О, боги! Она сжала кулаки так, что ногти впились в ладони. Что же делать? Он же не будет… он же не возьмет ее силой?

— У меня есть превосходный ром, — Вильхельм отвернулся к столу, звякнуло стекло, — помогает от душевных переживаний, холода… да вообще от всего!

Бежать, надо бежать!

Агата лихорадочно огляделась, она не успеет выскочить за дверь, но если… Взгляд упал на тяжелый литой канделябр. Дальше она уже не думала, вскочила, хватая канделябр, и замахнулась, чтобы опустить импровизированное оружие пирату на голову.

Вот только не учла, что канделябр окажется очень тяжелым, а коварная волна качнет корабль так не вовремя!

Удар пришелся Вильхельму по руке. Тот зашипел раздраженно, но все, чего она добилась — это то, что он выпустил бутыль с ромом.

Хрусталь брызнул осколками вперемешку с янтарной жидкостью, забрызгивая пол и ее босые ноги. Резко и неприятно запахло алкоголем. Жесткая рука вырвала из ее вмиг ослабевших пальцев канделябр и, словно легкую деревяшку, отбросила в сторону.

Раздался грохот, от которого Агата содрогнулась всем телом, а в следующую секунду оказалась со сведенными за спиной стальной хваткой руками.

— Знаешь, что не должны делать хорошие маленькие рыбки вроде тебя? — голос Вильхельма утратил шутливые нотки.

С легкостью удерживая ее запястья за спиной, он подтолкнул ее к столу так, что Агата не удержала равновесия и практически рухнула на столешницу грудью, зелёное сукно неприятно обожгло щеку.

— Думать, что они опасные пираньи! Иначе придёт нехороший пират и преподаст небольшой урок.

— Пустите, меня, — Агата, задыхаясь от ужаса, забилась в его руках, когда уверенная рука легла ей на бедро, сминая и сдвигая вверх подол ночного платья.

Вильхельм погладил обнажившуюся кожу, наклонился к ее уху:

— И что мне за это будет?

Сквозь тонкую преграду ткани она спиной чувствовала холодящий металл пуговиц его сюртука, пугающую тяжесть тела и то, как мощно и ровно вздымалась и опускалась его грудь в такт участившемуся дыханию.

— Пустите же, — Агата попробовала выкрутить руки из его захвата, но не вышло: он держал крепко, не причиняя особенной боли, но так, что она даже не смогла сдвинуться.

— Предположим, я тебя отпущу, — уверенные губы оставили след легких поцелуев от уха до основания шеи, вырывая вздох и щекотные мурашки, — и куда ты денешься? Мы посреди моря, на корабле ты — единственная женщина…

Пока Агата дрожала от обманчиво-мягких поцелуев, тяжело дыша и подрагивая в тщетной попытке вырваться, Вильхельм продолжил движение ладони вверх: едва дотрагиваясь пальцами скользнул по нежной коже внутренней стороны бедра и остановился, коснувшись кружева.

Агата тоже замерла, разрываясь от эмоций: ей хотелось вырваться из ненавистного захвата и, вместе с тем, она понимала, что этот пират прав — ей просто некуда бежать.

«Это не Джонни! Ох, если бы только Джонотан успел и вытащил её!»

Она рванулась ещё раз, выгибаясь изо всех сил, выворачивая руки, и постаралась лягнуть наглого пирата ногой, но добилась только того, что он еще сильнее вдавил ее в стол и прижался бёдрами.

— Какая шустрая рыбка, тш-ш-ш, не брыкайся и не серди меня.

Он потянул ее запястья немного вверх, перехватывая поудобнее, раздался шорох, а потом ее запястья плотно обхватила шёлковая ткань, как будто платок, который он снял с шеи.

— Вот так, рыбка моя, теперь, когда ты не будешь мне мешать, нам будет гораздо удобнее разговаривать, — горячая ладонь отпустила связанные за спиной руки Агаты и легла на поясницу. — На чем мы остановились?

— На том, что вы отпустите меня, а я уж разберусь, куда денусь, — буркнула Агата, из последних сил пытаясь занять менее унизительное положение, но всё было тщетно: пират держал её намертво.

Агата уткнулась лбом в поверхность стола и тяжело дышала, пытаясь собраться с силами, чтобы хоть как-то вывернуться из хватки.

