Таня поехала в кофейню. Калеб предложил ей встретиться там. Сняв пуховик, она осталась в потрепанном худи. Серый капюшон натянула до самого лица и с виноватой улыбкой подошла к его столику. В нем все сжалось. Ее вид сказал за нее все, что она пережила этой ночью.

Не говоря ни слова, он обнял ее. Повиснув на его руках, Таня тихо сказала:

— Ты лучше всех знаешь, что мне нужно.

Он медленно кивнул.

— Я закажу тебе раф.

— Мне бы что покрепче, — попыталась пошутить она.

Калеб серьезно взглянул на нее.

— Даже не думай,

Он направился к стойке. С теплом Таня смотрела вслед его грузной походке. Впервые она видела его не в черном плаще. Без кулонов с амулетами и браслетов. Словно темно-зеленый свитер он надел специально, чтобы успокоить ее. Эта мысль грела душу. Ведь у нее есть люди, которые позаботятся о ней.

Вернувшись к столику, Калеб с удивлением обнаружил у нее улыбку. Красноватые глаза искорками смотрели на него.

— Ты чего?

— Да так, все нормально. Просто радуюсь, что у меня такие друзья. Ты всегда расскажешь мне о транзитах планет, сделаешь расклады. Заваришь чай и выслушаешь меня. Даша переведет любую проблему в шутку. Рома предложит из нее логический выход. Не знаю, чем я заслужила вас. Кажется, что взамен я ничего не даю вам.

— Не говори глупостей. Ты для всех словно солнце.

— Без Кирилла я ничто.

Калеб глубоко вздохнул, закрыв рот рукой.

— Пей раф, — указал он на стакан. Таня послушно кивнула ему.

— Это не любовь.

Фраза прозвучала так неожиданно и резко, что чашка в ее руках чуть не упала на пол.

— Ты не должна постоянно жертвовать собой, потакать его слабостям, терпеть выходки. Любовь — это компромисс, а не попытки быть удобной тому, кто любит лишь себя.

— У него просто сложный период, — вытерла она салфеткой ложечку.

— Вся его жизнь — это сложный период.

— Не говори так.

Калеб глубоко вздохнул. От этого блеска в глазах нет нужных слов. Он знал — скажет еще одно, и Таня не сдержит слезы.

— Хорошо.

Они молча пили кофе. Посетители кофейни какое-то время позволили им раствориться в их голосах, своих мыслях, шуме кофемашины, но люди быстро разошлись, и тишина вновь вернула ребят друг к другу.

— Ты уже точно едешь с ним в штаты?

Таня зажала руками лоб. Кудри мелкой рябью повисли над ними.

— Не знаю. Мы не обсуждали это. Но как я могу не поехать? Ведь это означает расстаться с ним, забыть все, что было, а я, наверное, однолюб.

Она думала, что увидит в его лице рациональность мудрого взрослого, но, подняв глаза, обнаружила на себе все тот же серьезный всепонимающий взгляд.

— Ты не можешь знать это наверняка. Нужно хоть раз вступить в отношения после первых.

— Я знаю, как это будет. Конечно, я влюблюсь в кого-то еще, буду растворяться в нем, ловить каждое его слово, потом отторжение, потом вновь тепло, но… В моей голове начнутся сравнения, условности. Я буду думать, насколько достоин этот человек, уделяет ли он мне достаточно времени, по каким параметрам он хорош, а чего из того, что мне нужно, нет в нем. С Кириллом не так. Я много раз думала, что, что он должен сделать, чтобы я разлюбила его. Убить человека, ранить, истерзать меня? Нет. Ничего не изменится.

— Это неправильно, — как отрезал Калеб.

Таня лишь молча кивнула ему.

— В любом случае, — с осторожностью начал он.

— Я всегда помогу тебе. Если что-то случится, тебе есть к кому лететь. Просто знай это.

Она взяла его за руку. Пальцы сами потянулись к центру стола, к большой теплой ладони. Тогда Таня впервые увидела его улыбку. Настоящую, без полуоборотов губ. Это было что-то радикальное. Она настолько преобразила его лицо, словно до этого Калеб носил лишь грубую фарфоровую маску. Теперь каждая складка озарилась светом. Брови поднялись вверх, и без их нависания темнота его глаз больше не казалась мрачной. Она стала звездным небом, чем-то теплым и заволакивающим, и Таня далеко не сразу смогла отвести от нее взгляд. Это было слишком красиво.

