Та же политика побуждала султана крайне почтительно обходиться с потомками гази, борцов за веру и победоносных героев завоевательных кампаний. Среди самых известных назовем фамильные ветви Эвренос, Турахан, Михал и Малкоч. Все говорит о том, что деятели, связанные с этими знаменитыми именами, «начальники походов» (удж-беи), считали себя равными первым османским беям, с которыми их связывал общий интерес к завоеваниям. Они участвовали в осуществлении власти, отрезали себе поместья в полную собственность, затем передавали их потомкам, а также наделялись тимарами и учреждали вакфы на завоеванных территориях. Эти семьи сохраняли независимость, уже не соответствовавшую их пользе в качестве авангардного отряда (сократившейся из-за стабилизации границ), и потому Мехмед II старался сократить их территориальные владения. В XVIII веке их потомки продолжали эксплуатировать имения и управлять старыми вакфами. Они поддерживали свои родословные и сохраняли память о предках. В местных обществах, как и в официальных хрониках, они упоминаются с эпитетом evlad-ı fatihan (потомки завоевателей). Султан наделял их должностями и податными хозяйствами и благосклонно следил за тем, чтобы они, не представляя угрозы, подкрепляли имперскую славу и престаж.

Другая, на этот раз христианская знать, получившая признание за древность рода и многочисленные титулы – фанариоты. Таким образом обозначались жители стамбульского района Фанар, отличившиеся на службе Вселенского Патриархата[287]. Около пятидесяти семей составляют смешанную элиту, считавшую себя, однако, единственной аристократией, признаваемой поствизантийским греческим обществом. Понятие фанариота предполагает также два других значения. Первое, узкое, относится к князьям (воеводам, господарям) Молдавии и Валахии. В начале XVIII века иссякает весьма относительное доверие, которое Порта прежде питала к местным князьям и дворянскому сословию. Она поручает должности греческим семьям, из которых до сих пор набирала высоких драгоманов, драгоманов флота или дипломатических агентов. Несомненно, это самая престижная и прибыльная позиция, на которую может претендовать немусульманин. Второе значение слова «фанариот» подразумевало любого представителя правящего класса стран Юго-Восточной Европы греческой культуры. В румынской националистической историографии эпоха фанариотов отмечена, несмотря на реформаторские усилия нескольких князей, таких как Константин Маврокордато или Александр Ипсиланти, знаком политического, культурного и военного упадка. Они проводят фискальные реформы, отменяют крепостное право, реорганизуют правосудие, развивают образование, строят больницы и фабрики. Однако оккупация во время войн против Габсбургов и русских нарушает работу институтов власти, увеличивает бремя налогов и разоряет население. После греческой революции 1821 года Порта изгоняет семьи фанариотов со всех должностей, лишает их званий и восстанавливает местных князей в их правах.

В XV–XVI веках динамика завоеваний была направлена на приумножение богатства. В XVIII веке войны против иранцев, имперцев или русских напоминала пари. Необходимость мобилизовать большое количество людей для победы перевешивала любые другие соображения, но в долгосрочной перспективе Порта осознавала важность сохранения производственных мощностей, поддержания налоговых поступлений и максимально точной оценки уровня имеющихся ресурсов. Отсюда внедрение в XV веке централизованной системы архивов и последовательной концентрации принятия решений (султан видит себя единственным или главным лицом, способным это сделать) и монополизации (администрация контролирует мобильность рабочих и устанавливает цены). Влияние землевладельцев, торговцев или менял мало сказывается на выборе устремлений центральной власти. При этом более всего Порта опасается, что обоснованность принимаемых мер будут оспаривать официальные органы, в частности корпорации.

С конца XVIII века государство стремится взять под контроль то, что с точки зрения исламского порядка его не касается, но отныне сильно влияет на функционирование продуктивной экономики и систему землевладения – речь идет о благотворительных организациях. Абдул-Хамид I предпринял меры по централизации, которые Махмуд II завершил учреждением в 1826 году министерства, призванного взять под контроль большие вакфы. Государство обладает средствами для политики вмешательства, оно является крупнейшим собственником земли, владеет рудниками и управляет металлургической промышленностью. Мало того, что империя повсеместно занимается производством, она также мобилизует тех, кто не был наделен этой функцией априори: так, янычары тоже выступают в качестве предпринимателей. Оставляя за частными лицами и корпорациями ответственность за производство большей части богатств, государство задает рамки этого процесса в соответствии с двумя взаимодополняющими принципами.