— Да-а-а, точно, именно на этом, — вторая рука вернулась на ее бедро, скользнула вверх и легла на кружево, поглаживая сквозь него, Агата рвано вздохнула, — Сколько же одежды носят девушки. И это ночное платье? Ужасно…

Он смял ткань и отодвинул ее до талии, обнаженная нежная кожа покрылась мурашками, Агата забилась, едва ли не зарычав от бессилия и злобы.

— Да как вы смеете!

— Хм, действительно, — пальцы покружили вокруг самых чувствительных мест, дразня и против воли срывая прерывистый вздох с губ Агаты, — Я — капитан на этом корабле, рыбка моя. И делаю, что хочу. А если меня не слушаются… старина Харт вот не послушался и притащил тебя на корабль.

Пальцы описали ещё круг и дотронулись там, где Агата боялась ощутить прикосновение, она вздрогнула, протестующе дернулась, но Вильхельм усилил давление на поясницу, вынуждая прогнуться и прижать бёдра ещё плотнее к столешнице.

— Знаешь, что будет с Хартом? — большим пальцем одной руки он погладил ее крестец, а вторая огладила обнаженные ягодицы.

Агата молчала, судорожно выдыхая, губы пересохли, сердце билось где-то в горле от ужаса и того, что его прикосновения творили с ее телом.

Пальцы ещё раз погладили ягодицы, а потом кожу внезапно обожгло болью, Агата вскрикнула, содрогнувшись всем телом, уже сама вжимаясь в стол.

— Любого, кто приведёт женщину на корабль ждёт плеть, — Вильхельм вновь наклонился, и горячие поцелуи обожгли шею, жесткая щетина царапнула кожу, а наглая ладонь погладила ягодицу, горевшую от шлепка, словно в попытке загладить вину. — Гораздо больнее, чем это, а Харт не пытался меня ударить…

— Пустите меня! Вы не… прошу вас. Мой отец сделает всё, чтобы выкупить меня. Если вы не тронете… — Агата с пылающими щеками, готовая расплакаться то ли от унижения, то ли от беззащитности, принялась брыкаться и извиваться изо всех сил.

Ей удалось наконец пнуть наглого пирата, от чего он ослабил хватку и отступил на мгновение, которого ей хватило, чтобы, пусть и неловко, но развернуться к обидчику лицом и встать. Предательское ночное платье, хоть и изрядно помятое, скользнуло по телу, скрывая наготу. Агата сразу же почувствовала себя увереннее и, сверкая глазами, тряхнула головой: растрепанные кудри пушились от морской, соленой влаги и лезли в лицо, а руки были надежно связаны за спиной.

— Ты знаешь, мне нравится, как ты сопротивляешься, — Вильхельм склонил голову на бок, изучая ее с легкой усмешкой. — Такая красивая и непокорная… Мне кажется, мы могли бы договориться, правда?

Агата на всякий случай сделала осторожный шаг, смещаясь в сторону и, когда Вильхельм даже не шелохнулся, не спуская с него взгляда, обошла стол, на котором… О, Боги, она не будет об этом думать сейчас, нет, никогда не будет! Сглотнув, Агата отвела взгляд от зеленого сукна и расправила плечи, пытаясь пальцами развязать узел на запястьях. Щеки горели, но подбородок она вздернула, а массивный стол казался достаточно надежной преградой, чтобы хотя бы начать соображать.

— Я буду… рада договориться, — выдавила она тихо, чтобы голос не сорвался и не подвел.

— Что ж, — он словно бы в задумчивости коснулся пальцами своего подбородка, и пошел в ее сторону, Агата двинулась в противоположную, но Вильхельм, как оказалась, просто решил сесть в массивное кресло.

Теперь она стояла перед ним, за окнами капитанской каюты катило свои бесконечные волны настоящее море. Агату пробила дрожь из-за того, что тонкое кружево ночного платья могло прикрыть ее наготу, но точно не согреть.

— Ну вот. — Вильхельм оглядел стол, словно что-то хотел найти и покачал головой. — Я даже не могу выпить приличный ром, потому что ты расколотила последнюю бутылку, а за новой пока послать некого…

— Простите… — неожиданно смутилась Агата, хотя вины уж точно не чувствовала, просто этот стол и сидящий за ним Вильхельм в ее уставшем от нервных потрясений сознании смешивался с образом учителя.

Вильхельм, кажется, действительно удивился и приподнял бровь, взгляд заострился и стал еще более опасным.