Отец нахмурился и взглянул на Джонотана исподлобья, но решения своего не переменил. Он ещё крепче сжал кулаки и подтвердил:

— Этот человек не пират! И то, в чем я виноват, заслуживает кары. Но не смертельной. Так и он не заслуживает смерти, о великий аль Гаффар. И я не мгновения не сомневаюсь, что ты сделаешь правильный выбор.

— Я уйду, Сезар, — промолвил наконец Джонотан, и его глубокий голос разнесся по всему залу. — Ты прав. Твой приговор не может быть смертельным. Сама жизнь покажет тебе, чего ты заслужил.

— Я не знаю, что движет твоей ненавистью, валадэй, но не позволю тебе омрачать мое торжество сегодня, — пригвоздил его Орахан, терпеливо выслушавший обе стороны. — А теперь ты уйдешь и больше никогда не ступишь на берега Шарракуума. Иначе твоя голова украсит мой двор, — в сверкнувших холодом глазах Орахана не было ни тени сомнений, — я не бросаю слова на ветер.

— Прошу твоей милости, о мой господин, — сказав это на энарийском, чтобы меньше людей услышали, Агата замерла, боясь, что следующие слова станут для Орхана поводом отрубить чью-нибудь голову. — Прошу под свидетельством Луны, которой я посвятила этот танец, прошу позволить мне… поговорить с этим человеком наедине.

— Поговорить… с ним? — едва заметно приподнял бровь Орхан аль Гаффар, будто не был до конца уверен в том, что только что произнесла его нареченная.

Однако даже этого незаметного движения хватило, чтобы его стража ещё теснее обступила их со всех сторон и угрожающе потянулась за остро наточенными саблями.

— Этот человек мне… как родной брат, — твердо проговорила ему Агата не глядя на Джонотана, скованного стражниками по рукам и ногам, унимая дрожь, от которой уже колотило всё тело. — Он не желает зла. Дозволь мне сказать ему несколько слов на прощание, прежде, чем он покинет эти земли.

Все собравшиеся недовольно гудели, не слыша просьбы и разговора Агаты с Орханом, и совершено точно жаждали продолжение зрелища. И им было неважно, будет ли Агата снова танцевать, будут ли стражники ловить преступника или кого-то, например, казнят прямо посреди этого торжественного зала.

— Я не могу, али айиза…* — задумчиво начал Орхан на ануарском, обходя Агату и оглядывая с ног до головы, а после прибивая тяжелым непроницаемым взглядом замершего на месте Джонотана. — Это немыслимо, — добавил он тоже на энарийском.

— Ты не посмеешь нарушить древние законы, — вскинула к нему голову Агата, упрямо ловя непроницаемый чёрный взгляд, точно плотное покрывало окутывающий с ног до головы. — Я взываю к твоей справедливости, о великий и милостивый повелитель, ведь твое имя, Орхан аль Гаффар — милосердный и справедливый, свидетельствует о ней. Я вышла к тебе, как есть, открыто и честно. Под именем великой Луны, моей вечной покровительницы. И готова принять ваши законы, если вы сами — готовы их уважать.

Орхан подхватил её за подбородок и растянул губы в одобрительной улыбке. Казалось, ещё немного — и он забудет про тесный круг стражи, про обвинение Джонотана, про саму свадьбу, а просто притянет её к себе для требовательного поцелуя. Агата не могла унять дрожь, но продолжала упрямо смотреть в большие, затягивающие в глубину выпуклых круглых глаз зрачки.

Этому ануарцу следовало родиться с даром — и тогда ей не пришлось бы танцевать перед ним в тонких золотых цепочках, дрожать сейчас всем телом, ощущая его власть над своей судьбой и судьбой Джонотана.

Но нет, дар достался Хайрату, который наверняка, чуть что пойдет не так, заставить всех плясать под свою дудку, а Орхану нужна она — обнаженная, добровольно готовая лечь в его постель и передать силу артефакта, что сейчас сковывает ногу.

— Ты умна, али айиза. Мне стоит тебя бояться, — сказал Орхан, не выпуская из своей хватки. — Ты похожа на своего отца, только он уже стар и его ум не такой цепкий…

— Пожалуйста. — Агата медленно и осторожно сглотнула, не шевелясь, но и не выдывая страх. — Выполни мою просьбу, и я стану твоей, как и обещано.

— Хорошо.

Орхан коротко усмехнулся в свою ухоженную бороду, убрал ладонь, разгладив щетину, и потом развел руки.

