзцы открыли в Аккермане свою факторию. Их постепенно вытесняли османские подданные (армяне, греки, евреи и молдаване). Для продажи товаров вплоть до Бурсы последние использовали именно этот маршрут, бывший более безопасным, чем путь из Тебриза через Трабзон. В 1420-х годах османы попытались взять под контроль Килию и Аккерман, в 1484-м это им удалось. На рубеже XVI века множество кораблей вышло из Стамбула, чтобы добраться до Синопа, Каффы, Аккермана, Килии и вернуться назад в столицу. В их трюмах находились виноград, инжир, фундук, грецкие орехи, хлопок, рис и вино, предназначенные для Польши и Московии. Они возвращались с грузом меха, рабов, трески, осетрины и икры. В дополнение к этому укоренению на севере создавалась сеть торговли с Восточным Средиземноморьем (Алеппо, Дамаск и Александрия обеспечивают связь между Европой и Ираном / Индией), Красным морем, портом Смирна, а также на востоке – с портом Триполи. Завоевание Родоса в 1522 году позволило оградить поставки греческой пшеницы от набегов корсаров, прежде действовавших под прикрытием госпитальеров. До середины XVIII века индиго, набивные ткани и кофе из Йемена доставлялись караваном в Алеппо через Басру или Джидду, после чего их грузили на европейские корабли, пришвартованные в Искендеруне (Александретта).

Общий уровень импорта постоянно рос, ввозимая продукция становилась разнообразней: мускус и ревень из Средней Азии; фарфор из Китая; ткань из Берберии, Майорки, Каталонии, Англии, Бергамо и Флоренции; золотая парча, шелковые, льняные и конопляные ткани; шкуры рыси, соболя, куницы, лисы и белки; кожа из Казани; мелкая галантерея и хозяйственные товары из Центральной Европы; бумага, олово и сталь из Англии. Серебряные деньги, которые султан освободил от импортных пошлин и которыми его партнеры восполняют дефицит обмена товарами. Несмотря на открытие Капского пути и португальскую факторию в Индийском океане, индийские специи, благовония, красители и ткани продолжали идти вверх по Красному морю в Суэц и по Аравийско-Персидскому заливу в Басру.

Летописец Нешри (ум. ок. 1520) вложил в уста Османа наставления своему сыну, рисовавшие идеальный образ доброго государя: «Не делай ничего, что отклонялось бы от повелений Бога. Чего не знаешь, учись тому от улемов, знающих шариат, и проси объяснить тебе через толкования»[186]. Со времен правления Баязида II династия утверждала свою приверженность исламу. Султан выступал одновременно как истребитель ереси, защитник своего престола и блюститель общего порядка в царстве. Селим I сделал своей задачей защиту суннизма и насаждал ханифизм на большинстве завоеванных территорий; в мамлюкских владениях сохранялся плюрализм мазхабов[187]. При этом «суннитизация» османского ислама – это далеко не только реакция на приход сефевидов, она вписывается в долгосрочный процесс роста власти улемов, распространения исламского учения и роста осознания шариата среди верующих[188].

В Анатолии, а затем и в Ираке Порта стремилась подавить кызылбашей: несколько фетв (fatwa) объявляли их еретиками, суды приговаривали к смерти тех, кого сочли мятежниками[189]. Распространившееся в сельской местности, это мессианское течение турецкого ислама не относилось ни к суннитам, ни к шиитам. Оно объединило иноверные группы, появившиеся в Анатолии в XI–XII веках. Сначала известные как туркмены, кызылбаши включили в свой культ шиитские и гностические параметры. С XIX века их называли алеви. Подобно другим неортодоксальным течениям, таким как друзы, они не соблюдали пять столпов ислама. Под влиянием шиитского течения они воздерживались нарекать сыновей именами первых трех халифов, совершали свои богослужения не в мечети, а в доме собраний (cem-evi), где разделение полов было необязательно. Они пели мистические стихи, исполняли священные танцы и подражали движениям птиц, при этом разделяя с другими течениями османского ислама почитание гробниц и святых.