Утомившись от неподвижного воздуха в комнате и спешных сборов, Агата устало перевела дух. Склонившись к левой стопе, поставленной на стул, она осторожно принялась натягивать чулок с кончиков пальцев, медленно раскручивая тонкую шелковистую ткань, так и норовящую порваться.

Густые кудрявые волосы, еще влажные после мытья, рассыпались водопадом и упали на лицо. Агата сердито перекинула копну волос через плечо и выдохнула, убирая мелкие прядки с лица — и без них ужасно жарко! И как во всем этом она ещё будет танцевать!

Агата — единственная наследница торговой империи ди Эмери — родилась на закате лета, и сама была непостоянной и порывистой, точно переменчивые дни сбора урожая, то обжигающие зноем, то сменяющиеся грозами, предвещающими скорую затяжную непогоду.

Вот и сейчас от предвкушения приёма, который устраивал отец в честь ее дня рождения, она дошла до злости на чулки, которые, конечно же, должны быть на благородной кирии, даже если никто их и не увидит.

А всё эта мода из чужой столицы — откуда прибыли гости. Ну да, у них в прохладу можно и чулки, и пышные платья, и даже парики с кудрями надеть. Агата выпрямилась и снова устало откинула свои пряди за спину. У неё свои ничуть не хуже…

Несмотря на праздничный день и шумную суету слуг из-за предстоящего ужина и приёма с танцами, ее утро прошло, как и всегда, за занятиями. И если из точных наук отец позволял, как он сам выражался, “забивать” голову наследнице только арифметикой и, и снисходительно относился к ошибкам, то по предметам, считавшимися необходимыми для девиц ее возраста и положения, спрашивал со всей строгостью.

Окна комнаты, как назло, выходили на южную сторону, и духота в солнечные дни только усиливала страдания Агата, которая в очередной раз слушала о том, как надо вести себя в обществе воспитанной кирии, как она должна бы скромна и учтива. Боги. Это все она прекрасно усвоила еще в детстве. Гораздо интереснее было бы путешествовать с отцом, увидеть незнакомые страны, людей, и, может, помогать отцу заключать важные сделки.

Но отец, хоть она и была единственным ребенком, не торопился рассказывать ей о деталях семейного дела. И, как считала сама Агата, прочитавшая в библиотеке даже книги по устройству рынка, о торговых путях и экономике, это было весьма несправедливо.

Погруженная в свои мысли и слишком занятая поиском чулка Агата не обратила внимания на шорох и осторожные шаги, раздавшиеся с небольшого открытого балкона, выходящего в тенистый сад.

Внезапно скрипнули ставни, и Агата резко обернулась на звук. Никого. Ей показалось, или это долгожданный ветер? Но листва дикого винограда и жимолости, цепляющихся за кованые перила, была неподвижна, садящееся солнце слепило глаза и не давало ничего разглядеть в теплом золотистом мареве.

— Не это ли ищете, госпожа? — раздался вдруг из-за спины насмешливый голос, а на глаза легла тонкая, полупрозрачная ткань потерянного чулка.

Агата собиралась заорать и отскочить, но горячая ладонь легла ей на талию, ее развернули к себе, и тут же ладонь незнакомца прижалась к губам.

На лице мужчины была маска, закрывающая нос и подбородок, оставались только горящие глаза из-под темных взлохмаченных прядей. Агата попыталась ударить наглеца и позвать на помощь слуг, но он легко толкнул ее к комоду с зеркалом, заставив упереться в него бедрами, а сам не выпускал из объятий.

В панике Агата успела нашарить рукой тяжелый, богато инкрустированный гребень, привезенный отцом в одну из деловых поездок, и почти ударила мужчину с размаху, но тот успел перехватить ее руку, хоть и не больно, но сильно сжав запястье, из-за чего она разжала пальцы.

Гребень упал куда-то под ноги, а вместе с ним и сердце Агаты, которая только сейчас почувствовала настоящий страх.

— Отец… — начала было Агата, отбрыкиваясь ногой, одетой в чулок, когда никакого больше "оружия" не нашлось под рукой.

— …”прости меня, я была плохой девочкой?” — голос прозвучал насмешливо, а глаза сверкнули, когда грабитель перехватил ее запястья, удерживая, и на мгновение прижал своими бёдрами к комоду. — И не кричи, — продолжил он тем же тоном, — и тогда я тебя не обижу.______

Вторая его рука скользнула от талии по бедру, заставив Агата застыть больше, чем прозвучавшие слова, а потом незнакомец… опустился на одно колено, и его горячая ладонь обхватила голую щиколотку.