1. Провизионизм.

Каждая производственная единица должна быть самодостаточной. Товары, произведенные в базовой административной единице каза (районе с населением от 5 до 20 000 жителей в центре и от 20 до 150 деревень во внутренних территориях), не могли экспортироваться, пока не удовлетворены потребности самой казы. При наличии излишков их транспортировка осуществлялась преимущественно в центр; только потом можно было снабжать другие регионы. Таким образом, существует лимит на межрегиональную торговлю и объем экспорта. Он совпадает с наличием и поддержанием множества внутренних таможен. При этом импорт поощряется. Государство стремилось быть самодостаточным – в частности, иметь жизнеспособную и независимую оборонную промышленность. Поэтому оно направляло часть производственного аппарата в свою пользу в таких разнообразных отраслях, как производство текстиля, красок, табака или изделий из стекла. Так, еврейские ткачи из Салоник должны выделять часть своей продукции для пошива обмундирования янычар; деревни в районе Синопа или на острове Тасос поставляли корабельный лес для имперского флота.

2. Фискальная политика.

Государство стремилось максимизировать ресурсы на самом высоком уровне, сохранив доходы и уменьшив расходы. Латентный в первых веках, этот принцип все более и более проявляется в период, когда доходы снижаются (уменьшение территорий повлекло за собой сокращение налоговых поступлений), а траты растут (расходы на военный аппарат). Для достижения поставленной цели у Порты есть инструмент: контроль над ценами. Несмотря на регулярные критические замечения по поводу вызванных установлением потолка цен диспропорций, власти с конца XVIII века пользуются этим механизмом все чаще. Они навязывают производителям покупку товаров по цене ниже себестоимости, фактически это действие выполняет функцию налога. Однако империя не обладала аналогичным инструментом для импортных товаров, что побуждало ее активнее поощрять внутреннее производство.

Следование упомянутым принципам оказывается вредным для развития страны. Рассмотрим конкретные примеры. В 1804 году кузнецы в Стамбуле жалуются на посредственное качество подков, присланных Самоковскими заводами, в то время как для их коллег из Софии зарезервированы подковы высшего качества[288]. Если военно-морской флот закупает паруса по цене на 30 % ниже рыночной, производители лишаются стимулов улучшать качество или увеличивать объем производства. Следовательно, потребности независимых покупателей не удовлетворяются – в связи с этим они обращаются к импортной продукции. Аналогичная ситуация с поставляемым в рамках государственной монополии обмундированием, его качество настолько низкое, что некоторые солдаты предпочитают перепродавать его и шить другие мундиры из импортных тканей.

В этом контексте капитуляции представляют собой двойную проблему. Напомним, что предоставление экстерриториальных привилегий иностранным купцам также было призвано стимулировать межрегиональную торговлю. С одной стороны, государство платит высокую фискальную цену за умножение иностранных протекций: в 1792 году в Алеппо 1500 человек числятся в списках драгоманов шести консульств города, причем большинство из них составляют немусульманские купцы, которые, обладая этим статусом, пользуются налоговыми льготами[289]. С другой стороны, экспорт и импорт облагаются налогом по адвалорной ставке 3 % от стоимости. Но покупатели иностранных товаров обычно платят 2 % излишка, в то время как экспорт облагается более высокими пошлинами и сталкивается с крупными монополиями, особенно в секторах производства шерсти и риса. Неравные условия ставили в невыгодное положение османских купцов, обедняли местных предпринимателей, отпугивали инвестиции и сокращали налоговые поступления. К тому же приходилось закупать все большее количество иностранного военного и логистического снаряжения: русских курток, азиатских седел, французских стремян и английских сабель[290]. При этом Османская империя продолжала быть гораздо более самодостаточной, чем другие государства, в производстве вооружения и снаряжения, тогда как статьи расходов оставались намного ниже, чем внутренние закупки древесины, металлов, зерна, лошадей, тканей и строительных материалов.