— Так вот, — вернулся он к прошлой теме.

— Я не пугаю тебя, просто хочу предупредить. Ты говорила, Кирилл родился 17 декабря. Я посмотрел его соляр, и, если честно, год его ждет довольно… странный.

— О чем ты? — поддалась Таня вперед всем телом.

— С ним произойдет много хорошего и плохого одновременно. Не хочу программировать тебя, но будь осторожна. Он сильно изменится и не только из-за карьеры.

— А из-за чего тогда? — спросила она едва слышно.

— Что-то по восьмому дому. Большие деньги, смерть, наркотики. Он что-то потеряет. То, что больше никогда не вернет. Это может его разрушить.

Какое-то время они молчали. Переваривая услышанное, Таня словно выпала из реальности. Мимо них прошла толпа туристов, но ее взгляд по-прежнему был обращен в себя. К их столику подошел бариста. Он спросил, все ли им понравилось, на что Таня резко повернулась к Калебу:

— А еще это секс. Не удивлюсь, если он был слоганом для него этой ночью.

Он махнул парню рукой и в смятении взглянул на подругу. Казалось, кто-то другой сказал за нее эти строки — уверенность и злость слились в ее голосе. Но Таня словно не заметила этого. Она смотрела в окно. Со всей силой всасывала из трубочки раф, вбирая с краев стакана даже пенные остатки.

— В этом я сомневаюсь.

— Почему?

— Просто сомневаюсь.

Закрыв глаза, Таня с усмешкой покачала головой. Тогда она и не знала, как была красива в этом затертом худи. Как неуложенные, растрепанные кудри, шапочкой повисшие над шеей, придавали ее уставшему виду шарм французских драм. Их героинь, чьи слезы, истерики, самые ужасные состояния выглядели как недостижимый идеал. Это их фотографии девчонки ставят себе в соцсети, а музыканты делают обложкой своих альбомов. Казалось, кто-то специально подобрал эту кофейню для съемок самого пронзительного эпизода ее жизни.

— Здесь приятная аура, — сказала Таня, словно прочитав мысли Калеба.

Он кивнул ей.

— Поэтому я и позвал тебя сюда. В этом месте люди становятся другими. Словно оставляют где-то далеко круговорот жизни и, наконец, внимают себе. Почему-то мне приятно видеть это.

Таня умиленно улыбнулась ему. Через час ей и вправду стало лучше. Она долго говорила с Калебом, на время отпустив все, что гложет ее.

***

Он проснулся в темной холодной комнате. Ветер из окна доносил до него рев машин и чей-то истерический, почти безумный смех.

Поднявшись с дивана, Кирилл тут же упал на него обратно. Перед ним все плыло. Какое-то время он смотрел перед собой, ритмично вдыхая воздух. Потом стал обводить взглядом комнату. С полок шкафа на него смотрели вязаные игрушки Тани, ее фотографии. Они напомнили ему о том, что произошло этим утром.

«Тань!» — хотел крикнуть он, но голос подвел его. Пришлось встать.

Медленно передвигая ноги, Кирилл проверил все комнаты. Дважды. Ее не было здесь. Лишь ледяные потоки воздуха везде встречали его.

Закрыв все окна, Кирилл надел свитер, но ткань не грела его. Сердце слишком прочно было окутано ледяной паутиной. Оно замерзало еще больше, когда в голове всплывали новые подробности случившегося.

Ноги сами привели его к окну. Глаза не моргали, а лишь вбирали в себя огни города. Кирилл смотрел на дорогу, на движение людей, их тени. На коричневое небо и снег, что пытался скрыть его.

Никаких чувств. Ничего, кроме разъедающего одиночества. Такого, словно весь мир живет своей жизнью, а ты стоишь где-то на северном полюсе. Кругом лишь снег, безграничное ледяное пространство, а небо полусферой повисло над ним. Просто потому, что нависать больше не над чем.

Кирилл не заметил, как вдоль вен на руках стали стекать слезы. Чувствам стало слишком тесно в его душе, но он все еще не хотел осмысливать их. Резкий поворот ручки, и зимний воздух с силой ударил ему в лицо. А с ним звуки сирен, голоса, скольжения колес и смех, смех, смех.

Он зарыдал. Отошел к стене и вскоре скатился на пол. На мгновение утих, подумав о том, что все происходящее выглядит ужасно глупо.