Агата настолько была ошеломлена внезапным вторжением, что не могла пошевелиться — а руки грабителя тем временем принялись натягивать чулок на босую ногу, которую он поставил на свое колено. Она качнулась и, стремясь обрести равновесие, ухватилась рукой за его плечо.

— Что вы себе позволяете, — прошептала Агата, подрагивая, то ли от ужаса, то ли от щекотного ощущения пальцев, ловко раскатывающих всё выше по ее обнаженной ноге тонкую ткань.

— Я очень странный грабитель, да, кирия? — усмехнулся незнакомец, пока Агата судорожно пыталась понять, звать ли на помощь, и не зарежет ли в таком случае он её прямо сейчас. — Не отбираю вещи, а возвращаю законным владельцам. Как вот этот прекрасный предмет вашего гардероба…

От звука его бархатного голоса по коже бегали мурашки. Агата боялась дернуться, опасаясь, что этот человек душевнобольной и может вмиг из ласкового наглеца стать убийцей. Вдруг его подослали к отцу? И Агата лишь помеха на этом пути.

Она сглотнула, ожидая момент, когда можно было бы попытаться снова его ударить, но горячие руки поднялись слишком высоко по бедру, и перехватило дыхание.

Грабитель тут же убрал руки от ее обнаженной кожи и резко поднялся, но не отстранился и не схватился за оружие, а наоборот, подался вперед, нависнув и обхватив пальцами ее за подбородок. Его глаза смеялись, и Агата снова задохнулась — на сей раз от того, что узнала этот взгляд.

— Джонотан ди Арс! — задохнувшись от гнева и стыда, Агата уже безо всякой боязни отпихнула его двумя руками.

— К вашим услугам, моя госпожа, — он, отшатнувшись, снял воображаемую шляпу и кивнул с изяществом титулованной особы, отступая ещё на шаг. Стянул послушно маску с лица, больше ненужную, потому что его узнали. Агата с жадностью вглядывалась в знакомые, когда-то такие любимые черты: твёрдый, чётко очерченный подбородок, мягкая темная щетина, красивые губы, подрагивающие в улыбке. Его тёмные глаза сверкнули, а рука трагичным жестом прижалась к груди. — Но кажется, вы совсем не рады меня видеть… Тогда, пожалуй, мне придётся забрать осколки того, что было моим сердцем, и уйти…

Он проворно шагнул в сторону распахнутых в тёплый вечер балконных дверей.

— Ну-ка, стой! — Агата бросилась за ним, схватив на сей раз тяжелую книгу из тех, что давал изучать отец. И без колебаний запустила в негодяя, который ловко, точно дикий кот, увернулся от удара.

— Ни весточки за три года! — она замахнулась ещё раз, на этот раз под руку подвернулось деревянное пресс-папье.

— Я думала ты погиб! Или тебя взяли в плен пираты! — пресс-папье упало куда-то на кровать, утонув в мягких подушках, писчая бумага из аккуратной стопки разлетелась по ковру, и Агата решила, что кулаки тоже подойдут в качестве весомого аргумента.

— Что твой дурацкий корабль налетел на рифы, которые проломили твою глупую голову! — продолжала кричать она, молотя кулаками по его крепкой груди. — Что б тебя кракен сожрал за то, что ты… ты мог бы написать!

— Как же я рад, что ты всё та же дикарка, — поднимая руки, ухмыльнулся Джонни.

— Дикарка? — она задохнулась, и ловко поднырнув под его руку, которой он прикрывал голову от ее гнева, с размахом отвесила звонкую и сильную пощечину, в последний момент разжав кулак. И замерла, неожиданно испугавшись и уставившись на него широко распахнутыми глазами. — Ох, Джонни… прости…

— Узнаю эту тяжелую руку, моя очаровательная драчунья, — усмехнулся он, потирая смуглую щеку, на которой заалел след ее пальцев, — но ты опять забыла, что надо сжимать руку в кулак. Вот так!

С эти словами, он легонько толкнул ее в плечо, сделал ловкую подсечку, и подхватил, когда Агата, не ожидавшая подобного, чуть не рухнула спиной на ковёр.