Шло время, и на очередной вечеринке Дрейк подсел к нему. Этот сценарий повторялся сотни раз, и он всегда знал, чем он закончится. Но не сейчас.

Разделив дорожки на столе, темнокожий парень прильнул носом к одной из них. Не шелохнувшись, Кирилл смотрел на то, как откинувшись на диван, тот расплылся в блаженной улыбке.

— Будешь? — по привычке спросил Дрейк.

По привычке он замотал головой в стороны.

Знакомая компания окружила их столик, относя его к болтовне, каким-то сплетням. Не прошло и пяти минут, как все стали обсуждать новые тренды с Мистером Киром, его Инстаграм, где контрастные цвета и едкий черный сплелись в одну неистовую симфонию. Его утешали, говоря, что биполярное расстройство — не приговор. Что это нормально — чем-то отличаться от других. И Кирилл кивал им, с улыбкой смотря в одну точку.

Когда все пошли к бассейну, он поднялся наверх, в одну из комнат. Из панорамных окон, в полутьме, открывался вид на Майами. Сев на подоконник, Кирилл наблюдал за огнями у береговой линии, за тем, как передвигает океан свои волны. Вокруг столько красоты: десятки небоскребов самого разного строения, пальмы у всех дорог, везде, где только можно. Весь город искрится светом, столько дорогих машин с ревом проносятся по его улицам. Это похоже на мечту, на сон, что вот-вот прервется серой бездушной реальностью. А он только и ждет этого.

Кирилл вздрогнул.

— Эх, чувак, я так и думал, что найду тебя здесь.

Дрейк смотрел на него уверенным всезнающим взглядом. Кир лениво повернулся к нему.

— О чем грустишь?

Тот покачал головой.

— Да ладно тебе, я знаю, что твой диагноз — просто часть пиара. Странно, что ты других водишь за нос. Послушай, — наклонился он к Киру.

— Я знаю, что такое — осуществить свою мечту. Это не фейерверки, а пропасть. Поверь, я знаю, о чем говорю. Когда я стал известным рэпером, первое, о чем я себя спросил, это: а что теперь? Понимаешь, нам хорошо, пока есть куда стремиться. Мы счастливы на пути к цели, а потом депрессия, потеря себя, апатия. Поэтому ты и пошел к психологу.

Кирилл хотел что-то ответить, но вовремя опомнился. Он просто кивнул ему.

— Я знаю, что ты чувствуешь, бро. В такой период меня спасало лишь это.

Дрейк показал на пакетик с порошком. Молчание он счел за знак согласия.

Сотни огоньков мелькали впереди, пока Дрейк отделял дорожку, а Кирилл говорил себе: "Я справлюсь без этого".

— Да брось ты. Один раз-то можно. Говорю тебе, без «снега» я бы погиб раньше, чем вышел мой золотой альбом, — сказал он, словно прочитав его мысли.

Кир долго не отвечал ему. Он в сотый раз пытался перестать гонять по кругу одни и те же мысли. Одни и те же вопросы, что почковались в его извилинах словно сорняки, сея собой тревогу. Но в ответ на них лишь начинало болеть тело. В спине лишь появлялся спазм, заставляя Кирилла судорожно расправлять плечи.

Он проигрывал. Тьма сжимала рассудок, вызывая головную боль. Кир отчетливо ощущал, что сходит с ума. Что поток мыслей просто разрушает его.

— Давай, — наконец ответил он.

Вдох — и все исчезло. В голове наступила тишина, и он вновь излучал собой счастье.

***

Употреблять надо было незаметно. Кирилл все чаще был вне дома, а мысли о кокаине все чаще преследовали его.

Сначала он пытался противиться этому. Отслеживал дыхание, погружался во все, что окружает его — какого цвета стены, пол, что прямо сейчас у него в руках, и кто находится рядом. Техника заземления помогала временно вытеснить жажду. Но вскоре Кирилл понял, что так жить не может.

Можно терпеть боль, зная, что однажды она уйдет. Что на ее месте будет что-то другое, и ждать этого. Но как жить, когда понятия не имеешь, что сможет перекрыть ее? Разум мечется в поисках выхода. Смотрит за угол каждой возможности, но ничего не находит в ней. Куда не пойди, все бессмысленно и пусто.

Кирилл шел по Бродвею и думал об этом. Ничего не могло заставить его поднять голову. Но вот миг, какое-то наитие, и он взглянул в небо. Там самолет отсвечивает крыльями солнце.