— Наедине, — твердо повторила Агата, наяву ощущая, как жжет лопатки взгляд Джонотана. — Это личный разговор, и никто больше не должен его услышать.

— Не такой свадебный дар я ожидал тебе преподнести. Но будь твоя воля, — Орхан повелительно взмахнул рукой, приказав страже проводить Агату и Джонотана в комнату позади торжественного зала.

Там было темно и тесно, окна прикрыты шторами, а низкий диван располагал к тихому послеобеденному отдыху. Перед Агатой стражи расступились, а Джонотана втолкнули следом — и он быстро прошел внутрь, не оборачиваясь.

Стража закрыла дверь с решетчатым окном наверху и скрестила сабли, сторожа выход. Больше из этой комнаты деться было некуда. Агата, придержав на плечах палантин своего будущего мужа, резко повернулась к Джонотану.

— Не знаю, что у тебя был за план, но он провалился! — быстро сказала она, чувствуя дрожь и от ярости, и от страха, и от того, что они на волоске от гибели, а Джонотан пришел сюда вовсе не её спасать.

— Да, моя цель была ясна и люди готовы, до тех пор, пока ты не вышла на танец, — медленно отозвался Джонотан, подходя к ней ближе. — Быть может, мне и вовсе не стоило приходить… али айиза?_______________*али айиза — моя дорогая (ануар.)

— Да как ты смеешь, — Агата вскинула руку к горлу, дрожащими пальцами оттягивая цепочку: на мгновение ей показалось, что она задыхается. — Думаешь, я мечтала оказаться перед всеми этими людьми? Выставлять себя напоказ? Да я ночь не спала, потому что думала, что мне отрубят голову! И знаешь почему? Потому что я сбежала, пыталась разузнать хоть что-то о тебе, я отправилась в ночи в публичный дом, зная, что там Вильхельм — потому что он последний, кто видел тебя! Я рискнула всем… — Неужели ты думала, что я не приду за тобой? — перебил Джонотан, глядя на неё исподлобья и подходя ещё ближе.

Сложно было не любоваться им, не смотреть, как жадно смотрит он ей в глаза, как порывисто вздымается его обнаженная грудь от ярости и желания её защитить. Но приказ Орхана, все эти стражи, готовые по любому движению убить любого — отсюда не выбраться!

Как долго она мечтала увидеть Джонотана так близко, и как ужасны обстоятельства, в которых это случилось. У них всего несколько мгновений на разговор, прежде, чем их прервут. И лишь небольшой шанс уйти отсюда живыми.

— А ты за мной пришёл? — в тон ему заговорила Агата, нервно кутаясь в шаль. — Хотя теперь уже неважно. Меня… поздно спасать, Джонни.

— Обряд состоится только на закате, Агата.

— Нет. Ты уберешься из этого города, сядешь на корабль и будешь в безопасности!

— Агата!

— Я не хочу, чтобы твоя голова пополнила коллекцию Орхана на ограде! — почти прокричала Агата и выставила вперед дрожащую руку, другой удерживая палантин, когда Джонотан дернулся было к ней.

Он замер глядя на нее тяжелым, пристальным взглядом, от которого сердце болезненно сжалось, а по телу прокатилась горячая волна. Но Агата не позволила себе отвлекаться и мечтать о его объятиях:

— Уходи, Джонотан, — проговорила она, стараясь, чтобы голос не дрожал, — а за меня не беспокойся: Орхан добр и будет мне прекрасным мужем.

— Ты сошла с ума.

— Не больше, чем ты, когда решил заявиться сюда в облике тени. И даже всей твоей магии едва ли хватит, чтобы одолеть всех этой силой, правда ведь?!

— Агата, послушай же меня!

— У нас нет времени, и если сейчас…

— У нас всё время мира. — Джонотан подхватил её под талию, прижал к своей обнаженной груди так, что цепочки на её теле под сползшим на бок палантином впились в его кожу.

Это было и больно, и горячо, обжигающе горячо, и у Агаты вмиг подкосились колени, а силы что-то возразить — испарились. Сколько ночей она засыпала и мечтала об этом моменте? Сколько раз представляла, что однажды Джонотан сделает это — прикоснется к её губам, чтобы она точно узнала, ей не одной кажется эта близость жизненно необходимой. Как родник в этой проклятой восточной пустыне, как самая желанная на свете вещь, которая жжется в груди нестерпимым пламенем, как воздух для того, кто уже отчаялся дышать.