Когда-то Таня улыбалась при виде него. Говорила, он — верный знак, что ты на верном пути, что все к лучшему. Для нее самолет был символом надежды, того, что ты тоже взлетишь, подобно ему в ясном небе. Но увидев белые полосы, Кирилл даже не вспомнил о ней. Все его сознание занимало то, как они исчезали с одной стороны и продолжались с другой. Словно кто-то поглощал их и погружался в кайф. Бесконечный. Потому что они не заканчивались.

Задрожали колени. От предвкушения расширились ноздри. Все трудности уже норовили уйти, и тело говорило: дай мне это. Дай, и все пройдет. Дай!

Тогда Кирилл остановил такси и назвал свой адрес. Он все еще пытался отговорить себя, судорожно ища причину не употреблять, но не находил ее. Не было ни одной причины жить трезвым дальше.

Откинувшись на сидение, Кирилл скомандовал водителю ехать быстрее. Закрыл глаза. Бороться сил больше не было.

Придя домой, он быстро достал из кошелька карту. Опустошив пакетик, он разделил на дорожки порошок и придвинулся к ним носом. Так очередной день был успешно прожит им.

Но вскоре ему надоело срываться домой. Да, носить дозу с собой было опасно, но Кирилл уже давно стал невосприимчив к риску.

Пока он думал, куда спрятать ее, подходящий вариант все это время был в его левой ладони. Взглянув на нее, Кирилл усмехнулся. А ведь отсеки палетки идеально подходили ему. В прямоугольную выемку с фотографией он положил таблетки экстази. Из второй он выложил шафран, засыпав ее коксом. Получилась идеальная дорожка.

На вечеринках никто ни о чем догадывался. Кирилл говорил, что ему нужно подвести глаза и уходил в туалет с Таниной палеткой. Резкий прилив самодовольства все связывали с новым витком его карьеры. Диор подписал с ним контракт, сделав Мистера Кира звездой первой величины. Его чрезмерная уверенность и дерзость были вполне уместны.

Концертов стало в два раза больше, ближайшие полгода были плотно забиты ими. Кирилл летал из штата в штат, проводил туры по Европе, Японии, Южной Америке.

Мегаполисы мелькали перед глазами, овации толп оглушали его. Отели, кабриолеты, вина за 10.000 баксов, бассейны с видом на лучшие места человечества. Все это резкими вспышками проносилось перед ним. Но в памяти не оставалось ничего, кроме рек кокаина и мокрых глаз ночью.

Не было ни одного концерта, где Кирилл оставался бы трезвым. Выходя на сцену, он чувствовал себя королем мира. Выливал на толпу целый шквал эмоций, и люди словно сливались с ним, теряли себя под его натиском. Казалось, безумием пропитывался даже воздух.

Три часа он был Сатаной во плоти. Три часа он проливал на сцене пот, уносимый ритмом и штрайками. Подводка стекала с его подкрашенных век, тело пульсировало энергией. Даже в буйстве софитов Кир видел взгляды, направленные на него. В них читалось одно: «Ты — тот самый человек, который занял собой наш разум. Ты — главный для нас, ты». Но у этих взглядов давно кончились батарейки, и Кирилл хотел видеть в них что-то большее. Но не знал, что. Ничего не спасало от ощущения, что он один в целом свете.

После очередного тура ему позвонил отец. Контакт высветился на экране, но Кирилл не сразу взял трубку. Это ведь, наверняка, очередной глюк — в последнее время они слишком часто донимали его. Особенно на «отходах». Часто сознание принимало за реальность то, что ему хотелось, и Кирилл привык к этому. Отвечая на звонок, он был уверен, что услышит кого угодно, но не отца.

— Сын, слышишь меня?

— Да, — неуверенно ответил Кирилл. Такое обращение он впервые слышал к себе.

— Мы собираемся прилететь к тебе через пару недель. Ты будешь в Лос-Анджелесе или Нью-Йорке?

«Я что, в коме?» — пронеслось у него в мыслях прежде, чем он вышел из ступора.

— В Нью-Йорке.

— Хорошо, тогда ближе к делу я позвоню тебе.

Разговор закончился, и Кирилл звонко ударил себя по щеке. Но так и не проснулся. Только после этого восторг, удивление и радость стали постепенно сливаться в его сердце.